Читать онлайн «Война в Средние века». Страница 47

На самом деле, после 1360-1370 гг. королевская власть требовала от некоторых городов лишь сравнительно небольшие отряды обученных и тренированных стрелков и щитоносцев. Своего рода всеобщая мобилизация, созыв народного ополчения в местности или городе могли быть объявлены только в случае неотвратимой и непосредственной опасности.

С 1409-1410 гг. вновь начал созываться арьербан, но теперь, прежде всего, старались придать приглашениям особо торжественную форму – не потому ли, что в разгаре была гражданская война и нужно было сделать все для привлечения и убеждения колеблющихся дворян, чтобы они не самоустранились или не ушли к противнику.

При выходе из тяжелого кризиса, отметившего вторую половину Столетней войны, Карл VII, решив реорганизовать систему воинской обязанности, прежде всего создал службу под названием бана и арьербана для всех держателей фьефов, которым в первые годы царствования Людовика XI был даже дан постоянный командный состав[358], потом он преобразовал старинный рекрутский набор в коммунах, организовав отряды вольных лучников и арбалетчиков, поставляемых и экипируемых каждой общиной и приходом королевства из расчета один воин на 120, 80 или 50 очагов. От Пуатье, например, в 1448 г. потребовали 30 вольных лучников, поторговавшись, город сумел снизить это число до 12, потом, в 1467 г их численность дошла до 18 (запрашивали 24) и в 1474 г. – до 24[359]. Если добавить, что во второй половине XV в. часто упоминаются мобилизация саперов и возчиков и реквизиция лошадей, можно сделать вывод, что обязательная военная служба или, по меньшей мере, активное и непосредственное участие большого числа подданных в войнах их суверена во Франции конца Средних веков отнюдь не исчезли.

Третий географический регион – Италия. В той или иной форме ранние «компании» на территории полуострова можно обнаружить еще до начала XIV в. Однако главным отличительным признаком итальянских армий они становятся только после 1320-1330 гг. Почему «компании» довольно внезапно появились и, главное, надолго закрепились здесь? Одна из причин связана с тем, что, по крайней мере в городах-государствах Центральной и Северной Италии, правящие классы, которые должны были бы стать костяком армии, все больше и больше погружались в свою профессиональную деятельность и предпочитали прибегать к помощи наемников, набираемых либо среди жителей собственного государства, либо в других местах Италии, либо среди чужеземцев. Деловые люди Возрождения «знают <...>, что в определенные моменты война настоятельно необходима ради лучшего развития дел и процветания города; они, не колеблясь, пользуются случаем, чтобы развязать войну; но сами они больше в ней не участвуют. Постоянные мобилизации слишком нарушают нормальный ход дел в этих компаниях, в этих фирмах, связанных со всем миром, где каждый должен заниматься своим делом; деловые люди XIV в. теперь не опоясываются мечом и не собираются под знамена городских ополчений, некогда столь славных. Они объявляют войны, они финансируют их, но лично их уже не ведут. Даже те из них, кто имеет дворянское происхождение, давно утратили желание извлекать меч из ножен <...>. Чем мобилизовывать наиболее энергичных из горожан, не разумнее и не выгоднее ли платить наемникам, которые и будут воевать, в то время как купцы у себя в конторах будут зарабатывать деньги для их оплаты? Вот система кондотты: деловой человек самим размахом своей профессиональной деятельности, своей страстью к наживе, ощущением своего интеллектуального превосходства, своим презрением к грубой силе, а также осознанием могущества денег сотворил кондотьера; эти два типа людей, противоположных и взаимно дополняющих друг друга, характеризуют итальянское общество XIV в. <...>. Деловой человек, особенно в городах на континенте, стал штатским в чистом виде: рыцарские шпоры, на которые он претендует или носит, – не более чем украшение»[360]. Если еще во время кампании 1325 г., закончившейся разгромом при Альтопа-шо, Флоренция выставила, наряду с 1500 наемных всадников, 500 флорентийских, 400 из которых направила конница (cavallata) горожан, то это было нечто вроде лебединой песни старинного института боевой конницы на содержании «жирного народа» и богачей[361].

Использование кондотты можно объяснять и тем, что установился режим синьорий и сеньоров, а последние, боясь народа, прибегали к помощи наемников. Но это толкование представляется менее убедительным, поскольку сеньоры обычно могли опираться на какую-то группировку внутри города, в котором господствовали. А значит, они могли набирать воинов среди членов этой группировки. Следовательно, использование наемников может быть объяснено главным образом экономическими и военными факторами: с одной стороны, города располагали достаточным количеством свободных денег, чтобы платить наемникам; с другой стороны, на большом рынке войны хватало наемников, чья боеспособность, как считалось, с лихвой окупает их оплату.

