Читать онлайн «Повседневная жизнь Петербурга на рубеже XIX— XX веков; Записки очевидцев». Страница 48

Какие же возможности были предоставлены в Петербурге девушкам со средним образованием? Уже в 1897 году был открыт первый в России Женский медицинский институт близ Петропавловской больницы. В 1905 году — Высшие женские политехнические курсы, программы которых были приравнены к программам технических вузов. Одних высших курсов в городе насчитывалось в 1913 году одиннадцать, не считая самых престижных — Бестужевских.

Судьба Бестужевских курсов с тремя отделениями: словесно-историческим, физико-математическим (естественным) и математическим — была сложной. Основанные в 1878 году, они долго юридически не приравнивались к университету, несмотря на то, что их профессора были те же и программы ничем не отличались от университетских. Из сочувствия к курсисткам некоторые профессора читали лекции безвозмездно, среди них Сеченов, Бекетов, Лесгафт, сам Бестужев-Рюмин, возглавивший курсы. Министерство упорствовало, а в ответ на слишком активные выступления курсисток, принимавшие уже политический характер, прием на ВЖК был прекращен. И вот после трехлетнего перерыва приема выяснилось, что стремящиеся к высшему образованию женщины хлынули за границу, в университеты Парижа, Цюриха и других городов. В верхах поднялась тревога: талантливые умы покидали Россию. Более того, возвращаясь на родину, они привозили из Европы вольнолюбивые идеи. Министерство было вынуждено уступить и признать наконец Бестужевские курсы высшим учебным заведением с объемом образования, равным университету. Число уезжающих за границу сразу снизилось, а среди слушательниц появились даже иностранки, в 1901 году их было двадцать пять. Расширились и права окончивших ВЖК с 1904 года им разрешили преподавать в старших классах женских гимназий, а с 1906 года — и мужских. И наконец, с переходом с курсовой системы на предметную свидетельство об окончании ВЖК было приравнено к выпускному свидетельству университета. В 1906 году на Бестужевских курсах открылся юридический факультет.

Большим успехом было решение Городского управления о строительстве нового специального здания для Бестужевских курсов. Оно было возведено в 1910 году на 10-й линии Васильевского острова.

Допуск бестужевок к сдаче магистерских экзаменов дал им право читать специальные курсы в университете. Ряды ученых стали пополняться именами бестужевок разных выпусков. Среди них член-корреспондент (историк) О. А. Добиаш-Рождественская; академик (математик) П. Я. Полубаринова-Кочина, кончавшая уже Петроградский университет, с которым курсы слились в 1919 году; профессор (математик) В. И. Шифф; ассистент (химик) на Высших женских политехнических курсах Н. П. Вревская; преподаватели (историки), сдавшие магистерские экзамены, С. В. Меликова-Толстая и О. К. Недзведская-Самарина и др.

Для девушек с более скромными запросами в Петербурге существовало множество самых различных курсов: общеобразовательные, историко-литературные, педагогические, курсы архитектурных знаний, строительные, медицинские, торговые, курсы стенографии, машинописи, курсы для медсестер, несколько курсов новых языков, среди которых славились курсы Берлица.

Для девушек Петербурга двери к образованию открылись. Другое дело, что обучение на большинстве курсов было платное и права оканчивающих многие из них были весьма ограниченными.

Глубокий отпечаток на внешний облик города, его жизнь и быт накладывало то обстоятельство, что в Петербурге стояла гвардия, другие военные части, было много военных учреждений и военных учебных заведений. Гвардия считалась опорой престола, красой и гордостью империи. В наше время, после 1905 года, эта опора стала призрачной. Меркла и в наших глазах краса армии, которой любовались и верили в ее боевую готовность. Еще в 1904 году мы были вовлечены в общий, всех захлестнувший патриотический подъем в связи с начавшейся в январе войной с Японией. Поддавшись общему легкомысленному настроению, мы не сомневались в успешном разгроме маленькой, казавшейся беспомощной Японии: «Шапками закидаем!» Все вдруг обернулось трагически: гибель «Варяга» и «Корейца» в самом начале войны; уже в марте подрыв на мине броненосца «Петропавловск» со всеми уважаемым адмиралом Макаровым; неудачные выступления нового генерала Куропаткина: «Терпение, господа, терпение!» — и последующая сдача Порт-Артура; проигранное сражение под Мукденом в феврале 1905 года, затем разгром в мае эскадры под командованием Рожественского и, наконец, поспешный, невыгодный для нас Портсмутский мир[457]. Все это повергло нас в смятение, и возник вопрос: соответствует ли блестящий вид армии задачам военной подготовки?

