Читать онлайн «10 мифов о России». Страница 36

На вооружении у стражи находились револьверы и холодное оружие (урядники) и шашки (стражники; хотя они имели право ношения огнестрельного оружия, но приобретенного за свой счет).

Таким образом, полиция в Российской империи была очень малочисленной структурой, и численность полицейских чинов в губерниях редко превышала две-три сотни человек.

Так, в начале XX века в Калужской губернии служили полицмейстер с помощником и секретарь, три пристава с помощниками, двенадцать околоточных надзирателей, двадцать старших и восемьдесят младших городовых.

В Хабаровске число полицейских составляло 30 человек (включая переводчика с китайского и маньчжурского языков), во Владивостоке — 136[136], в Ростове-на-Дону — 57.

Малочисленность низового состава полиции несколько компенсировалась возложением на дворников обязанности оказывать помощь городовым в случае необходимости: «Как заверещит страж порядка в свой свисток, так сразу около него вырастают два-три дворника из ближайших подворотен»[137]. С такой помощью, а также благодаря тому, что уровень преступности в стране был в 10 раз ниже, чем сейчас, полиция вполне могла контролировать ситуацию и обеспечивать охрану правопорядка.

Что касается Отдельного корпуса жандармов, то к 1917 году он насчитывал в своих рядах лишь 1000 офицеров и 10 000 нижних чинов, при этом большая часть чинов корпуса была задействована в обеспечении безопасности железных дорог, на долю собственно политической полиции оставалось менее трети.

Существенным недостатком русской дореволюционной полиции и корпуса жандармов было отсутствие собственных учебных заведений. Нижние чины набирались, как правило, из отставных армейских унтер-офицеров, а начальствующий состав — из чиновников и офицеров вооруженных сил. Премьер-министр России П.А. Столыпин в своем проекте реформы русской полиции предлагал создание специальных учебных заведений. Но «в целях экономии средств» проект был отложен. Поэтому премудростям полицейской службы сотрудникам полиции приходилось учиться исключительно на практике.

Служба в полиции была тяжелой и опасной всегда, а в годы обострения политической борьбы особенно. Революционеры относили всех без исключения полицейских чинов к «врагам народа» и заочно приговорили всех к смерти. Убить полицейского почиталось среди «борцов за счастье народное» за особую доблесть.

Чины полиции старались честно исполнять свой долг. Приведем лишь один пример. Служил в московской пресненской полицейской части околоточный надзиратель Сахаров. Будучи полицейским строгим и справедливым, он пользовался заслуженным уважением в рабочих кварталах. И когда в 1905 году в городе вспыхнуло восстание, то соседи-рабочие упрашивали полицейского не ходить на службу. «Я не для того служу моему государю, чтобы прятаться», — ответил честный надзиратель и вышел на дежурство. Через два дня его труп был выловлен солдатами в Москве-реке. На теле полицейского было 19 пулевых и ножевых ран — так с ним расправилась дружина боевиков, скрепив «революционное братство» кровью.

Полицейский чин. Околоточный надзиратель

В ходе «бескровной» революции в феврале 1917 года революционные дружины и восставшие солдаты петроградского гарнизона безжалостно перебили почти весь состав столичной полиции. Полицейские чины до конца пытались поддержать в городе порядок. Уже был отрешен от власти государь, уже появилось Временное правительство, а окруженные восставшими полицейские участки держались. Они все еще надеялись на помощь, которая так и не пришла. По некоторым сведениям, до 80% столичных городовых было убито в те дни...

Чины петербургской полиции

Завершая рассказ о полиции старой России, приведем один курьезный эпизод, характеризующий отношение русского государя к закону и полиции:

«Уже будучи императором, Александр III рыбачил на берегу маленького финского островка на финском архипелаге. Он добыл сачком много раков и вывалил их в большую корзину. Члены семейства собрались вокруг и восторгались уловом и способностями императора в ловле раков. Александр III выглядел очень довольным.

Неожиданно на берегу появился старичок, полицейский пристав из соседней деревушки. Увидев содержимое корзины, он принялся укорять царя за ловлю раков в то время, когда это еще не было разрешено. Старик не знал, к кому он предъявляет претензию.

