Читать онлайн «Жизнь Мухаммеда». Страница 21

Самым интересным лицом из родственников Хадиджи, присутствовавших на свадьбе, был ее двоюродный брат Варака - бобыль и богоискатель-ханиф, чуть ли не постоянно живший в ее доме.

В прошлом Варака немало поскитался по белу свету, побывал и в Византии, и в Персии, и в Йемене. Он умел читать и писать и слыл знатоком различных религиозных систем. Мухаммед, с его определенным интересом к религиозным проблемам, Вараке очень понравился, и он, пожалуй единственный среди родственников Хадиджи, сразу и безоговорочно одобрил ее выбор. Рассказывают, что на свадьбе именно он, а не отец Хадиджи произнес положенную застольную речь.

Если люди почтенные и доброжелательные полностью одобряли заключенный брачный союз, то среди завистливых и легкомысленных нашлось немало насмешников и циников, исподтишка отпускавших шуточки в адрес двадцатипятилетнего жениха и сорокалетней невесты, которая в буквальном, а не переносном смысле годилась ему в матери - арабские девушки выходили замуж очень рано, и в десять - двенадцать лет их уже считали невестами. Особенно должны были злословить сверстники Мухаммеда, почитатели поэзии, из которых, отметим, почти каждый не задумываясь поступил бы точно так же, как он, хотя поэтическим идеалам состоявшаяся свадьба вопиюще противоречила.

В жизни любили и почитали богатство так, как может его почитать и любить только купец, вынужденный изо дня в день, из года в год покупать, продавать и обменивать товар с единственной целью получить хоть ничтожную прибыль; купец, знающий, обязанный знать цену каждой вещи, для которого богатство, и только богатство, - защита от всех превратностей судьбы, а то и от голодной смерти - ибо нет у него ни земли, ни скота, ни ремесла, которые могут его прокормить. А поэты презирали деньги и утверждали, что богатое наследство лучше всего истратить на пиры с друзьями и любовь красивых женщин - все равно молодость отцветет, жизнь пройдет, а над могилами расточителя и скряги насыплют одинаковые холмики земли, имена их равно уйдут из памяти потомков, канут в вечность.

В жизни женились по расчету, а поэты воспевали любовь свободную, огненно-чувственную, непереносимые муки любви и исступление страсти. Собственно, чувственную любовь они только и знали, а накал страсти служнл для них единственным мерилом любви. Герои чахли и умирали от неутоленной страсти, бледнели и падали без чувств от одного взгляда на обожаемое существо. Впрочем, и у чувственной любви был свой предел - его достигли мужчины одного из легендарных племен - неразделенную любовь они еще могли какое-то время выносить, но от разделенной любви умирали тотчас же. Объектами такой поэтической любви-страсти были юные прекрасные девы, с огромными, как у газелей, глазами, и не менее прекрасные цветущие молодые женщины. Любовь к этим красавицам и любовь с этими красавицами арабские поэты воспевали неустанно и вдохновенно. А любовь к сорокалетним вдовам не воспевали, как-то их это не вдохновляло, даже если вдовы были богаты. Мухаммед неплохо знал арабскую поэзию, но не был ее особенным поклонником. Поэтов же определенно не любил, с годами все больше и больше. Сознавал ли Мухаммед свою собственную поэтическую одаренность - неизвестно.

Глава 6

Семья

Торговые неудачи Мухаммеда

Его любовь к Хадидже

Их отношения

Дети

Замужество дочерей

Перестройка Каабы

Засуха и голод

Мухаммед принимает в свою семью маленького Али

Помощь Мухаммеда Халиме

Усыновление Зайда

Возврат к религиозным исканиям

Женитьба на Хадидже - этот внезапный поворот в судьбе Мухаммеда - имела также неожиданные, непредусмотренные и едва ли предсказуемые последствия.

Капитал Хадиджи не позволил Мухаммеду развернуться, стать крупным торговцем. Не пришлось Мухаммеду снаряжать караваны в Сирию и Йемен, к берегам Персидского залива и Средиземного моря, своими глазами увидеть жизнь экзотических стран и народов.

Мухаммед делил участь других хашимитов, да и не только хашимитов, которых верхушка мекканских богачей в конце концов заставила понять, что экспортно-импортные операции, единственные для курайшитов по-настоящему прибыльные, прекрасно обойдутся без них. Добились этого мекканские магнаты постепенно и бескровно, и контроль над транзитной торговлей был довольно простой - иноземных купцов в Мекку не допускали, все товары покупали на местах через своих постоянных торговых агентов, доставляли товары крупными партиями, экономя на перевозке и полностью покрывая потребности рынка. Временным и нечувствительным для себя снижением цен они могли спокойно разорить любого "чужака", вздумавшего с ними конкурировать.

