Читать онлайн «Искупление». Страница 41

Каменная стена, утыканная поверху медными наконечниками копий, давно позеленевшими и сливавшимися издали с зеленью дворцового сада, - стена эта сделала поворот, и открылась широкая площадь перед дворцом. Прямо на ее середину были распахнуты ворота. Их кованая, замысловатая вязь била в глаза позолотой, и все это - ворота, камень высокой стены, площадь - дышало жаром, смешивалось с запахом пыли, горьких, засушенных на корню трав.

У ворот сгрудилась стража отборных нукеров. Несмотря на жару, они были в боевом облачении, даже пояса поверх укороченных халатов были особые, а латы, кольчуги, шлемы - все было настоящее, боевое, прокаленное солнцем... Увидали Сарыхожу - скрестили копья. Дождались окрика - пропустили. Через сотню шагов - другая стража, и снова тот же прием, но теперь позволено было проехать лишь князю с Сарыхо-жой, да пропустили телегу с подарками. Бренок не выдержал: окликнул Квашню, и тот в один миг уступил место мечнику. Дмитрий лишь покосился на Бренка: молодец... Князю Андрею он успокоительно кивнул, Сары-хожа уже повернул в широкую аллею, по обе стороны которой вплоть до самого дворца, белевшего в глубине, стояли татарские воины в пять рядов и в полном вооружении, а перед ними в один ряд тянулись открытые арбы с несметными богатствами - подарками, как пояснил Сарыхожа, великому хану. Десятки и десятки возов, присланных этим летом из Египта, из предгорий Кавказа, из-за Камня [Камень - Уральские горы], из Персии, из Китая, из Твери.

- Подарки Рязани! А та арба - из Литвы!

Сарыхожа улыбался все шире, все острей посматривал в лицо Дмитрия и оборачивался на скудную телегу, которой правил Бренок. Вот не думал не гадал Михаила, что поедет в телеге по ордынскому гнезду...

- А та арба - от немецких рыцарей дар всемогущему хану!

Дмитрий слушал Сарыхожу и смотрел.

Тут были поистине дорогие подарки. Несметные эти сокровища - лишь малая капля того, что сокрыто в погребах Орды. Тут и разноцветные подушки и ковры для свершения мусульманского обряда, ткани из далекой Венеции. Тут и ковры из тонких, выделанных кож с навесами из дорогих шкур поверх них. Особо были выложены и расковрены калджурские с тонкой восточной насечкой, позолоченные булавы, франкские шлемы и позолоченные латы, иссиня-черные, вороненые кольчуги. Были тут светильники на подставках, седла из Хорезма, уздечки с чеканкой по золоту и серебру, бармы для очелья конского, толстые панцири из бычьей кожи для людей и лошадей со вшитыми в них мелкими щитами. Особо красовалось новое оружие: луки с кольцами, луки для метания ядер.

- Бренко, зри и запоминай! - обронил Дмитрий.

А слева и справа все тянулись и тянулись арбы. Рябило в глазах от копий, сулиц, стрел, уложенных в ящики и набитых в расписные колчаны. Тут же были котлы змеевико-вые, лампады позолоченные на серебряных и позолоченных цепях, сорванные, видно, в православных церквах. Ослепительно блистало шитое золотом египетское одеяние, александрийские одежды, застывшей в воздухе сказкой белела и отдавала синевой и золотом китайская посуда... А Сарыхожа твердил по-русски, что все эти вещи, изготовленные в Египте и на Востоке в знак преклонения перед Ордой, присланы великому хану и Мамаю. "Все-таки и Мамаю", - схватил мысль Дмитрий... Много быстроногих арабских коней, нубийских верблюдиц, попугаев. Ждут слона и жирафа - зверь невиданный доселе и превеликий...

Они проехали лишь половину аллеи и остановились в том месте ее, где деревья, воины татарские и рабы с подарками делали широкий круг, после которого аллея снова шла ко дворцу.

Двое нукеров скрестили копья.

- Нас останавливают? - спросил Дмитрий.

- Нам надо смотреть, - ответил Сарыхожа.

Посреди круга горел костер. Пламя сухих дров было почти не видно на ярком солнечном свету. Пахло дымом.

На круг вывели связанных .мужчину и женщину, похоже было, что только и ждали московского князя. За ними шел громадный нукер с саблей в руке.

- Темир! Темир! - раздались голоса.

Дмитрий вопросительно глянул на Сарыхожу - что тут творится? Тот понял по-своему и ответил:

- Темир - первый батырь Орды!

Первый богатырь Орды схватил связанного татарина за волосы, принагнул и отрубил ему голову. Голова осталась у него в ручище, а тело вывернулось и упало на выбитую ногами сухую землю. Руки мертвеца дважды царапнули землю, плечи вздрагивали, замирая, а кровь била из середины страшного среза и разливалась по земле широко, как по столу, неровно, растекаясь меж трещинами в земле.

Дмитрий закусил губу и смотрел.

- Кам сказал: он виновник суховея! Он взял в жены дочь гор, христианку, и ходил к вашему попу есть вашего бога Христа с ложки!

