Читать онлайн «Принуждение, капитал и европейские государства. 990– 1992 гг». Страница 26

Почему политическая и коммерческая власть выскользнула у городов-государств и городов–империй Средиземноморья и перешла к крупным и относительно зависимым городам Атлантики? Эти города проиграли не только потому, что торговля по Атлантике и Балтике стала интенсивнее, чем торговля по Средиземному морю, но потому что для успеха государства становилось все важнее иметь в своем распоряжении большие регулярные вооруженные силы и эффективную экономику. Когда в конце XVI в. Испания, Англия и Голландия начали посылать на Средиземное море большие вооруженные суда для торговли и пиратства (причем одно было трудно отличить от другого), такие города–государства как Рагуза, Генуя и Венеция, обнаружили, что для того, чтобы избежать коммерческих потерь уже недостаточно было только скорости, связей и уловок. Теперь выигрывали и в коммерческом, и в военном отношениях владельцы больших кораблей, приспособленных для долгих плаваний по океану, (Guillerm, 1985; Modelski, Thompson, 1988).

Почему города–государства, города–империи, союзы и религиозные организации перестали быть преобладающими типами государств в Европе? Здесь важны два события. Во–первых, в результате коммерциализации и накопления капитала в крупных государствах сократились преимущества небольших торговых государств, которые раньше могли делать большие долги, проводить успешное налогообложение и в защите от крупных неморских государств полагались на свой собственный флот. Во–вторых, постепенно военное дело изменилось таким образом, что небольшие, отдельные суверенные государства оказались в невыгодном положении и проигрывали большим государствам. Флорентийскую и Миланскую республики разрушила тяжесть военных требований XV и XVI вв. И действительно, профессиональный создатель армий наемников Франциско Сфорца в 1450 г. стал герцогом Милана, а затем его наследники утратили свое герцогство в пользу Франции (1499 г.) и позднее Испании (1535 г.).

Во Флоренции возрожденная республика просуществовала до 1530 г., когда папа вместе с императором Карлом V оккупировали ее (сельские земли) contado, вынудили город сдаться (несмотря на сильные фортификационные сооружения, предложенные комиссией во главе с Николо Макиавелли и построенные под руководством Микеланджелло Буанаротти) и поставили здесь герцогами Медичи. Эта эпоха больших армий, тяжелой артиллерии и развернутых фортификаций покончила с итальянскими городами–государствами (За исключением частично Венеции и Генуи и еще нескольких морских держав), подчинила их или поставила в условия трудного выживания в тех узких рамках, которые им оставляли великие державы.

Почему войны перестали быть борьбой за дань или борьбой между вооруженными взимающими дань государствами и приняли форму продолжительных битв между массовыми армиями и флотами? Примерно по тем же причинам: по мере того как военное дело претерпевало организационные и технологические изменения в XV и XVI вв., несомненные преимущества получали государства, имевшие в своем распоряжении большие массы людей и капитала. Такие государства или отбрасывали взимателей дани, или заставляли их включаться в ту схему изъятия, которую выстраивали более долговременные государственные структуры. В XV—XVI вв. отмечается новый этап развития российского государства, когда Иван III, а затем Иван IV при помощи вознаграждений землей привлекают чиновников и солдат на постоянную службу государству. Затем в XVIII в. способность таких густонаселенных государств, как Великобритания и Франция, набирать большие армии из собственных граждан обеспечивала им превосходство над более мелкими государствами.

Но даже если наш подход корректен, остаются загадки: почему, например, так долго существовала раздробленная Священная Римская империя посреди увеличивавшихся и крепнувших воинственных монархий? Почему она не исчезла в утробе больших и сильных государств? И еще, согласно какой логике коммерческий, торговый город Новгород, аристократия которого контролировала громадные земельные владения, уступил княжеской Москве? Геополитическое положение и противовесы, существовавшие между крупными державами, конечно же, играли более важную роль, чем предполагают мои простые формулировки. Ими мы подробнее займемся позже. И все же цепь наших рассуждений, суммированных в диаграмме капитал—принуждение, принуждает нас пересмотреть процесс формирования европейского государства в терминах взаимодействия городов и государств, и мы обнаружим немалую регулярность в формировании государств. Без сомнения, предлагаемый подход заставляет нас считать процесс формирования таких государств, как английское, французское и прусское (и обобщение опыта всех трех), основным. В таком аспекте процессы формирования остальных государств предстают как более слабые или неудавшиеся попытки идти тем же путем.

