Читать онлайн «Иосиф Сталин – беспощадный созидатель». Страница 32

Доказательство сталинского бонапартизма Лев Давыдович видел и в предстоящих выборах в Верховный Совет: «В каждой из отдельных республик Советского Союза, в каждой из областей, в каждом районе происходит кровавая чистка, не менее свирепая, чем в Москве, но более анонимная. Под аккомпанемент массовых расстрелов, сметающих с земли поколение революции, идет подготовка «самых демократических в мире» выборов. В действительности, предстоит один из тех плебисцитов, секрет которых так хорошо известен Гитлеру и Геббельсу. Будет ли иметь Сталин за себя 100 %, или «только» 98,5 %, зависит не от населения, а от предписания, данного сверху местным носителям бонапартистской диктатуры. Будущий московский «рейхстаг» имеет своим назначением – это можно предсказать заранее – короновать личную власть Сталина, под именем ли полномочного президента, пожизненного вождя, несменяемого консула или – кто знает? – императора».

Причину торжества бонапартизма в СССР Троцкий видел в «запоздалости мировой революции». По той же причине в европейских странах появился фашизм. Если бы мировая революция произошла вскоре после Октябрьской революции 1917 года в России, то бонапартистский режим в СССР, по мнению Троцкого, вообще не был бы установлен.

Другие вожди революции, в том числе Ленин и Сталин, под бонапартизмом понимали нечто иное, чем Маркс и Троцкий. Они рассматривали бонапартизм как классический вариант захвата власти выдвинутым революцией победоносным полководцем. Такое определение, кстати сказать, исключало из числа бонапартистских установленный Сталиным режим, поскольку он не был полководцем, тем более победоносным, по крайней мере, к моменту захвата власти. Сталин пришел к власти исключительно как партийный аппаратчик. Он понял, что даже те массы, которые поддерживали большевистскую революцию, устали от нестабильности и лишений. Поэтому его противники, вроде Троцкого или Зиновьева, по-прежнему апеллировавшие к массам, были обречены на поражение. Сталин же апеллировал прежде всего к аппарату, партийному и государственному, т. е., другими словами, к бюрократии, чиновничеству.

Именно классического бонапартизма советские вожди опасались с самой победы Октябрьской революции. Первым кандидатом на роль Бонапарта в их глазах являлся бывший подполковник царской армии М.А. Муравьев, успешно командовавший советскими войсками во время выступления Керенского – Краснова на Петроград и последующего успешного похода на Украину в январе 1918 года.

Видный британский троцкист Тэд Грант в книге «Россия: от революции до контрреволюции» (1997) писал, что Троцкий в 1935 году определил сталинский режим как формы пролетарского бонапартизма. Грант также в специальном параграфе «Сталинизм: форма бонапартизма» подчеркивал, что в СССР государство «явно представляет интересы сталинской бюрократии. Но как особая форма бонапартизма, в конечном счете, оно представляет рабочий класс, пока оно защищает национализированные средства производства, планирование и монополию внешней торговли». По его мнению, «сталинская бюрократия являлась не новым правящим классом, как утверждали Дж. Бурнхам, М. Шахтман, М. Джилас, Дж. Куронь и Т. Клифф (в компании с буржуазией и правым крылом лейбористской партии), а паразитической кастой, не играющей никакой роли в процессе производства. Именно по этой причине значительные реформы сверху были исключены». Грант утверждал: «Рабочая демократия, существовавшая при Ленине и Троцком, была заменена бюрократическим режимом Сталина. Хотя политические формы и были совершенно другими, чем в первые годы революции, отношение к национализированной собственности сохранилось».

Тут не вполне понятным остается вопрос, а каким образом противники Сталина собирались строить новое государство без бюрократии. Такое государство на практике быстро скатилось бы к анархии. Или они надеялись на быструю победу мировой революции и отмирание государства? Однако Троцкий уже в конце гражданской войны, после неудачи польского похода Красной Армии, крайне скептически смотрел на возможность скорого наступления мировой революции в Европе, а, следовательно, должен был ориентироваться на более или менее длительное существование советского государства. Реальная разница между Троцким и Сталиным была в том, что первый предполагал сохранение внутрипартийной демократии, допускавшей борьбу и конкуренцию различных платформ и фракций, что должно было, по замыслу Троцкого, ограничить всевластие бюрократии, тогда как второй планировал установить единоличную диктатуру.

