Читать онлайн «Русский клуб. Почему не победят евреи (сборник)». Страница 13

Сталинский режим был очень суровым. Всеобщее крепостное право не могло не вызывать широчайшего (и глубоко скрытого, конечно) недовольства. Какие же идеи это недовольство могло порождать? Реставрация стала бессмысленной утопией, «демократический социализм» был так опорочен историей, что его забыли. Словом, на исходе сталинского правления в России не имелось никаких противостоящих идей (грубой и примитивной пропаганде тогдашних «Голосов» не верили даже голодающие колхозники).

Смерть Сталина и хрущевские выпады против его наследства вновь породили в стране по второй половине 50-х годов общественное и идейное движение, чего не было 30 лет. Нетрудно догадаться, что оно началось как бы с прерванного предела: вспыхнула как бы «вдруг» борьба между наследниками сталинских имперцев-централистов и сторонниками троцкистского революционного космополитизма. Под другими названиями, не поминая, разумеется, предшественников, повели меж собой ожесточенный спор «Октябрь» и «Новый мир». Ничего русско-патриотического в тех шумных спорах не было: новомировцы воспитывали интеллигенцию в либерально-демократическом духе (позже это вполне выявилось в «пражской весне»), главными героями их были «жертвы культа личности», под которыми понимались, конечно, не сонмы замордованных русских священников, дворян, разночинцев-интеллигентов и крестьян, а исключительно сподвижники Троцких и Тухачевских. Кочетов, женатый на еврейке, имея главным советником Идашкина, был сторонником сталинской автократии, но отвергал любое русское своеобразие, а Православную церковь числил в одном ряду с ЦРУ и западногерманскими реваншистами.

Внешне не заметная, возникла в советской общественной жизни пресловутая «ловушка Иоффе» (так называется известный процесс в теоретической физике): пробуждающемуся русскому сознанию предлагались на выбор либеральный «Новый мир» или консервативный «Октябрь», но куда бы ни пошел тут несчастный русский человек, он в равной степени оказывался далеко-далеко от подлинной своей духовной Родины.

Положение стало резко меняться с 1965 года: появилась «Молодая гвардия», возглавляемая Анатолием Никоновым. Об этом человеке со временем будет написано много, а сейчас, когда он скончался в полной безвестности, пришла пора сказать: то был подлинный русский самородок. Получив неважное образование, лишенный литературных и иных гуманитарных дарований, он обладал природным вкусом и безупречным чутьем на все хорошее и дурное. Самодумкой, без подсказки он понял значение русской истории и культуры, распознал разрушительные силы, плясавшие на поверхности в разного рода маскхалатах. Необычайное обаяние и бескорыстие позволили ему сделаться подлинным вдохновителем первых, важнейших шагов русского возрождения. Как и положено у нас, недооцененный современниками на родине, он получил должную оценку у международных русофобов. Сомнительный француз Леон Робель, женатый на выпускнице МГУ и вхожий во многие московские салоны, писал в 1972 году в парижском либерально-марксистском журнале: «Когда Александра Твардовского вынудили отказаться от руководства журналом «Новый мир», во всем мире много говорили об этом… Когда же в начале прошлого года главный редактор журнала «Молодая гвардия» был освобожден от своих обязанностей, это решение, политически намного более важное, прошло при полном молчании…» Да, Робель знал свое дело: снятие Никонова было действительно «политически более важным», чем отставка спившегося и устаревшего Твардовского.

Начался период отчаянной молодогвардейской атаки. Первыми публикациями, вызвавшими огромный общественный отклик, стали «Письма из Русского музея» Солоухина и воспоминательные записки Глазунова. Пафос этих (и многих подобных) произведений был сугубо критический: о разрушении русской культуры в коминтерновские времена, о забвении великих имен и свершений русской истории. Казалось бы, критиканы из «Нового мира» должны были бы поддержать молодых и горячих обличителей «системы», но нет, именно из либерального, а не официального лагеря обрушился на них поток осудительных приговоров. Многих читателей «Нового мира», этого оплота тогдашнего свободомыслия, не могла не смутить политическая подкладка обвинений, прямые признаки того, что на либеральном же языке именовалось «доносом». Выяснилось также, что обличителями «молодогвардейцев» стали по преимуществу еврейские авторы (Волынский, Каменский и др.).