Почти два поколения, с 1340 по 1380 г., продолжался период «компаний», в которых преобладали неитальянские элементы. В 1334 г. Центральную Италию терроризировали «рыцари голубя», немцы. В 1339 г. другие немцы, объединившись в первую «Компанию св. Георгия», поступили на службу к Лодрицио Висконти. Далее, в 1342 г., – «Великая компания» немца Вернера фон Урслингена, на кирасе которого можно было прочесть его девиз: «Враг Бога, враг благочестия, враг сострадания». Потом – «Великая компания» бывшего провансальского госпитальера Монреаля д'Альбарно (фра Мориале) – сборище вояк французского, венгерского, но в основном немецкого происхождения; после того, как Кола ди Риенцо в Риме обезглавил их командира, компания перешла под начало графа Конрада фон Ландау, которому предстояло потерпеть тяжелое поражение от тосканцев при Бифорко в 1358 г. Далее ситуация изменилась: из сугубо временных сообществ, первоочередной целью которых была эксплуатация местных жителей, их постоянных жертв, компании превратились в постоянные сплоченные боевые организации, регулярно поступающие или старающиеся поступить на службу к тому или иному итальянскому государству. В качестве примера можно привести историю англичанина Джона Хоквуда. Этот сын кожевника из окрестностей Колчестера, повоевав во Франции, в 1360 г. объявился во главе отряда смешанного состава, но с преобладанием его соотечественников. Одно время он числился в «Великой компании» маркиза Монферратского на службе у графа Савойского, воевавшего с миланскими Висконти. Возможно, он участвовал в битве при Бринье (6 апреля 1362 г.). В следующем году он появился у пизанцев во время их войны с Флоренцией. В дальнейшем он оказывается уже на стороне Висконти. Девять лет он был самым грозным капитаном Италии, командуя «Белой компанией»[362]. Он воевал против Флоренции, против папы, против императора Карла IV. Но в 1372 г. он внезапно переходит на сторону папы против Галеаццо Висконти и наголову разбивает последнего на реке Кьезе 7 мая 1373 г. После того как Милан и папа помирились, Хоквуд, оставшись без дела, направляется к Флоренции, угрожает ей и грабит ее земли. Тщетно Екатерина Сиенская призывает его покинуть Италию и отправиться в крестовый поход против турок. В 1375 г., будучи вновь на папской службе, он вторгается в Тоскану. Флоренции удается умилостивить его, предложив 130 000 флоринов, и к этой сумме добавляются еще взносы Пизы, Лукки, Ареццо и Сиены. За несколько месяцев английский капитан получил 225 000 флоринов. Кроме того, Флоренция обязалась выплачивать ему пожизненно ежегодное жалованье в размере 1200 флоринов. Как ни странно, несмотря на этот поток золота, Хоквуд еще два года оставался на службе у папы – в период так называемой войны Восьми святых, которую папа вел с Флоренцией и ее союзниками. Он несет прямую ответственность за резню в Чезене, в Романье, где, возможно, простились с жизнью примерно 5000 человек. Через несколько недель он открыто переходит на сторону Флоренции и Лиги, гарантирующих ему 250 000 флоринов в год. Именно тогда он женится на Доннине, незаконнорожденной дочери Бернабо Висконти, и становится владельцем замка и земель. До самой смерти в 1394 г. он сохранит верность Флоренции. Деятельный и осторожный тактик, постоянно пребывавший в движении, Хоквуд, похоже, был очень любим своими людьми, которым он регулярно платил и которые никогда не бунтовали. Конечно, он знал и поражения, но всякий раз ему удавалось восстановить свои силы, обращаясь в первую очередь к соотечественникам (второй «Компании св. Георгия»). Итак, Хоквуд вполне заслужил оценку, которой его удостоил Паоло Джиовио: «Суровейший воин и осторожнейший человек» (Acerrimus bellatoret cunctator egregius). Впрочем, Хоквуд так и не смог сколотить настоящего состояния; перед самой смертью он даже решился, чтобы разделаться с долгами, продать свои владения: виллу под Флоренцией, замок близ Ареццо, – и вернуться на родину. Значит, этот авантюрист так и не прижился в итальянском мире[363].