Грант следующим образом формулировал отличия между сталинизмом и фашизмом: «Фашистская бюрократия опиралась на частную собственность на средства производства и была наиболее чудовищным выражением упадочного режима. Сталинская бюрократия опиралась на новые отношения собственности, установленные революцией, которые на протяжении целой эпохи демонстрировали колоссальную жизненную силу. До недавнего времени российская бюрократия была вынуждена защищать государственную собственность как источник своей власти и доходов. Этот факт позволял играть ей относительно прогрессивную роль в развитии производительных сил. Однако даже в лучшие периоды она оставалась паразитическим наростом на рабочем государстве, источником бесконечных убытков, коррупции и ошибок в управлении. Она имела все пороки, но никаких добродетелей правящего класса». Грант признавал, что после смерти Сталина «были проведены большие реформы, которые привели к росту жизненных стандартов, улучшению социального обслуживания и так далее. Но все это время жесткий контроль оставался в руках бюрократии. Такие реформы всегда проводились сверху и никоим образом не модифицировали отношения между рабочим классом и правящей кастой. Не имелось никаких элементов рабочей демократии».

Несмотря на то, что Троцкий и его последователи, вроде Т. Гранта, старались поместить советский бонапартизм в прокрустово ложе марксистских схем, они верно указывали на главную опору Сталина в виде им же созданной и от него же зависимой бюрократии, которая постепенно оттесняла старых большевиков и выходцев из других партий от реальных рычагов власти.

Для председателя Реввоенсовета и наркома по военным и морским делам единственным реальным путем к власти оставался путь военного переворота. Троцкий был по-прежнему популярен среди командного состава и рядовых красноармейцев. В его руках был контроль над аппаратом Красной Армии. Технически вооруженный захват власти после смерти Ленина был бы для Троцкого достаточно простой операцией. Многие сторонники искушали Льва Давыдовича этой заманчивой перспективой. Но Троцкий мысль о перевороте отверг. Чем бы в таком случае он отличался от какого-нибудь латиноамериканского диктатора или только что, в 1922 году, осуществившего успешный «поход на Рим» вождя итальянских фашистов Бенито Муссолини? Троцкому нужна была не просто власть в России, а власть для осуществления определенной идеи – мировой пролетарской революции. Россия нужна была как плацдарм, но главным образом – как пример для такой революции. В экспорт мировой революции на штыках Красной Армии Лев Давыдович после неудачи польского похода не верил. Но в утопию самой мировой революции продолжал, в отличие от Сталина, свято верить до своего последнего дня.

Между тем, триумвират Сталин – Зиновьев – Каменев действовал. Троцкий еще при жизни Ленина почувствовал себя в Политбюро в полной изоляции. Однажды на заседании Сталин так прямо и сказал ему: «Разве вы не видите, что вы в «обруче» (так на партийном жаргоне называли триумвират Сталина, Зиновьева и Каменева. – Б. С.)? Ваши фокусы не пройдут, вы в меньшинстве, в единственном числе». Кроме того, в последние месяцы жизни Ленина и в решающий период в январе-феврале 1924 года Лев Давыдович был тяжело болен, страдал эпилепсией и не мог поэтому активно участвовать в политической борьбе. Позднее он все же попробовал обратиться к партийной массе, но остался в меньшинстве. Идея мировой революции не вдохновляла партийцев, после гражданской войны мечтавших о мирном существовании и возможности спокойно насладиться предоставленными материальными благами, с началом нэпа более обильными, чем во времена военного коммунизма. А со смещением Троцкого в январе 1925 года с поста председателя Реввоенсовета и наркома по военным и морским делам для него исчезла даже теоретическая возможность военного переворота. Впрочем, справедливости ради замечу, что такой возможности он никогда не рассматривал, хотя вроде бы кое-кто из соратников и пытался подбить его на переворот. Даже находясь в эмиграции, Троцкий надеялся, что Сталина низвергнет широкое восстание недовольных масс, наподобие революции 1917 года, но отнюдь не выступление руководителей Красной Армии.

Идея бонапартистского переворота родилась у одного из ближайших соратников Троцкого Николая Ивановича Муралова, командующего Московским военным округом с марта 1921 по май 1924 г. Именно о нем говорил Маяковский, когда описывал в поэме «Хорошо» похороны Ленина: