Читать онлайн «Петр Великий: личность и реформы». Страница 15

Так было впервые нарушено зыбкое равновесие «вечного мира», и впоследствии язык ультиматумов стал весьма распространенным в отношениях России со своим ближайшим соседом.

Тогда же в подкрепление слов были предприняты действия, ставшие впоследствии также вполне традиционными: осенью 1697 года по указу Петра 60-тысячный корпус боярина Михаила Ромодановского перешел польскую границу и сыграл свою решающую роль при избрании на польский престол желательного России кандидата – саксонского курфюрста Фридриха-Августа I, ставшего Августом II Сильным, королем польским. Впоследствии Петр в послании английской королеве Анне писал об этом эпизоде: «Сия армия отдана была в его [Августа] команду как скоро он туда прибыл, дабы привесть его в состояние наказать своих неприятелей; сверх того противной ему стороне угрожали мы огнем и мечом, что устрашив многих из оной, принудило признать его своим государем и таким образом вспоможением нашим утвердился он на престоле». Думается, что ставка на саксонского кандидата была следствием не каких-то особых симпатий Петра к Саксонии, а лишь нежеланием видеть на престоле Польши ставленника Франции, что привело бы к усилению в сопредельных России землях влияния Людовика XIV – противника опасного и могущественного.

Нельзя забывать, что распоряжения о концентрации войск на границе с Польшей и вмешательстве в польские дела отдавались Петром тогда, когда он, изменив план движения Великого посольства, отправился в Пруссию на переговоры с курфюрстом Фридрихом III. Между этими фактами – вмешательством в польские дела и поездкой в Пруссию, – несомненно существовала связь, ибо Пруссия, жаждавшая усиления за счет своих соседей (Польши и Швеции), видела в России своего потенциального союзника – стоит только вспомнить всю историю русско-прусских отношений в XVII—XVIII веках. Еще во второй половине XVII века Пруссия пыталась подтолкнуть Россию на выступления против Польши, а также не раз предлагала напасть на прибалтийские провинции Швеции, с тем чтобы Россия могла вернуть Ингрию и Карелию. Ситуация не изменилась и к моменту «бескоролевья» в Польше. Известно, что во время обсуждения Фридрихом и Петром прусско-русского договора фигурировал пункт о совместных действиях против некоей третьей стороны, под которой явно подразумевалась Польша (в случае победы в ней сторонников Конде). Однако итоги выборов в Польше осенью 1697 года были весьма благоприятными для России, и после победы саксонской «партии» об антипольском варианте внешней политики России не могло идти и речи. Возможно, что именно после победы Августа, ставшего ставленником России, и выплыл на поверхность последний альтернативный вариант внешней политики России – антишведский – как наиболее перспективный для интересов страны в тот момент. Тогда он казался наиболее благоприятным для осуществления. Дело в том, что международная обстановка в Европе к концу XVII века становилась все напряженнее. В Лондоне, Париже, Вене и других европейских столицах ждали сведений из Мадрида о состоянии здоровья испанского короля Карла II, не имевшего наследников. Призрак войны «за Испанское наследство» витал над Европой.

Петр, только оказавшись за границей, по-настоящему оценил значение назревающего конфликта по поводу Испанского наследства и потому стал внимательно следить за развитием ситуации. В письме А. А. Виниусу из Англии от 29 марта 1698 года он писал, показывая свое глубокое понимание обстановки и способность ориентироваться в международной политике: «Здесь вестей никаких иных нет, только пророчество мое близ збытия (что я писал о миру), потому что король француской готовит паки флот в Бресте подлинно; а куды, нихто не знает. К тому ж вчерась получили из Вены ведомость через грамотки, что король Гишпанский умре, о чем подлинного ожидаем вскоре поттверждения (оно не было получено: Карл умер лишь в октябре 1700 года. – Е.А.), а о болезни ево подлинная ведомость была, что на последнее(й) ступени жития своего. А что по его смерти (естьли то правда) будет, о том ваша мил ось сам знаешь».

В этих условиях и могли возникнуть вполне реальные надежды Петра на то, что спешно вооружавшиеся тогда противники – Англия и Франция со своими союзниками – не смогут вмешаться в конфликт на Балтике или, проще говоря, помочь Швеции, на которую с давних времен великие державы смотрели как на свою северную союзницу. Возможно, именно складывавшиеся благоприятные обстоятельства выступления против Швеции и обсуждались во время свидания царя в Раве-Русской с Августом II, когда Петр, возвращаясь из Вены летом 1698 года, остановился в Польше. Он сразу же нашел общий язык с обязанным ему престолом Августом, ибо тот, чувствуя зыбкость своих позиций в Польше, стремился укрепить их с помощью победоносной войны со Швецией в союзе с русским царем и другими противниками Швеции. А таких противников было достаточно.