Начать с того, что форма, блестящая в строю, казалась людям нелепой, как только военный смешивался с толпой в обыденной ситуации. Вблизи она выглядела грубо, вызывающе. Как всегда, народ сразу замечал смешное и нелепое. Часто слышались насмешки над бедными солдатами. Вот идет кирасир[458], и тотчас ему вдогонку: «Ты вроде медного самовара!», потому что кираса не прилажена, в пояснице отстает. При виде солдат кавалерийских полков, у которых кивер на этишкете[459], кричали в толпе: «Эй, голова на веревке, смотри не потеряй!» На офицерах была форма, прекрасно сшитая, носить они ее умели, и то вспоминается такая картина: хоронили какого-то генерала, гроб провожали военные в полной парадной форме. Два офицера лейб-гвардии Драгунского полка вышли из процессии закурить и пошли по панели в общей толпе. Их нарядные кивера с высоким султаном и свисающими кистями настолько не вязались с котелками, шляпами, картузами толпы, что они сразу почувствовали себя неловко, бросили папиросы и поспешили вернуться в процессию. Там они были на месте, вся процессия выглядела очень эффектно.

Нелепо было и то, что в гвардейских стрелковых полках зимой и летом носили барашковую шапочку; рубахи были малиновые с пояском из трехцветных жгутов с кистями, поверх рубахи безрукавка, обшитая золотым галуном. Но главное — сапоги[460]. Офицер, скажем, заказывал себе сапоги с голенищами, доходившими до самого верха ноги. Когда он спускал голенища, как полагалось, ниже колена, на сапоге собиралась большая гармошка. Сапоги гармошкой считались особым шиком и должны были придавать якобы истинно русский стиль. Солдаты также носили сапоги гармошкой, но выглядели они как-то грубо, а начищались зато до умопомрачительного блеска.

Но обратимся к приему новобранцев.

Их распределение по полкам происходило в Михайловском манеже. От каждого полка приходила делегация для отбора новобранцев. Она выглядела торжественно — взвод солдат в полной парадной форме с оркестром во главе, с офицером или даже с командиром полка. Начинался отбор: высокие шатены с правильными носами — в Преображенский; курносые — в Павловский; блондины — в Измайловский (народ называл их «хлебопеки»); рыжие — в Московский полк (им народ дал прозвище «жареные раки»); высоких брюнетов со стройной фигурой — в кирасирские полки; с усами — в гусарские или другие кавалерийские; с бородой — в «вензельные» роты пехотных полков гвардии; высоких с широкой грудью — в гвардейский флотский экипаж. И это без опроса, без всякой беседы[461].

Интересным зрелищем был развод новобранцев по полкам. Например, по Невскому проспекту ехал на прекрасных черных конях оркестр и взвод Конногвардейского полка, в медных касках с двуглавыми орлами, в начищенных кирасах, белых колетах, при длинных палашах. Оркестр играет бравурный кавалерийский марш. А сзади идет разношерстная группа парней, многие в лаптях, с узелками, котомками, сундучками. Новобранцы как-то испуганно озираются по сторонам, ошеломленные всем происходящим. Идут не в ногу, спотыкаются. А следом — гвардейские моряки, с тесаками на белых портупеях, с ленточками на бескозырках, ведут за собой будущих матросов под звуки великолепного оркестра гвардейского экипажа[462]. За ними — преображенцы в высоких киверах, выправка их необыкновенно хороша, они чеканят шаг, ведя за собой будущих товарищей. Публика останавливается, смотря на это интересное зрелище. Простой же народ реагирует по-своему: некоторые подбегают к новобранцам, суют им в руки папиросы, деньги. Женщины даже причитают со слезами, жалея солдатиков. А мужчины, особенно те, которые отбыли солдатчину, отпускают разные шутки: «Что ты, парень, рваные лапти в Питер привез?», «Забрили тебе лоб, так попробуй шилом патоки». На эти замечания и насмешки новобранцы смущенно улыбаются, а те, что побойчее, находчиво отвечают тоже шуткой.