Читать онлайн ««Несвядомая» история Белой Руси». Страница 22

Отряды казаков получали поддержку со стороны населения Белоруссии, к ним массово присоединялись белорусские крестьяне. Дьяк Кунаков писал царю Алексею Михайловичу в марте 1648 года: «А к Богдану де Хмельницкому собралися в полки многие люди своевольные и пашенные мужики, побив панов своих в их маетностях… А воевали де Богдан Хмельницкой и полковники ево… Речицу, Мозырь, Гомель, Бар, Бресть-Литовскую, Парцово и иные городы многие подолские и волынские и уезды, которые против них стояли, а ляхов и жидов побивали без милости»[101]. Национальная и конфессиональная составляющая вооружённого конфликта была очевидна. В глазах разъярённых народных масс социальные группы сливались с этносами: поляки («ляхи») отождествлялись с панами и ксендзами, евреи («жиды») – с зажиточными торговцами. При этом русские (белорусы и украинцы) были в основном крестьянами, мещанами и казаками.

Приведём характерный фрагмент из отписки путивльского воеводы Плещеева в Разрядный приказ от 30 мая 1648 года: «А которые де, государь, литовские городы по сю сторону Днепра, и ис тех де, государь, литовских городов из всех паны и державцы, и урядники, и ляхи, и жиды все выбежали с женами и з детьми за Днепр в королевские городы, а остались де в тех литовских городех одни мещане и пашенные мужики»[102].

Такую же картину нам рисуют расспросные речи монахов Бизюковского монастыря в Посольском приказе (28 августа 1648 года): «А у поляков де с козаками война большая; а стоят козаки под Могилевом, берут стацею; а Киев де, и Чернигов, и Нежин, и Стародуб и иные многие городы и места козаки поймали и высекли, а секли поляков да жидов, а белорусцев никого не секли»[103].

Поддержка казаков белорусским населением была повсеместной. Севские воеводы Кириллов и Леонтьев доносили в Посольский приказ 7 июля 1649 года: «А белорусцы де, государь, всякие чорные люди всех городов и уездов, которые городы за козаками, стоят против поляков с козаки за одно; а которые де, государь, белорусцы в литовских городех поветные люди, и те де неволею слушают литвы, а с козаки де ссылаютца, чтоб их козаки от литвы свободили»[104].

Януш Радзивилл – кровавый палач Белой Руси, вырезавший Туров, Мозырь, Бобруйск, Речицу, Пинск и другие белорусские города. Сегодня в Беларуси Радзивиллов преподносят в качестве «великих белорусов»…

В историю национально-освободительной войны русского народа Речи Посполитой за освобождение от польского ига золотыми буквами вписана героическая оборона белорусского города Пинска от польско-литовских войск Януша Радзивилла в 1648 году. Как свидетельствует польский «Исторический памятник о Пинске», «жители… из дерзости изменнически предали город бунтовщикам-казакам, введя их тайно в город прежде нашего войска, сделали сами с казаками заговор защищать с ними город до последней крайности и бить ляхов». На предложение сдаться защитники Пинска ответили категорическим отказом: «Горожане пинские… остались верны при казаках и обещали при них стоять до крайности»[105]. После того как превосходящие силы противника всё же овладели Пинском, радзивилловские войска устроили в нём жуткую резню, а затем сожгли город.

Любопытные сведения о русском восстании в Речи Посполитой содержатся в западноевропейских источниках. Так, описывая характер восстания на землях ВКЛ, французский писатель Шевалье отмечал: «Бунты казаков и русских мужиков с начала сей войны распространились в Литву потому более, что народ того княжества довольно сходствен был нравами и верою с малороссиянами»[106].

Надежды на помощь белорусы и малороссияне возлагали на своих единокровных и единоверных братьев – великороссов. Игумен полоцкого Воскресенского монастыря Крыжановский писал: «Как на ляхов за их многие неправды велит государь [Московский] послати своих государевых ратных людей, и белорусцы де, сколько их есть, все в те поры восстанут на ляхов заодно. А чаят тех белорусцев зберетца со 100 000 человек»[107].

Героическая оборона Пинска от польско-литовских войск 1648 года.

В том, что белорусское население окажет самую деятельную поддержку московскому войску, был убежден и сам предводитель восстания – Богдан Хмельницкий. Русский посол Иван Фомин докладывал: «Да он же, гетман Богдан, и писарь Иван сказывали: только б де царское величество изволил их принять вскоре и послал своих ратных людей, и он, гетман, тотчас пошлет свои листы в Оршу, в Могилёв, в иные городы к белорусским людем, которые живут за Литвою, что царское величество изволил их принять и ратных людей своих послал. И те де белорусские люди тотчас учнут с лехи битца; а будет де их з 200 000»[108].