Чтобы понять это, нужно сделать небольшой экскурс в историю XVI—XVII веков. Неприятель, против которого вознамерились обнажить свои мечи Петр и Август, был в то время истинным властелином Севера. С середины XVI века почти целое столетие Швеция вела длительные войны со всеми соседями: Россией, Речью Посполитой, Данией и Бранденбургом (Пруссией). Эти войны заканчивались с почти неизменным успехом шведов и привели к постепенному распространению шведских владений вдоль берегов Балтийского моря, сделав его, в сущности, внутренним шведским морем. Позже под власть шведов попали и значительные пространства побережья Северного моря. Начало образования Шведской империи было положено во времена короля Эрика XIV, захватившего в 1561 году Ревель и Северную Эстонию. Тявзинский мирный договор с Россией 1595 года закрепил за шведами Ливонию и обеспечил беспрепятственную шведскую колонизацию Финляндии. Выгодно использовав затяжной русско-польский конфликт начала XVII века, Швеция, ведомая выдающимся королем-полководцем Густавом III Адольфом, сумела в 1610-1620-х годах отнять у России ее прибалтийские территории (Карельский уезд, Ингрию – ижорские и новгородские земли), а затем у Речи Посполитой – Ригу и Лифляндию, что было закреплено Столбовским миром 1617 года с Россией и Альтмаркским перемирием 1629 года с Речью Посполитой.

Вестфальский мир 1648 года – итог Тридцатилетней войны – был подлинным триумфом Швеции: к ней отошли северогерманские территории Западной и Восточной Померании. Последняя волна шведской экспансии в ходе войн с Данией (1640—1650 гг.) и в Северной войне с Польшей и Россией 1655—1660 годов принесла Стокгольму не менее богатую добычу юг Скандинавского полуострова (Сконе), Восточную Норвегию, а также общее упрочение шведского владычества на южном побережье Балтики. Целым рядом мирных договоров 1658—1661 годов было признано бесспорное первенство Швеции в Прибалтике и Северной Европе вообще. Во второй половине XVII века империя шведов оформилась окончательно, достигнув зенита своего могущества. Поэтому неудивительно, что накануне Северной войны 1700—1721 годов не было в Европе более миролюбивого государства, чем Швеция, постоянно ратовавшая за сохранение мира, который гарантировал ей неотторжимость владений, протянувшихся от Северного моря почти до Баренцева. Иного мнения были ее соседи. Дания, одна из недружественных соседок шведов, охотно пошла с весны 1697 года на сближение с Россией, ибо имела серьезные претензии к Швеции, соперничество с которой не затихало полтора столетия. Особенно отчетливо противоречия сторон проявились в голштинском вопросе. Пограничное с Данией северогерманское герцогство Голштейн-Готторп (Голштиния) к концу XVII века полностью подпало под власть шведов, чувствовавших себя на его территории как у себя дома и тем самым угрожавших южным границам Дании. Угроза эта усилилась в конце 1690-х годов, когда Швеция ввела в герцогство войска.

Цели России в начавшихся переговорах с Саксонией и Данией были сформулированы вполне определенно: вернуть отнятые шведами, согласно Столбовскому миру 1617 года, ижорские и карельские земли и получить, как писалось тогда, «твердое основание на Балтийском море». Черновики проектов союзных соглашений, как правило, более откровенны, чем подписанные чистовики, становившиеся государственными актами вечного хранения. Вот как выглядит преамбула союзного русско-саксонского договора, подписанного 11 ноября 1699 года: «Понеже мы при самом персональном разговоре с наяснейшим и великоможнейшим Августом Вторым, божиею милостию королем Польским, намеряли иметь войну обще против короны Свейской замногия их неправды, обеим государствам нашим учиненныя, и, того ради, постановя и договоря от общаго совету, той назначенной войне силою и действом сих последующих статей при помощи Божией быти соизволяем». А вот черновик этой преамбулы: «Понеже Его царское величество при персональном разговоре с его королевским величеством Полским, объявил коим образом он желает те земли паки возвратить, которые корона свейская при начале сего столетняго времени (XVII века. – Е. А.) при случае тогда на Москве учинившегося внутреннего несогласия, из-под царской области и повелительства отвлекла, и после того времени чрез вредительные договоры за собою содержати трудилась, и к тому намерению Е. ц. в. Королевского величества Полского союзу и вспоможения желал». Как мы видим из сопоставления документов, окончательный текст договора словами «многия их неправды» затушевывает данную в черновике оценку всех русско-шведских соглашений XVII века как несправедливых и вынужденных, «вредительных» для России, ибо такое откровенное признание могло дезавуировать и другие действовавшие в это время международные соглашения России с иными странами.