Читать онлайн «Русская революция. Большевики в борьбе за власть. 1917-1918». Страница 85

Агентура была представлена молодыми людьми, которые завязли в российской драме телом и душой. Брюс Локкарт, бывший консул Англии в Москве, служил связующим звеном между Совнаркомом и Лондоном; Раймонд Робинс, глава миссии Красного Креста США в России, поставлял сведения в Вашингтон, а капитан Жак Садуль — в Париж. Большевики не принимали этих посредников всерьез, но находили их полезными: их обхаживали, им льстили, с ними обходились как с доверенными лицами. Прибегая к подобным хитростям, удалось убедить Локкарта, Робинса и Садуля, что, если страны, которые они представляли, окажут России военную и экономическую помощь, большевики отвернутся от Германии и, возможно, снова вступят в войну. Не понимая, что ими манипулируют, все три агента усвоили эту точку зрения и стали энергично ее навязывать как собственную своим правительствам.

Самую сильную идеологическую склонность к большевикам питал Садуль, социалист и сын участницы Парижской коммуны: в августе 1918 года он перебежал к русским, за что на родине его заочно приговорили к смертной казни как дезертира и предателя. [Приговор не был приведен в исполнение, когда Садуль вернулся на родину и вступил во Французскую компартию. Его воспоминания о революции приводятся во впервые опубликованных письмах к Альберту Тома: Notes sur la Revolution Bolchevique. Paris, 1922. См. также: Quarante Lettres de Jacques Sadoul. Paris, 1922].

Робинс, человек хитрый и двуличный, при встречах с Лениным и Троцким высказывался с энтузиазмом в их поддержку, вернувшись же в США, сделал вид, будто все время боролся с большевизмом. Этот сочувствующий социалистам подполковник-самозванец, человек состоятельный, общественный деятель и организатор рабочих масс, отослал Ленину перед отъездом из России следующее письмо: «Ваша пророческая проницательность и гениальное руководство позволили советской власти укрепиться во всей России, и я уверен, что этот новый созидательный орган демократического образа жизни людей вдохновит и двинет вперед дело свободы во всем мире. [Письмо датировано 25 апреля 1918 года и находится в Raymond Robins Collection, State Historical Society of Wisconsin, Madison, Wisconsin. В ответном письме Ленин выражал уверенность, что «пролетарская демократия... сокрушит ... империалистически-капиталистическую систему в Новом и Старом Свете» (Документы внешней политики СССР. М., 1957. Т. 1. С. 276).]. Он обещал затем, что по возвраще нии «продолжит усилия» по разъяснению принципов «новой демократии» американскому народу. Некоторое время спустя, выступая перед сенатской комиссией по ситуации в советской России, Робинс настаивал на оказании экономической помощи Москве, утверждая, что это якобы послужит «разрушению большевистской власти». [Kennan G.F. The Decision to Intervene. Princeton, N.Y., 1958. P. 237— 238. Имея в виду приведенные доводы, трудно согласиться с Кеннаном, что Робинс «в его отношении к советскому правительству не руководствовался никаким особым пристрастием к социализму как доктрине» или что он не был никак «предрасположен к коммунистической идеологии» (Р. 240—241). Впоследствии Робинс превозносил Сталина и был им принят в 1933 г. См: Meiburger A.V. Efforts of Raymond Robins Toward the Recognition of Soviet Russia and the Outlawry of War, 1917-1933. Washington, D.C., 1958. P. 193-199].

Локкарт был идеологически ангажирован меньше первых двух, но и он невольно стал орудием большевистской политики. [См. его: Memoirs of a British Agent. Lnd., 1935. См. также: The Two Revolutions: An Eyewitness Account. Lnd., 1967].

После большевистского переворота Садуль и Робинс время от времени встречались с Лениным, Троцким и другими коммунистическими вожаками. Во второй половине февраля 1918 года контакты участились и происходили довольно регулярно в период между принятием германского ультиматума (17 февраля) и ратификацией Брестского договора (14 марта). На протяжении этих двух недель большевики, испугавшись, что Германия намеревается отстранить их от власти, усиленно взывали к союзникам о помощи. Реакция союзников была благосклонной. Наиболее доброжелательно повела себя Франция. Она прекратила всякую помощь формировавшейся на Дону антибольшевистской Добровольческой армии, которой Нуланс до того оказывал финансовую поддержку, желая использовать ее в военных действиях против Германии. В начале января 1918 года генерал Анри Ниссель, только что возглавивший военную миссию Франции в России, предложил отказать генералу Алексееву в помощи на том основании, что тот возглавлял «контрреволюционные» силы. Совет был принят: помощь Алексееву прекратилась, а Ниссель получил полномочия открыть переговоры с большевиками. [Hogenhuis-Seliverstoff A. Les Relations Franco-Sovietiques, 1917-1924. Paris, 1981. P. 53. Ниссель не упоминает этих фактов в своих мемуарах Le Triomphe des Bolcheviks.].