В 1654 году московский государь принял решение помочь восставшим и начал войну с Речью Посполитой. Жестокая бойня длилась до 1667 года, но, увы, так и не принесла Белоруссии желаемого освобождения.

Русско-польская война 1654–1667 годов – один из самых мифологизированных военных конфликтов в белорусской самостийной историографии. Ксенофобия часто строится на негативном историческом фундаменте – на войнах и «геноциде». Найти в прошлом «устроенный москалями геноцид белорусского народа» не представляется возможным, его не существовало в помине. Но если есть большое желание, то из любого кровавого события можно состряпать «геноцид». В 1995 году в издательстве «Навука і тэхніка» вышла книга «свядомого» историка Геннадия Сагановича с громким названием «Невядомая вайна: 1654–1667». В ней автор оценил потери населения белорусских земель ВКЛ в 53 % по сравнению с довоенным уровнем. Так возникла расхожая легенда о «половине белорусов, уничтоженных проклятыми москалями».

Разгромную рецензию на книгу Сагановича написал петербургский историк, специалист по военной истории ХVІ-ХVII веков Алексей Лобин. Он обратил внимание на то, что подсчёты Сагановича ведутся с 1648 года, то есть к потерям от Русско-польской войны добавляются потери мирного населения в результате кровавого подавления поляками восставшего русского народа в 1648–1654 годах. Кроме того, Лобиным подробно описаны причины столь высоких показателей убыли населения: это прежде всего чума и мор, миграции населения как в Москву, так и в Корону и, конечно же, грабежи и убийства, но не только и не столько со стороны московских войск, сколько со стороны польско-литовских вооружённых формирований. Лобин пишет: «Стремления некоторых белорусских «историков» объяснить убыль населения и разорение в ВКЛ только «нашествием московитских орд» является ничем иным, как ловким пропагандистским ходом. Для объяснения сложных явлений и процессов в войне 1654–1667 годов, конечно же, очень легко привлечь достаточно простую логику и эмоции, чтобы сделать далеко идущие выводы. С помощью ловко отобранных цитат можно написать сколько угодно «неизвестных войн» с соответствующими политическими акцентами: об издевательствах украинских казаков над белорусами, белорусов над украинцами; русских над белорусами и украинцами; а можно, наоборот, писать о вечной дружбе «братских народов».

Но вынужден констатировать, что такой метод не будет являться историческим, он, скорее, более приемлем для политической агитации. Попытки белорусской националистической «школы» привязать вступление русских войск на территорию Литвы к полномасштабному геноциду обречены на провал. Конечно, можно выбрать из некоторых документов соответствующие цитаты, совершенно забыв при этом правила источниковедения, и вопить во всю ивановскую о зверствах «москалей». Лично я не против того, чтобы в работах рассказывалось о бедствиях населения, грабежах и насилии. Но такое описание должно быть объективным, с привлечением разного рода источников, с обязательной источниковедческой критикой того или иного свидетельства, а не сопровождаться пафосными завываниями и ловким жонглированием фактов»[109].

Очень ценны приведённые Лобиным сведения об отношении белорусов к вступлению московских войск в пределы Великого княжества Литовского: «После начала боевых действий в 1654 году шляхтич из Вильно сообщал с тревогой, что «здешние города угрожают явно возмущением, а другие наперерыв сдаются на имя царское…», «мужики молят Бога, чтобы пришла Москва», «мужики нам враждебны, везде на царское имя сдаются и делают больше вреда, чем Москва; это зло будет и дальше распространяться; надобно опасаться чего-нибудь вроде козацкой войны». В другом письме из Вильно отмечалось: «Неприятель этот (русские. – А.Л.) здесь, в этих краях, берёт большой перевес. Куда бы ни пришёл он, везде собираются к нему мужики толпами, и уже, как мне известно, десять уездов, где собиралось наиболее податей, обращено в ничто…» Неоднократно в донесениях указывалось, что крестьяне «бунтуются… и тешатся все из тое войны и говорят, что селяне заодно с Москвою». Подобные сведения о положении «на литовской стороне» подтверждаются документами Посольского приказа, руководство которого скрупулёзно собирало информацию о настроении населения в местах боевых действий: «мужики…бунтуютца, панов своих не слушают и… подвод не дают», от них «болыпи злого, нежели сама Москва чинят» и т. д. «Хлопы», десятилетия терпевшие угнетения, снова воспользовались моментом для мести панам»[110].