Читать онлайн «Люди с чистой совестью». Страница 88

Орловцы и брянцы! Отряды: Филиппа Стрельца, имени Ворошилова, имени Фрунзе и многие другие крепко удерживали плацдарм в ста километрах от Курской дуги. Гитлер не мог начать наступление, пока не расчистил тыла своей основной группировки. Он рассчитывал уничтожить Брянский партизанский край с 5 по 15 мая 1943 года, а провозился с ним полтора месяца и так не уничтожил его.

Кубанцы! Отряд имени Героев Советского Союза братьев Игнатовых сражался в предгорьях Кавказа. Гибли от шашек, автоматов и мин кубанцев немцы, румыны и итальянцы.

Украинцы! Несколько рейдовых соединений готовы были к гигантскому прыжку на юг. Под Винницу, Киев, Проскуров, Тарнополь. И на Карпаты!

Вот что означала кипучая деятельность этого штаба. Сюда просачивались через фронт из вражеского тыла ходоки и связные. Здесь готовились шифровки и приказы, здесь бурлила и народная ненависть, и народная любовь. Она народная любовь - приносила деньги на военный заем и на танки. Это она - народная ненависть - требовала заданий, ждала совета, просила патронов, раций, листовок, толу, индивидуальных пакетов, противостолбнячной сыворотки, русско-немецких словарей и на одного хирурга десять подрывников и много-много другого. А если уж очень "настойчивый" приезжал представитель, то и двухрядку и патефон.

Тысячи матерей, жен, отцов, потерявших связь со своими близкими, были убеждены, что они сражаются в партизанском отряде. Они верили, что кто-кто, а уж начальник Центрального штаба партизан должен знать лично их детей, мужей и отцов.

Когда же кончался день приема, были заслушаны доклады, тогда надо было, оставаясь наедине с картой, переставлять флажки, изучать дислокацию, ее плюсы и минусы; распределять оружие, боеприпасы; писать и подписывать шифровки.

Затем, уже на рассвете, ждать звонка с аэродрома, чтобы отметить лично, сколько самолетов, работающих на партизан, выполнило сегодня задания.

А часто, когда уже возвращались самолеты из-под Орла, из-под Минска, Овруча, Гомеля, Брянска, Симферополя, Ровно, Пскова, вдруг раздавался телефонный звонок, и в трубке был слышен знакомый всей стране голос:

- Доложите, как действовал второй фронт за вчерашние сутки...

Начальник Штаба партизан докладывал полководцу советских армий и вождю народа...

Это говорили патриоты из предгорий Кавказа, Брянского партизанского края, Беловежи и Полесья... Говорил Федоров из-под Ковеля, Капуста из-под Гродно...

"Ночью группа партизанского отряда "За Родину" взорвала железнодорожный мост через реку Ивотка на участке Конотоп - Зерново.

В 22 часа на участке железной дороги Невель - Витебск пущен под откос воинский эшелон противника с живой силой и техникой. Уничтожено семнадцать платформ с орудиями и боеприпасами.

Партизанские отряды напали на гарнизон железнодорожного моста через реку Вопь у города Ярцево, на магистрали Москва - Смоленск. Гарнизон уничтожен. Восьмидесятипятиметровый двухпролетный мост взорван.

На участке Смоленск - Вязьма пущен под откос эшелон, паровоз взорван.

Диверсионная группа отряда "Железняк" пустила под откос два встречных поезда на железной дороге Брянск - Льгов. Разбит паровоз, двадцать три вагона, убито сто пятьдесят вражеских солдат и офицеров.

Ночью на участке железной дороги Клочки - Столбцы пущен под откос воинский эшелон, груженный артиллерией, танками, автомашинами и боеприпасами. Уничтожены паровоз, сорок четыре вагона и платформа.

На участке железной дороги Погорелое - Колосове диверсионная группа пустила под откос воинский поезд, груженный артиллерией, танками и боеприпасами. Сожжены паровоз и четыре вагона с техникой.

Два партизанских отряда под командованием товарища Сабурова вели бои в населенных пунктах с карательной группой в составе двух полков с артиллерией, танками, бронемашинами, при поддержке четырех самолетов. В результате боев убито триста пятьдесят гитлеровцев, много ранено. Уничтожены: средний танк, бронемашина, орудие, один самолет-корректировщик сбит, другой подбит.

Подрывная группа товарища Гришина на железной дороге Витебск Полоцк пустила под откос эшелон с автомашинами и пушками. Убито семьдесят пять гитлеровцев, ранено пятьдесят. Повреждены паровоз и десять вагонов.

Диверсионная группа имени Щорса на перегоне Палужье - Выгоничи пустила под откос эшелон противника с живой силой. Разбиты паровоз и тринадцать вагонов. Убито двести гитлеровцев".

Начальник Центрального штаба партизан окончил доклад.

Утреннее солнце вставало над Москвой...