Локкарт тоже выступал против поддержки Добровольческой армии и характеризовал ее в донесениях своему министерству иностранных дел как контрреволюционную. По его мнению, единственной антигерманской силой в России, на которую можно опереться, были большевики60.

В бурные дни, когда Германия возобновила военные действия, большевистское высшее руководство приняло решение просить помощи у союзников. 21 февраля Троцкий задал Нисселю через Садуля вопрос, готова ли Франция помочь советской России остановить наступление Германии. Ниссель связался с послом Франции и получил положительный ответ. В тот же день Нуланс телеграфировал Троцкому из Вологды: «В вашем сопротивлении Германии вы можете рассчитывать на военное и финансовое содействие Франции»61. Далее Ниссель давал Троцкому рекомендации относительно мер, которые надлежало принять советской России, чтобы остановить германскую армию, и обещал выделить военных советников.

Ответ Франции был вынесен на обсуждение Центрального Комитета поздним вечером 22 февраля. К этому времени Троцкий уже располагал меморандумом Нисселя относительно мер, которые готова принять Франция в поддержку России62. В документе, ныне считающемся утерянным, содержались конкретные предложения о выделении денежной и военной помощи. Троцкий призывал принять помощь и выдвинул соответствующую резолюцию. Ленин, не имевший возможности присутствовать на заседании, проголосовал заочно при помощи лаконичной записки: «Прошу присоединить мой голос за взятие картошки и оружия у разбойников англо-французского империализма»63. Резолюция прошла с трудом — шестью голосами против пяти, поскольку против нее возражали Бухарин и другие сторонники «революционной войны». Потерпев поражение, Бухарин заявил, что выходит из Центрального Комитета и из редакции «Правды», но не сделал ни того, ни другого.

Как только Центральный Комитет закончил свои размышления — это произошло в ночь с 22-го на 23 февраля, — вопрос был поставлен перед Совнаркомом. Здесь резолюция Троцкого также была принята, несмотря на возражения левых эсеров.

На следующий день Троцкий известил Садуля о готовности своего правительства принять помощь Франции. Он пригласил Нисселя в Смольный для совещания с Подвойским, генералом Бонч-Бруевичем и другими большевистскими военными экспертами о подготовке операции против Германии. Ниссель придерживался мнения, что советской России следовало создать новые военные силы с помощью бывших офицеров царской армии, сотрудничеством которых можно было заручиться, воззвав к их патриотизму64.

Под угрозой того, что Германия свергнет их власть, большевики полностью переориентировались. Они понимали, что союзники обращают мало внимания на внутреннюю и внешнюю политику России и окажут им щедрую помощь в ответ на возобновление военных действий на Восточном фронте. Не оставалось никаких сомнений в том, что, если германское руководство приняло рекомендации Людендорфа и Гинденбурга, большевикам, чтобы сохранить власть, следует объединиться с союзниками и дать им возможность использовать русскую территорию для военных операций против Четверного союза.

К концу февраля сотрудничество России и стран Четверного согласия продвинулось так далеко, что Ленин направил в Париж Каменева в качестве «дипломатического представителя». Каменев добирался до Парижа через Лондон и прибыл на французскую границу уже после ратификации Брестского мира. Прием ему был оказан прохладный. Франция не выдала ему въездной визы, и он отправился на родину. По пути в Россию он был задержан германскими властями и провел четыре месяца в заключении65.

Получила ли Германия сведения о переговорах большевиков с Францией или это было простым совпадением, но случилось так, что ответ, которого от нее ждали с таким нетерпением, прибыл в то самое утро, когда Центральный Комитет и Совнарком приняли решение просить помощи у союзников66. Ответ подтвердил худшие опасения Ленина. Берлин претендовал теперь не только на территории, захваченные германской армией во время войны, но и на земли, занятые в продолжение недели после срыва брестских переговоров. Россия должна быта отдать Украину и Финляндию, демобилизовать армию и пойти на ряд экономических уступок. Нота была выдержана в форме ультиматума, на который требовалось дать ответ в течение 48 часов, после чего еще 72 часа отводилось на подписание договора.