- У нас на Москве немало татар крещеных, и все причащаются в церквах, - ответил Дмитрий.

- Но этот жил в Орде! Он накликал гнев неба!

- А чем виновата женщина?

- Она будет продана в рабство!

В это время батырь Темир-мурза взял женщину за подбородок, что-то говоря ей. В тот же миг сотни глоток выхаркнули неясный крик возмущенья: женщина плюнула в лицо великана.

Темир-мурза прорычал что-то сквозь стянутые з оскале зубы, откинул саблю и схватил свою жертву ручищами. Он готов был разорвать ее на части, но вместо этого швырнул на землю, разодрал ее одежды и клочьями их утер себе лицо. Воем восторга ответили любимцу нукеры. Это вдохновило Темира. Он саблей прорезал щеки отрубленной головы, продел веревку в страшные прорехи и связал концы. Получилась широкая петля. Довольно прищелкнув языком, покачивая голову на веревке, си рывком поднял женщину и надел ей голову убитого мужа на шею.

Снова заревело воинство. Темир гаркнул что-то, и десятки близстоящих кинулись к костру. Они выхватывали из пламени головни и снора становились в круг.

Одному Темир приказал вести женщину за косы, а стоявшие били ее тлеющими головнями.

- Нехристи! - шипел Бренок позади.

Князь и мечник были в кругу, где среди бела дня творилась адова мука.

После того как женщина несколько раз падала и уже не держалась больше на ногах, ее били лежащую, а потом отволокли в сторону и бросили рядом с обезглавленным трупом.

- Он глупец был: он не дал каму серебра! - пояснил Сарыхожа, обдавая Дмитрия горячей смолой черных глах.

Темиру-мурзе подвели коня. Он сел и направился ко дворцу. Вскоре разрешили двигаться и московскому князю. "Устрашают!" - мелькнула мысль, и от этого стало немного легче на душе. Хан с Мамаем не станут устрашать, если хотят убить. Это подумал и Бренок, которого тоже потрясла расправа над связанными людьми.

Последний заслон ханской стражи обезоружил Дмитрия и Бренка. Разворошили телегу с подарками. Пощелкали языками над серебряными клетками с соколами. Полезли было в клетки, но Бренок возопил:

- Не лапай руками!

Дорогими коврами была выстлана мраморная лестница, что вела под высокую арку, в глубине которой отрадной тенью обозначилась раскрытая настежь дверь. У нижней ступени горели два огня в больших плошках. Пахло салом, протухшим от жары. У плошек стояли татарки с копьями. Подтоки копий о"и упирали в ступени, а наконечники, сверкавшие отточенными рожнами, задрали вверх, растянув привязанную к ним веревку толщиной в вожжу. На веревке болтались войлочные болванчики - "братья хозяина". У ног татарок стояли высокие чаши с водой.

- Княже!

Дмитрий оглянулся и по знакам, которые делал ему Бреиок, понял: не наступи на порог - убьют! Не обходи огня - сделают то же самое. Щурился Сарыхожа и наконец сделал жест рукой - иди!

"Да будет воля твоя!.." - прошептал Дмитрий.

Он прошел меж огней медленно, спокойно. Татарки шептали заклинанья и брызгали водой, они трясли копьями, отчего дергались и качались над головой сая-гани. Вот и порог. Ковер коварно облег его, скрывая мраморную плаху. Дмитрий переступил его и взглянул перед собой. "А это что за дьявольщина?" - подумал он; за порогом, поперек ковра на высоте пояса была натянута толстая золотая цепь.

Дмитрий остановился и тут же заметил еще одну выдумку хана. В большой светлой палате, почти целиком занимая ее, был поставлен богатый шелковый шатер жаркого, светло-желтого цвета, расшитый зелеными травами и пречудными птицами между ними. Дмитрий прищурился на цепь, покусал губу - перешагнуть цепь невозможно, подлезать под нее - поклониться хану еще раз, сверх принятой меры.

Он обошел цепь, стал снова на ковер перед входом и заставил себя коснуться левым коленом ковра.

- Входи! - послышался голос из шатра.

Дмитрий вошел и, присмотревшись к полумраку, увидел перед собой хана. Он был хорошо виден весь - от головы, покрытой каким-то немыслимым, с бахромой колпаком, до ног, одетых в легкие башмаки из красной шагреневой кожи. Сидел он на мягком троне, спинка которого не подымалась выше плеч и была обита бордовым бархатом. Руки лежали на гнутых золоченых ручках трона. Дорогой китайский халат, застегнутый по-татарски, на правую сторону, блестел серебряным шитьем по светло-зеленому полю дорогой ткани и был подпоясан красным, почти в тон башмакам, широким поясом. Кривой нож торчал за поясом слева, а справа висели на тонкой серебряной цепочке два больших черных рога, усыпанных золотыми звездами. Казалось, ему не было и двадцати лет. Волосы его были зачесаны за уши, а на круглом желтом лице чернели точки коротких и узких усов, жидкая бородка как бы приклеена к подбородку.