Читать онлайн «История Халифата. Том 3. Между двумя гражданскими войнами, 656—696». Страница 60

Сказанное не исключает возможности того, что доход от обрабатывавшихся земель савафи в Саваде стал поступать непосредственно халифу, однако размер его был в 10–20 раз меньше указанного ал-Йа'куби: при Умаре поступления с савафи составляли 7 млн. дирхемов, затем часть их (во всяком случае вокруг Куфы) была роздана Усманом в качестве наделов (ката'и') мусульманской верхушке [+98]. Исключение этих 6 % общей суммы налогов из дивана хараджа не могло заметно сказаться на выплате жалованья, поэтому арабские историки и не отмечают сокращения жалований [+99].

Утверждение же ал-Йа'куби о присвоении Му'авией савафи в Медине представляется плодом какого-то недоразумения: здесь не могло быть бесхозных и запустевших земель, земли изгнанных иудейских племен давно были поделены между мухаджира-ми, а о конфискации наделов, дарованных Мухаммадом, нет никаких сведений. Мы знаем лишь один случай, когда управляющий имениями халифа в Медине, его мавла ан-Надир, засеял необработанный участок, дарованный Умаром своему племяннику Абдаррахману. В ответ на жалобу Абдаррахмана Му'авийа сказал, что, согласно решениям Умара, необработанная земля принадлежит тому, кто ее засеял. Кади решил вопрос иначе — земля должна быть возвращена владельцу, который обязан возместить стоимость обработки и посева. Му'авийа сделал широкий жест — отказался от компенсации и даже дал Абдаррахману добавку к жалованью [+100].

Вполне допустимо, что было несколько других, менее заметных случаев присвоения земли на том же основании, однако основной массив земель Му'авии в Медине и ее окрестностях состоял из вновь орошенных и освоенных земель на базе колодезного орошения. Проводились и более трудоемкие работы, например, упоминается «плотина Му'авии» (Садд Му'авийа) в 20 милях (40 км) восточнее Медины, создавшая водохранилище в русле вади [+101]. Рабочей силой, проводившей эти работы, были многочисленные рабы и военнопленные.

Кроме того, Му'авийа, располагавший огромными денежными средствами, не смущаясь ценами, скупал земли у нуждавшихся в деньгах мединцев. Все вместе взятое сделало его крупнейшим землевладельцем в районе Медины, хотя определить размеры его владений не представляется возможным [+102].

Примеру Му'авии следовали многочисленные представители рода Умаййи и сыновья предыдущих халифов, также тратившие десятки и сотни тысяч динаров и дирхемов на приобретение земель и водных источников, без которых земля была бы бесполезна. Сообщается, что один из сыновей Талхи купил источник с участком земли, на котором росло 20 000 пальм, за 200 000 динаров [+103]. И на этих полях работали сотни, а то и тысячи рабов (вспомним судьбу согдийских заложников, вероломно порабощенных Са'идом б. Усманом). Рядовые ансары, участки которых были зажаты полями могущественных землевладельцев, молча копили гнев на этих богачей.

Му'авийа вроде бы не создал особой канцелярии для управления своими поместьями и доходами. Диван печати, упоминаемый всеми историками как нововведение, был лишь канцелярией, регистрировавшей и заверявшей исходящие документы. Такая же канцелярия имелась и у Зийада, но кроме нее он имел непонятный по назначению «диван зимам», заведенный по образцу сасанидского [+104]. Возможно, что он-то и ведал доходами и расходами, не проходившими через диван хараджа.

В бывших иранских провинциях был возрожден древний обычай приношения даров государю к двум важнейшим праздникам: наурузу и михраджану. Крупные землевладельцы-дихканы и местные правители и после арабского завоевания продолжали получать традиционные дары от крестьян и подданных, идея заставить их делиться с новым государем, вероятно, пришла в голову тому же Зийаду. Приобщение к этому источнику доходов, от которого предыдущие халифы отказывались как от языческого обычая, дало Му'авии еще 10 млн. дирхемов [+105].

Естественно было бы ожидать, что активные поиски способов увеличения личных доходов халифа приведут к ухудшению положения основной массы налогоплательщиков-иноверцев. Мусульманских историков эта тема не волновала, и от них напрасно было бы ожидать подобных сведений. Однако и христианские авторы, жившие на территории Халифата, не говорят об усилении налоговых тягот при Му'авии. Их молчание не случайно: мелькитский монах Иоанн Фенек (Бар Пенкайе), живший в Северной Месопотамии на рубеже VII–VIII вв., прямо свидетельствует, что при Му'авии «со всех людей не брали ничего, кроме [законного] налога, и позволяли каждому исповедовать любую религию, какую захочет. Среди них [*6] были даже христиане, одни из которых принадлежали к еретикам, другие — к нашим. Пока правил Му'авийа, был такой мир на свете, какого никогда не было и какого не упоминали наши отцы и отцы наших отцов» [+106].