Столетия до XIX в. государства развивались разными (расходящимися) путями в том, что касалось создания вооруженных сил в обстановке самых разных отношений между капиталом и принуждением. Различие путей формирования государств, в свою очередь, приводило к различию форм сопротивления и бунта, к различию государственных структур и фискальных систем. Обычные рассуждения о переходе от феодализма к капитализму и появлению национальных государств были слишком заняты опытом Франции, Англии и нескольких других больших государств, и не принималась во внимание главная характеристика действительного характера государств. В Польше крупные землевладельцы были сильнее и капиталистов, и королей, но их практически не было в Голландии. «Феодализм» Флоренции и ее сельских районов contado так сильно отличался от венгерского феодализма, что не стоит даже употреблять один термин.

Больше всего остального на тип складывавшегося государства оказывало влияние относительное значение городов, держателей денег (financiers) и капитала в зоне формирования государства. Военная мобилизация приводила к существенно разным результатам в зависимости от наличия или отсутствия значительного капитала и капиталистов. Более подробное рассмотрение действительного функционирования европейских государств — чем мы займемся в следующей главе — покажет нам, как доступность и форма капитала влияли на приготовления к войне и как, в свою очередь, война формировала устойчивые организационные структуры государств.

В главах 3 и 4 мы, пренебрегая географической вариативностью в Европе, сосредоточимся на соотнесении главных изменений в ведении войны, политической структуре и внутренней борьбе. В главах 5 и 6 (о взаимоисключающих альтернативных путях формирования государства и эволюции международной системы государств), напротив, уделим много внимания вариантам разных типов государств, а в главе 7 перейдем к сопоставлению европейского исторического опыта с характером формирования государств в современном мире.

Несмотря на то что теперь уже 40 лет между великими державами нет открытой войны, в целом XX в. оказался самым воинственным в мировой истории. Согласно одному дотошному подсчету с 1900 г. в мире произошло 237 новых войн — гражданских и с внешним врагом — и в битвах убивали, по меньшей мере, 1000 человек в год; к 2000 г. эти цифры возросли до 275 войн и 115 млн смертей в бою. Потери гражданского населения были почти столь же велики. Кровавый XIX в. знал только 205 войн и 8 млн убитых, а в богатом войнами XVIII в. в 68 войнах погибло 4 млн чел. (Sivard, 1986: 26; Urlanis, 1960). Соответственно количество погибших на тысячу населения составляло примерно 5 в XVIII в., 6 в XIX в. и 46 — в восемь–девять раз больше — в XX в. С 1480 по 1800 г. более или менее значимый международный конфликт возникал примерно раз в два–три года, с 1800 по 1944 г. — каждый год или через год, после Второй мировой войны — раз в 14 месяцев или около того (Beer, 1974: 12–15; Small, Singer, 1982: 59–60; Cusack, Eberwein 1982). Наступление ядерного века нисколько не изменило эту давнюю традицию постоянного учащения все более смертоносных войн.

Живущие в Западном мире думают иначе, возможно, потому что великие державы воюют реже: Франция, Англия, Австрия, Испания и Оттоманская империя в 1500 г.; Франция, Великобритания, Советский Союз, Западная Германия, Соединенные Штаты и Китай в недалеком прошлом; другие комбинации воюющих сторон — между двумя отмеченными вехами. С XVI в. войны с участием великих держав становятся в среднем реже, короче и число участвующих государств сокращается. Кроме того, они становятся намного тяжелее (в смысле расплаты), особенно если посчитать количество погибших в месяц или за год (Levy, 1983: 116–149). Общее направление таково: все больше и больше относительно небольших войн между меньшими государствами, и все меньше и меньше все более смертоносных войн между великими державами.