Читать онлайн «Дорогой славы и утрат. Казачьи войска в период войн и революций». Страница 46

Необходимо отметить и еще одно весьма существенное обстоятельство. Авторитетный исследователь в области военной социологии, автор более 100 публикаций, в том числе 30 монографий, переведенных на восемь иностранных языков, инициатор создания, основатель и бессменный руководитель пользовавшихся авторитетом и признанием русской белоэмигрантской общественности функционировавших в Париже (1927–1939) и в Белграде (1931–1944) под эгидой Русского Общевоинского Союза Высших военно-научных курсов, выполнявших за рубежом, по сути, функции русской военной Академии, генерал-лейтенант Н.Н. Головин при анализе качественного состояния армии особое внимание обращал на такой важнейший фактор, как моральная упругость войск [208]. Данный показатель отражал соотношение общего количества убитых, раненых, отравленных газами и т.п. с количеством пленных. Чем выше было количество первых и ниже вторых, тем был выше и показатель моральной упругости войск. Интересны сравнительные данные в этой области, приведенные Н.Н. Головиным по русской армии периода Первой мировой войны. Средний показатель из общего количества потерь по всем частям и родам войск был 69% убитых, раненых и т.д. и 31% пленных [209]. В отборных гвардейских частях он составлял соответственно 91% и 9%, в гренадерских – 78% и 22%, в армейской пехоте – 65% и 35%, в стрелковых частях – 82% и 18%, в регулярной кавалерии – 79% и 21%, в артиллерии – 56% и 44%, в ополчении – 42% и 58%. Но самым высоким во всей русской армии данный показатель был в казачьих частях – 94% и 6% [210].

Общее количество попавших в плен казаков было крайне невелико. Г.Л. Воскобойников правильно заметил, что военнопленных и без вести пропавших[40] среди личного состава казачьей конницы значительно меньше даже по сравнению с личным составом регулярной конницы. И это при том, что казачьи части составляли примерно 70% всей кавалерии русской армии. По его мнению, крайне незначительное количество пленных и пропавших без вести казаков «говорит о высокой дисциплине и моральном духе личного состава казачьей конницы, верности воинскому долгу» [211]. За весь период войны без вести пропавших и находившихся во вражеском плену числилось всего 6453 казака [212]. (По другим данным – 6763 казака [213].) Высокие качества казачьих формирований проявлялись не только в ходе боевых действий, но и в других, зачастую не менее сложных обстоятельствах. При этом от всего их личного состава требовались высокая воинская дисциплина, безусловная исполнительность и завидная выдержка. Одним из таких обстоятельств явилась намеченная командованием в самом конце 1916 года существенная организационная перестройка всей кавалерии русской армии. В рамках ее осуществления предусматривалась серьезная структурная реорганизация и сокращение общей численности регулярной и казачьей конницы на третью часть [214]. Она должна была осуществляться путем перевода кавалерийских и казачьих полков из шестиэскадронного (шестисотенного) состава в четырехсотенный за счет спешивания двух эскадронов (сотен). На принятии такого непростого решения сказались два фактора: переход к принявшей затяжной характер позиционной войне по всей линии фронта, что сильно ограничивало возможности использования кавалерии, а также то обстоятельство, что к этому времени на всех фронтах обнаружились значительные трудности в снабжении продовольствием и фуражом. В январе 1917 года Ставка Верховного Главнокомандующего направляет в войска приказ о начале практических мероприятий по реорганизации всех конных подразделений. Он сразу же вызвал отрицательную реакцию как командования и офицеров кавалерийских и казачьих полков, так и нижних чинов. Особенно негативной, даже болезненной она была среди казаков. Ведь намечавшиеся изменения противоречили вековым традициям казачества, несшего военную службу в конных частях. Вся система подготовки казака к службе в армии начиная с самого раннего возраста была ориентирована на ее несение в казачьих кавалерийских формированиях. Без преувеличения можно сказать, что именно характер конной службы доминировал в традиционных взглядах, представлениях и даже в общем мировоззрении казака-воина. Поэтому приказ о спешивании и переводе в пешие казачьи подразделения, непосредственно затрагивающий каждого третьего казака, явился еще одним испытанием на прочность. На это очевидное обстоятельство в специальной записке на имя начальника штаба Верховного Главнокомандующего обращал внимание и Походный атаман. Он отмечал, что исполнение данного приказа произведет на казаков крайне неблагоприятное впечатление, поскольку они «...любят только службу на коне» [215]. О своем нежелании воевать в пехотных частях открыто заявляли не только рядовые казаки, но и казачьи офицеры. Показательны, однако, практические действия казаков по исполнению полученного приказа. По этому поводу в одном из документов Ставки Верховного Главнокомандующего особо отмечалось, что, хотя пехотная служба является для них «...совершенно чуждой и нежелательной... казаки безропотно идут в пешие батальоны» [216]. Чувство воинского долга, дисциплина и исполнительность казаков-фронтовиков оставались на высоком уровне.