В этой восторженной характеристике времени правления Му'авии возможно некоторое тенденциозное преувеличение, так как автор, стремясь доказать, что политические и природные бедствия его времени — законное испытание, ниспосланное богом за прегрешения христиан, противопоставляет своему грешному времени времена Му'авии. И все же свидетельство Бар Пенкайе говорит за то, что изменений в размере налогового обложения при Му'авии не произошло. Известно также, что в некоторых случаях ради политических выгод он шел на снижение дани с вассальных областей: например, он по просьбе Джуаншера уменьшил на треть или даже наполовину дань с Аррана [+107].

Бар Пенкайе, как и ал-Йа'куби, отмечает присутствие христиан в государственном аппарате, явно имея в виду не местное мелкое чиновничество, которое вело налоговые реестры на коптском, греческом, сирийском и среднеперсидском языках, а людей, близких к верховной власти по служебному положению или личным отношениям. Секретарем Му'авии, ведавшим хараджем Сирии или его личными финансами, был христианин Сарджун (Сергий), отец знаменитого впоследствии богослова Иоанна Да-маскина [+108]. Личным врачом халифа был христианин Абу Усал — это было в порядке вещей, еще несколько столетий медицина оставалась монополией христиан, — примечательно то, что Му'авийа назначил его ведать хараджем Химса к великому возмущению арабов-мусульман [+109]. Постоянным участником вечерних бесед Му'авии был поэт-христианин ал-Ахтал. Бывали на этих беседах и иудеи. Один из них осмелился даже заявить, что Ка'б ал-Ашраф был убит вероломно (см.: т. 1, с. 92, 119). Му-хаммад б. Маслама, принимавший участие в его убийстве, возмущенно сказал Му'авии: «Неужели ты не схватишь его, когда он обвинил посланника Аллаха в вероломстве!» Му'авийа ограничился тем, что сказал провинившемуся: «Уходи от нас!» [+110].

О том, что Му'авийа не просто пользовался знаниями полезных ему христиан, а относился с уважением к христианской культуре, свидетельствует ремонт собора в Эдессе, пострадавшего от землетрясения 3 апреля 679 г., что особо отмечается многими христианскими историками [+111].

Отношение к зороастризму было более враждебным. В 50/670 или 51/671 г. Зийад, назначив Убайдаллаха б. Абу Бакру наместником Сиджистана, отдал ему приказ уничтожить храмы огня и убить жрецов. Если верить автору «Истории Систана», это распоряжение вызвало сопротивление не только со стороны местных жителей, но и со стороны мусульман, которые сочли его нарушением договора и написали жалобу Му'авии, который отменил это распоряжение [+112].

Вполне доброжелательно относились мусульмане и мусульманские власти и к приезжающим иноверцам, совершающим паломничество к святым местам Палестины, о чем определенно свидетельствуют записки монаха Аркульфа, посетившего Палестину и Египет около 670 г. и не нашедшего повода упрекнуть «неверующих» [+113].

Атмосфера веротерпимости, которую питало сохранявшееся убеждение, что каждому народу посылается свой пророк с подобающим ему вероучением, в сочетании с умеренной налоговой политикой не принуждала христиан и иудеев к массовому переходу в ислам. Несколько иначе обстояло дело с зороастрийцами, которых ислам мог привлекать отсутствием сословных преград, но в большинстве иранских провинций сохранялась значительная внутренняя автономия, консервировавшая традиционные отношения.

Исламизация неарабов шла главным образом за счет обращения многочисленных рабов. Для хозяина обращение раба было актом благочестия, для раба — шагом на пути к обретению свободы, так как принявший ислам скорее мог рассчитывать на освобождение. Обращению рабов способствовало и их близкое общение с хозяевами-мусульманами, помогавшее усвоению языка религии. Кроме доброй воли хозяина освободить раба в вознаграждение за верную службу или особые заслуги существовали обстоятельства, когда Коран предписывал освобождение раба в виде епитимьи: за нарушение клятвы (в том числе и о разводе) и за непреднамеренное убийство мусульманина (Коран, 4:92/94, 5:89/91, 58:3/4). Добровольное освобождение раба не было слишком накладным для хозяина, поскольку бывший раб, становясь его «подопечным», мавлей, не порывал с ним, пополнял число челядинцев и союзников, сопровождая своего патрона (также называвшегося мавла) в походах, был его помощником и младшим партнером в торговой или ремесленной деятельности, поддерживал его вместе с кровными родственниками в трудных ситуациях. Подобные отношения складывались и у выкупившегося раба, хотя в этом случае самостоятельность его была больше, в меру его богатства.