Читать онлайн «Этногенез и биосфера Земли». Страница 54

И вот тут мы можем поставить вопрос: было ли связано целенаправленное изменение ландшафта с грандиозным человекоубийством или они просто совпали по времени? Или же оба эти явления восходят к одной общей причине? И для решения проблемы проследим историю Китая и историю оросительной сети Вэйбэй дальше.

Народное восстание 206 г. до н. э. ликвидировало режим империи Цинь, и при династии Хань столь больших кровопролитий не происходило. Страна богатела, ибо к прежней житнице в Шаньси на берегах Хуанхэ прибавилась новая — на берегах рек Вэй и Цзин, но тут сказала свое слово природа. Вода для оросительной сети поступала из реки Цзин, которая была преграждена плотиной, однако река углубила свое русло и водоприемник остался на сухом месте. Пришлось прорывать новый канал и строить плотину выше по течению, и в последующие века это повторялось десять раз, что потребовало огромного вложения труда, и все-таки в XVII в. система Вэйбэй была фактически заброшена.[233]

На протяжении истекших двух тысяч лет развернулась средняя история Китая — его императорский период. В плане этнологии китайцы этого периода относятся к древним китайцам, как итальянцы — к римлянам или французы — к галлам. Иными словами, на берегах Хуанхэ создался новый народ, который мы называем тем же словом, что и старый. Но не надо переносить дефекты нашей терминологии на предмет исследования, тем более что слово «китайцы» — условный термин, появившийся в XII в. вследствие развития караванной торговли, и означал он тогда монголоязычное племя, с которым имели дело итальянские и русские купцы. От этого племени название «Китай» перешло на их соседей, называвших себя просто «жители Срединной равнины». Для нашего анализа это важно потому, что общеизвестное слово «Китай» таксономически соответствует таким понятиям, как «Европа» или «Левант» (Ближний Восток), а не таким, как «Франция» или «Болгария». Так вот, с эпохи объединения Китая императором Цинь Ши Хуанди до потери Китаем самостоятельности на территории между Хуанхэ и Янцзы возникли, сформировались и потеряли силу два больших этноса, условно именуемый северокитайским и южнокитайским. Второй также связан с изменением ландшафта, ибо когда древние китайцы (из коих образовались оба средневековых этноса) широкой струей влились в долину Янцзы, то они на месте джунглей устроили рисовые поля. Северные же китайцы на месте сухих степей создали орошенные пашни, и до тех пор пока у них хватило энергии на поддержание оросительной системы, они утверждали себя как самостоятельный народ и отражали, хоть и не всегда удачно, нападения иноземцев. Но в XVII в. ирригация перестала существовать, и в том же веке маньчжуры покорили Китай. Покорению предшествовало грандиозное крестьянское восстание, расшатавшее мощь империи Мин, но поднять крестьян на жестокую войну можно лишь тогда, конца сельское хозяйство находится в упадке. Действительно, потеря богатейших северо-западных пашен, занесенных песком после того, как были заилены каналы, ослабила сопротивляемость Китая и превратила империю Мин из агрессора в жертву.

Теперь мы можем ответить на поставленные вопросы. Эпохи, в которые земледельческие народы создают искусственные ландшафты, относительно кратковременны. Совпадение их по времени с жестокими войнами не случайно, но, разумеется, мелиорация земель не является поводом к кровопролитию. Утверждать подобное — значило бы идти в направлении географического детерминизма дальше самого Монтескье. Однако в обоих параллельных явлениях есть черточка, которая является общей, — способность этнического коллектива производить экстраординарные усилия. На что эти усилия направлены — другое дело; цель в нашем аспекте не учитывается. Важно лишь, что когда способность к сверхнапряжению слабеет, то созданный ландшафт только поддерживается, а когда эта способность исчезает — восстанавливается этноландшафтное равновесие, т. е. биоценоз данного биохора. Это бывает всегда и везде, независимо от масштабов произведенных перемен и от характера деятельности, созидательного или хищнического. А если так, то мы натолкнулись на новое, до сих пор неучтенное явление: изменение природы — не результат постоянного воздействия на нее народов, а следствие кратковременных состояний в развитии самих народов, т. е. процессов творческих, тех же самых, которые являются стимулом этногенеза.