Удачная поездка Мухаммеда в Сирию с товарами Хадиджи была рискованной вылазкой, счастливо сошедшей ему с рук, почти авантюрой, системой подобные экспедиции стать не могли, и Мухаммед вынужден был полностью от них отказаться.

Оставалась торговля всем, что может подвернуться в самой Мекке и на ярмарках - в Укказе, близ Таифа, и в долине Мина, - приуроченных к священным месяцам. Своей лавки у Мухаммеда не было. Ему приходилось большую часть дня толкаться на городском базаре в надежде с некоторой выгодой для себя что-нибудь купить, продать или обменять - чаще всего именно обменять: зерно на партию фиников, растительное масло - на шерсть. Финики и шерсть, в свою очередь, шли на обмен и продажу, отчего в конце концов могла получиться некоторая прибыль, а могло и ничего не получиться. Такая торговля требовала беспредельного терпения, немалого ума и смекалки, хорошего знания людской психологии и отличной памяти. К середине дня из-за невыносимой жары деловая жизнь в Мекке замирала, а вечером вновь оживлялась на несколько часов. Нередки были дни и даже недели, когда торговля практически приостанавливалась - тогда можно с чистой совестью и не ходить на базар, так как заранее известно, что ничего нового в Мекку не привезли и никакие новые покупатели в ней не появились. А свои, мекканцы, прекрасно знали дорогу к дому Мухаммеда, случись у них потребность что-нибудь у него купить, занять или обменять.

Сколоченные за год довольно солидные партии товара Мухаммед вез на ярмарки - приезжавшие кочевники запасались всем необходимым надолго, покупали и для себя и для соплеменников, оставшихся дома. На ярмарках торговцы неплохо зарабатывали, только, к сожалению, ярмарки бывали редко три-четыре в год, не больше: Мухаммед был одним из самых настойчивых и трудолюбивых курайшитов, но сколько он ни старался, состояние его и Хадиджи не росло, торговая деятельность едва покрывала текущие расходы семьи. Уж слишком было их много, средних, мелких и мельчайших мекканских негоциантов, - какие бы толпы паломников ни стекались в "священный город", разбогатеть на торговле с ними было невозможно, совершенно немыслимо.

Вряд ли Мухаммед ожидал, что его женитьба на Хадидже, не оправдавшая его надежды на настоящее богатство, может принести ему большую и высокую любовь. Однако случилось именно так. Мухаммед полюбил Хадиджу искренне и глубоко, на всю жизнь. Для него она стала самой прекрасной женщиной. Единственной и неповторимой. В этом смысле любовь Мухаммеда и Хадиджи вполне соответствовала тому поэтическому идеалу, который господствовал среди арабов. Но не только соответствовала. В их отношениях осуществилось и то, что было неизвестно и в какой-то степени чуждо гениальным арабским поэтам, красота и счастье гармоничного сочетания чувственной и духовной любви. Полное доверие друг к другу. Глубокое уважение. Искренность.

Отношения с Хадиджей, так счастливо сложившиеся, к вящему огорчению всех недоброжелателей и завистников, не были простым даром судьбы, случайным совпадением темпераментов и характеров. В большей мере они были сотворенными, активно созданными Мухаммедом и Хадиджей, главным образом Мухаммедом. Его недаром считали человеком надежным и верным - заключив брачный договор с Хадиджей, Мухаммед намеревался полностью выполнить взятые на себя обязательства. С его точки зрения, любовь к Хадидже являлась его непреложным нравственным долгом, так же как его нравственным долгом являлась забота о ее всестороннем благополучии.

Атмосфера полной искренности, так способствующая прочной дружбе и глубокому доверию, утвердилась в доме Мухаммеда также не случайно - Мухаммед был убежден, что человек всегда должен стремиться говорить правду и только правду, как бы его это ни пугало и как бы ему ни было это тяжело. Говорить правду означало не только не скрывать своих поступков, что сравнительно легко, но и не скрывать своих намерений, тайных и никому не видимых движений души. В этой связи интересно, что "намерениям" Мухаммед придавал едва ли не большее значение для оценки человека, чем его поступкам, делам, и утверждал в дальнейшем, что "действия людей будут судимы по намерениям" - положение, которое находится в противоречии с христианской этикой, согласно которой, по образному выражению, благими намерениями выстлана дорога в ад, и человека нужно судить не по словам, а исключительно по делам.