Такая дерзость рассердила господ из свиты, но, взглянув пристально на полицейского, Александр поднял тяжелую корзину и высыпал ее содержимое в море. Он не произнес ни слова возражения, только тепло улыбнулся, а блюститель закона отправился восвояси, ворча по поводу городских господ и всех им подобным, кто, несмотря на свои роскошные костюмы, не умеют себя прилично вести.

Для Александра III закон был законом, и он сам всегда стремился его соблюдать»[138].

Медаль «За беспорочную службу в полиции»

Российская империя официально именовалась православным государством, а русский государь был защитником православной Церкви. Значит ли это, что другие конфессии подвергались преследованиям или гонениям? Отнюдь нет. Российские законы дозволяли подданным империи исповедовать свою природную религию, за редким исключением не ограничивая их в правах. Закон карал лишь «совращение из православия в другую веру», но не исповедание собственных культов.

Присяга солдат-лютеран

Наглядным примером веротерпимости российского законодательства был обряд военной присяги в армии.

Вот как описывал эту церемонию в 3-м гренадерском Перновском короля Фридриха-Вильгельма IV полку сын полкового командира:

«Посредине плаца стоят шесть совершенно одинаковых столиков, покрытых белами скатертями. Перед столиками, на некотором расстоянии, стоит знаменщик полка старший унтер-офицер Артур Степин, со знаменем полка и ассистентом. Постепенно, после нескольких перестроений, с другой стороны каждого столика образуются стройные квадраты подтянутых гренадер-перновцев.

Перед каждым столиком появляются священнослужители разных религий. Полковой священник со Св. Крестом и Евангелием становится перед первым столиком, перед которым стоит самый большой «квадрат» новобранцев. Перед вторым столиком становится католический ксендз, перед третьим — лютеранский пастор, перед четвертым — мусульманский мулла, перед пятым — еврейский раввин, а перед шестым, около которого стоят только два гренадера, — нет никого.

Начинается чин присяги, и к столику православных гренадер-новобранцев подносит знамя мой друг-знаменщик Артур Степин, его настоящее имя Артур Стопинг, и сам он — финн-лютеранин, но свою почетную обязанность знаменщика он исполняет блестяще.

Присяга солдат-магометан

В то же самое время к последнему столику подходит мой отец, командир полка, и я вижу удивительную вещь, которая могла произойти только у нас, в России. Оба новобранца вынимают из карманов маленькие сверточки и тщательно разворачивают тряпочки. Развернув, оба вынимают из свертков двух маленьких деревянных «Божков», выструганных из дерева и смазанных салом. Оба деревянные «божка-идола» водворяются на столик между моим отцом и двумя новобранцами, и только тогда мой отец как высший в их глазах начальник приводит обоих гренадер к присяге служить «верой и правдой» Царю и Отечеству»[139].

Присяга солдат-евреев

Присяга солдат-католиков

А ведь, казалось бы, какие-то дикие горцы — чего стоило полковому командиру поручить их религиозное воспитание могучему фельдфебелю с крепкими кулаками, и все пришло бы в «норму», но нет — даже к примитивным верованиям бог весть как попавших на службу солдат-язычников относились с уважением.

Примечательно, что мы не видим какой-либо формы светской, нерелигиозной присяги. И это не случайно. Монархия вообще негативно относится к атеизму, ибо человек, отрицающий бытие Бога, отрицает тем самым и власть монарха. Как говорил некий полицейский чин в одном из романов Достоевского:«Ежели Бога нет, то какой же я после это буду урядник!» Атеист не вписывается в монархическое общество, так как в рамках мировоззрения, не допускающего существования Бога, нет и признания власти монарха.

Значит ли это, что в российском обществе была группа лиц, дискриминированная из-за своего безбожия? На самом деле такой группы не было. Настоящих атеистов, тех, «кто ни во что не верит, даже в черта, назло всем», немного даже в современной России, что подтверждается результатами социологических исследований. В 1999 году в рамках российского этапа международного исследования WORLD VALUES SURVEY респондентам было предложено определить свое отношение к религии. Для сравнения мы приведем данные аналогичного опроса, проведенного весной 2005 года социологической компанией «Башкирова и партнеры».