Ввиду постоянно поступавшего в Ставку множества сведений об отрицательной реакции на начавшееся реформирование казачьих полков, в 20-х числах февраля 1917 года Верховный Главнокомандующий сначала приостановил, а спустя несколько дней отменил приказ о сокращении численности казачьей конницы и спешивании значительной части казаков.

Отмеченные качества казаков были очень хорошо известны командованию. И оно пользовалось этим в полной мере, особенно в сложных и критических ситуациях как на фронте, так и в тылу. Особо пристальное внимание на казачьи части обращалось при необходимости выполнения непростых по форме и чрезвычайно тяжелых по внутреннему содержанию морально гнетущих заданий военно-полицейского характера. Небольшие по численности отдельные казачьи подразделения активно использовались командованием при поддержании порядка в ближнем тылу, особенно на железнодорожных станциях, в населенных пунктах, при задержании дезертиров. Казаки пресекали любые противоправные действия солдат в отношении лиц военной администрации и местного населения. Казачьи разъезды, выполняя приказ, постоянно дежурили на всех ведущих в тыл дорогах и задерживали самовольно покинувших воинские части солдат. В большинстве случаев именно на казачьих сотнях и полусотнях практически целиком лежала весьма неблагодарная задача поимки дезертиров в прифронтовой полосе.

Отважные воины, смело смотревшие в лицо смерти, отчаянно шедшие навстречу любой опасности, испытывали колоссальное морально-психологическое напряжение от несшихся в их адрес оскорблений со стороны фактически разложившейся солдатской массы. В сознании большинства казаков происходила тяжелая и напряженная внутренняя борьба между чувством верности присяге, воинским долгом и очевидным нежеланием выполнять не свойственные им функции и терпеть публично наносимые оскорбления. Сильно тяготила многих казаков и печальная память о 1905 годе. В казачьем сознании стал обозначаться определенный внутренний перелом, некоторая постепенная трансформация устоявшихся традиционных взглядов и представлений. В казачьей среде подспудно нарастало чувство протеста и негодования. С течением времени это начинало проявляться и в настроениях казаков. Неслучайно, характеризуя внутреннее состояние части донских казаков-фронтовиков еще в начале 1917 года, жандармерия отмечала усиление недовольства в их среде. В жандармских донесениях по этому поводу все чаще стали звучать весьма тревожные нотки, а в одном из них прямо отмечалось, что некоторые казаки «...почти открыто повсюду высказываются: „После заключения мира мы со всеми за все рассчитаемся“ [217]. Но, несмотря на это, казаки продолжали выполнять свой долг и все приказы командования.

В ходе военных действий в период Первой мировой войны русская армия понесла большие потери убитыми, ранеными, без вести пропавшими и пленными. Немалыми они были и в казачьих соединениях, частях и подразделениях. К началу осени 1917 года, то есть ко времени, когда крупномасштабные боевые действия на фронтах практически прекратились и даже позиционная война не имела былого накала, а на смену артиллерийским и огневым дуэлям пришло братание с противником, когда армия стала явочным порядком самораспускаться и отказываться не только от выполнения боевых приказов, но даже от простого сиденья в окопах и впадать в своеобразное коматозное состояние – ни войны, ни мира, официальными органами были подведены масштабы всех потерь русской армии за годы войны. Согласно этим данным, среди казачества они составили 8314 человек убитыми и умершими от ран, 30 032 человека ранеными и контужеными и 6453 человека пленными и без вести пропавшими [218]. Общие потери во всех казачьих частях и подразделениях исчислялись цифрой 44 799 [219].