Проверим наш вывод на материале древней Европы. На рубеже I и II тыс. до н. э. Западную Европу захватили и населили воинственные народы, умевшие ковать железо: кельты, латины, ахейцы и др. Они создали множество мелких земледельческих общин и, обработав девственную почву, видоизменили ландшафт. Почти тысячу лет в Европе не возникало больших государств, потому что каждое племя умело постоять за себя и завоевание было делом трудным и невыгодным: племена скорее давали себя перебить, чем соглашались подчиниться. Достаточно вспомнить, что ни Спарта, ни Афины не могли добиться власти над Элладой, а латинские и самнитские войны Рима проходили более тяжело, чем все последующие завоевания. В первую половину I тыс. до н. э. парцеллярное земледелие с интенсивной обработкой участков было институтом, поддержавшим созданный культурный ландшафт. В конце I тыс. до н. э. парцеллы вытесняются латифундиями, где отношение к природе становится хищническим и одновременно возникает возможность завоеваний.

Принято думать, что Рим покорил Средиземноморье и Западную Европу потому, что он «почему-то» усилился. Но ведь тот же результат должен получиться и в том случае, если бы сила Рима осталась прежней, а народы вокруг него ослабели. Да так оно и было, а параллельно с экспансией Рима шло превращение полей в пастбища, потом в пустыни, и, наконец, к V–VI вв. восстановились естественные ландшафты: леса и заросли, кустарников. Тогда сократилась численность населения, и Римская империя пришла в упадок. Весь цикл преобразования ландшафта и этногенеза от сложения этносов до полной их нивеляции занял около 1500 лет.

Новый подъем деятельности человека и одновременно образования средневековых этносов произошел в IX–X вв. и не закончен. Возможно, что для объяснения особенностей этого периода следует ввести дополнительные коррективы в связи с небывалым развитием науки и техники, но этот вопрос следует изучить особо, ибо сейчас нас интересует правило, а не исключение из него.

А теперь вернемся к индейцам и народам Сибири, потому что мы, наконец, можем ответить на поставленный выше вопрос: почему охотники и земледельцы существуют рядом, не заимствуя друг у друга полезных навыков труда и быта? Ответ напрашивается сам: очевидно, некогда предки тех и других пережили периоды освоения ландшафта и видоизменили его по-разному, потомки же, сохраняя созданный предками статус, оберегают наследие прошлых эпох в виде традиции, которую не умеют и не хотят сломать. И даже когда нашествие англосаксов грозило индейцам физическим истреблением, они мужественно отстаивали свой образ жизни, хотя, отбросив его, имели все шансы смешаться с колонистами и не погибнуть.

Вместе с тем ацтеки, находившиеся в состоянии, которое мы охарактеризовали выше как творческое, не только пережили ужасный разгром, но и нашли в себе силы, чтобы ассимилировать часть завоевателей, и 300 лет спустя свергли испанское господство и основали республику Мексику, где индейский элемент играет первую роль. Конечно, соратники Хуареса не были копией сподвижников Монтесумы, но еще меньше походили они на солдат Кортеса. Мексиканцы — молодой народ, этногенез которого проходил на глазах историков. И этот народ, сложившийся в XVII–XVIII вв., весьма сильно изменил характер ландшафта путем разведения культурных растений и акклиматизации чуждых Америке животных — лошадей и коров.

Этносы, не поддерживающие, «культурный ландшафт», а приспосабливающиеся к природному равновесию, принято называть «дикими», что неверно. Отношение их к природе пассивное: они входят в биоценозы как верхнее, завершающее их звено. Отношение этой последней группы этносов к природе удобно принять за исходный уровень отсчета. Если такие этносы оказываются на территории, населенной другим этносом, то они приспосабливаются к тому, чтобы существовать за его счет. Для них вмещающий этнос становится компонентом кормящего ландшафта. Такая коллизия возникла в недавнее время в Бразилии, где было обнаружено индейское племя каражу, живущее охотой и собирательством. Кинокомпания снарядила туда экспедицию и хорошо заплатила индейцам за работу статистами. Кинореклама привлекала множество туристов, для которых были построены отели и бары. Вокруг расселились обслуга, полиция, врачи и т. п. В результате индейцы привыкли получать бесплатное питание и забыли навыки лесной охоты и собирательства. Они превратились в этнос-паразит, живущий за счет другого, более многочисленного и богатого этноса, который относится к ним, как к игрушке. Но ведь как только мода на них пройдет и их бросят на произвол судьбы — они вымрут, как погибают выпущенные на волю ручные животные, ибо они не могут выдержать конкуренции диких видов. Закон необратимости эволюции действует и в этнологии.