Первый период «МГ» продолжался до 1970 года включительно. Был дан широкий охват общественных вопросов, тон публикаций отличался боевитостью и прямотой. Подчеркнем, что речь идет не об одном журнале, а именно о движении, охватившем многие центры, «Молодая гвардия» – лишь собирательное имя этому. Никакой особенной там стратегии и тактики у неопытных и наивных молодогвардейских деятелей не имелось. Все казалось очень просто: руководители страны находятся в плену у омертвелой марксистской догмы и русофобской революционной традиции, этим пользуются враги России, подсовывая им разные вредные соблазны; надо объяснить руководителям, что и как, разоблачить подлинное лицо новомировских и всяких иных либералов и… все станет хорошо: постепенно СССР преобразуется в Великую Россию и начнет излечивать застарелые болезни.

Однако на практике все стало совсем не хорошо. Во второй половине 60-х годов в советском руководстве происходила напряженная, хотя и довольно мирная борьба за власть. Правящая группа Брежнева – Суслова – Пономарева держала курс на «разрядку» и сближение с Западом, а внутри страны искала опоры у нерусских сил. Тонкими, невидимыми нитями (через Симонова, Кожевникова, Черноуцана, многих иных) эта ведущая группа была связана с кругом либерально-еврейской интеллигенции, а по старым коминтерновским связям – еще дальше и глубже. Ей оказывала сопротивление группа Шелепина – Мазурова – Полянского, которые в общем придерживались умеренной сталинской линии; никакой связи с молодогвардейцами у них не было, они вообще оказались простоватыми бюрократами, не могли и не умели опереться на общественное движение.

Опыт и связи противников были слишком уж не равны, чтобы противостояние могло длиться долго. Решающие события произошли в 67-м: шелепинского Семичасного сменил на посту главы Госбезопасности бывший подчиненный Пономарева Андропов, а ключевой пост столичного градоначальника Егорычева, сторонника твердого курса, заместил «никакой» Гришин. Победа брежневско-сусловской группы была, однако, еще не полной, на среднем уровне засело много деятельных сталинистов, слабоватое верховное руководство не могло с ними так уж сразу управиться. Окончательно все решилось в течение 69-го года, в 90-летие Сталина. Год начался с резкого выпада шелепинских сторонников: появилась в «Коммунисте» статья явно просталинского толка, с выпадами в адрес либеральных идеологов, среди подписавших значилось несколько работников ЦК и один из помощников Брежнева Голиков. Верхушечные сталинисты получили поддержку со стороны «своего» фланга: в середине же года появился в «Октябре» боевой роман Кочетова: критика «разрядки» и сближения с Западом была там последовательной и удивительно смелой. Однако у Кочетова не имелось свежей положительной идеи, а от русского возрождения он резко и враждебно отмежевался (роман был столь скандальным, что его не издали отдельной книгой, это сделали только в Минске – Машеров был последовательный противник «разрядки» и борец с «сионизмом», в конце концов, он доигрался). К концу года готовились уже к изданию сочинения Сталина и многое прочее, но… ничего не вышло, сусловские люди пересилили.

Они все же были мастера высокого градуса, поэтому нанесли своим профанам-соперникам удар страшной силы, а главное – с неожиданной стороны. В том же 69-м в тихой Финляндии международный лазутчик, советский гражданин, бывший зек и мелкий фарцовщик в юности, некий Виктор Луи передал западным издательствам «мемуары Хрущева». Документ, как показало время, был в целом подлинным, но хорошо и целенаправленно отредактирован. Основная нехитрая идея «мемуаров» – разоблачение негуманного Сталина, но особенно – его антисемитизма (то, что простоватый Никита сам был грубым антисемитом, редакторов не смущало). Мировая «прогрессивная общественность» стала на дыбы: как! в Советском Союзе собираются вновь возвысить этого негодяя и антисемита?! Ясное дело, многие руководители западных компартий, а также все «прогрессивные деятели» доложили в ведомство Пономарева свое негодование. Пришлось, так сказать, согласиться с «прогрессивным общественным мнением» и реабилитацию Сталина отложить.

1969 год закончился, к несчастью для шелепинских сторонников, жалкой статейкой в «Правде», опрокинувшей все надежды сталинистов. В начале 70-го сусловцы извергли из своей среды двух сталинистов, занимавших ключевые посты в идеологии: зав. пропагандой ЦК Степакова и председателя Госкомиздата Михайлова, а также кое-кого помельче. Всё, Шелепин, Полянский и Мазуров еще ходили на заседания Политбюро, но жизнь текла уж мимо них. Вся власть в стране сосредоточилась в двух родственных центрах: Брежнева с его помощниками и Суслова – Пономарева (жены всех троих были одного происхождения).