На партизанских аэродромах заливали костры водой и растаскивали дымящиеся головешки.

Флажки на штабной карте оставались недвижимы до следующей ночи.

Тысячи советских патриотов выходили в засады, возвращались с диверсий, несли раненых, рапортовали командирам, получали нагоняи и благодарности...

Тысячами раций, - а где их не хватало, через подпольных связников и ходоков, через партизанские центры - Москва, Центральный Комитет, обкомы, райкомы направляли гнев народа по врагу. Все ощутимее бил народ оккупантов, бил, как говорилось в партизанской присяге, "и автоматом, и винтовкой, гранатой и миной, топором, косой и ломом, колом и камнем".

Двинулись и мы - несколько отрядов под командованием Ковпака и Руднева - в степи и горы Украины.

2

Верные старому обычаю отряда никогда не спрашивать, куда ведут генералы, комбаты и даже комвзводы, мы все же понимали: начался крупный рейд.

Четкость и слаженность марша создавали впечатление легкости походного движения колонны. Привычка "старичков" шутя переносить тяготы боевой жизни помогала "новичкам" чувствовать себя увереннее. Но у первых это была подлинная стойкость - результат двухлетнего опыта, взаимного доверия командиров и солдат, у вторых же иногда - только легкомысленная самоуверенность. А новичков у нас было немало. Разный народ шел теперь в партизаны: и молодежь, подросшая за годы войны, и бежавшие из плена, и сидевшие в приймаках с сорок первого года, и подпольщики, чудом избежавшие смерти или ареста. По приказу Руднева, мы принимали людей всегда с большим разбором. И все же, видя озабоченное лицо Руднева на марше, еще до выхода из партизанского края, я понимал: комиссара беспокоят новички. Он часто объезжал колонну. Выскочив рысью вперед, бросал повод ординарцу и часами шел в пешем строю. Затем, дождавшись повозки Ковпака, делился с ним своими наблюдениями.

- Ничего, Семен Васильевич! Втянутся. Главное, чтоб ноги не потерли... - успокаивал Сидор Артемьевич своего комиссара.

- Необстрелянная публика...

- Об этом уж за нас немец позаботится.

Но, успокаивая комиссара, Ковпак невольно и сам заражался его тревогой. И, наконец, не выдержав, тоже вскакивал на своего высоченного маштака. Ездил Ковпак мастерски, с какой-то чуть-чуть заметной лихостью. Гимнастерка с генеральскими погонами, с форсистой лейтенантской портупеей была перетянута туго новым ремнем. На ремне висел тяжелый кольт. Ветераны бодро подтягивались, смотря прямо в глаза любимому генералу. И стоило маленькой морщинке появиться у глаз, - вся рота улыбалась. Каждый принимал одобрение командира на свой счет. Подбадривались и новички.

- Ничего. Втянутся! Хлопцы как на подбор! - поравнявшись с комиссаром и легко спрыгивая на ходу, говорил Ковпак.

Прыжок этот всегда приводил в восторженное изумление Михаила Кузьмича Семенистого. Паренек мог часами гарцевать в эскорте Ковпака, только бы не пропустить тот миг, когда, бросив повод, почти не опираясь рукой на луку седла, дед ловко перекинет ногу через шею коня и, мелькнув в воздухе, легко коснется сапогом земли, спружинит коленом и, похлопывая ладонью по галифе, тут же вынет из кармана кисет.

Семенистый полюбуется вдоволь, а затем, гикнув, несется вдоль колонны, чтобы где-то впереди, возле разведки, повторить этот номер.

Отряд остановился на последнюю стоянку в партизанском крае у Глушкевичей. Село это было памятно всем участникам рейда на правый берег Днепра. Именно здесь в декабре сорок второго года Ковпак закончил этот рейд. Из этих же краев он начал второй рейд: по Белоруссии и Украине зимой и весной сорок третьего года.

А сейчас, отсюда же, мы двинемся в новый путь.

Но как изменилось здесь все! Зимой сорок второго года мы впервые въехали в это большое село. Была лунная ночь. Выпал глубокий снег. Помнится, отряд двигался мимо деревянной церквушки. Вдоль ровной улицы, как по ниточке, выстроились деревянные избы, украшенные резными наличниками с петухами. Нас встречали женщины, дети, старики... А сейчас, в июне сорок третьего года, лишь развалины напоминают о человеческом жилье. Село сожгла карательная экспедиция. Роты фашистов окружили Глушкевичи и вырезали все мужское население.

Мы медленно едем по пепелищу.

На месте скрещения улиц, в центре, где стояла церковь, - куча золы и кирпичей. А рядом - высокий крест торчит среди бурьянов и запустения, взывая то ли к небу о милости, то ли к людям о мщении! Его поставили два восьмидесятилетних старика - единственные мужчины, оставшиеся в живых в этом селе. Только в одной церкви фашисты сожгли двести восемьдесят шесть человек.