Читать онлайн «История папства». Страница 98

Как и Иннокентий до него, Климент предпочитал видеть следующим королем Испании Филиппа Анжуйского. Дед Филиппа, Людовик XIV, возможно, имел свои недостатки, однако он был наиболее могущественным из поборников римского католицизма. Кроме того, в том, что касалось папских территорий в Италии, то испанцы причинили им огромный ущерб. Климент понимал, что папские земли находились бы в большей безопасности, если бы француз, а не испанец держал под контролем находившиеся в руках испанцев Неаполь, Милан и Сицилию. Однако едва ли приходилось ожидать того, что император Леопольд согласился бы с таким оборотом дел, и король Людовик, не теряя времени даром, отправив юного претендента в сопровождении группы французских чиновников в Мадрид, чтобы тот без промедления занял трон, в самом деле не сумел захватить все ключевые посты в правительстве. Людовик не мог знать, насколько долгой и отчаянной окажется назревавшая война и какова будет та цена, которую ему придется заплатить за корону внука.

И вот когда в феврале 1701 года, менее чем через три месяца после восхождения на престол папы Климента XI, а Филиппа Анжуйского приветствовали в Мадриде как короля Испании Филиппа V, французские войска почти одновременно оккупировали территорию Испанских Нидерландов. Почти никто не знал тогда, что Европа погружается в пучину войны за испанское наследство.

Император Леопольд отреагировал быстро. Если Испания из рук слабейшего монарха перейдет к сильнейшему, что мешает передать ее кому-то еще? Как того и опасался папа, Леопольд решил захватить все испанские владения в Италии, начиная с Милана, чтобы помешать их переходу под власть французов. Он нашел себе союзников в лице Англии и Голландии. Эти две морские державы получали огромные прибыли от торговли с Испанией. Некоторые английские и голландские купцы постоянно проживали в Кадисе и других испанских портовых городах. Большую часть XVII столетия обе страны находились не в лучших отношениях, однако теперь решили вместе с императором взяться за общее дело — остановить Францию. Так возник Великий альянс.

Что же касается папы Климента, то все знали о его профранцузских настроениях — он действительно отправил письмо с поздравлениями королю Филиппу в Мадрид, поэтому не стало неожиданностью, что от предложенного им посредничества отказались. Когда война началась, он почел за благо занять нейтральную позицию, хотя это было отнюдь не просто, особенно когда и Леопольд, и Филипп потребовали от него, чтобы он признал их права на Неаполь и Сицилию, где Филиппа уже провозгласили королем без каких-либо трудностей. Если верить венецианскому послу, папа опасался мощи, дерзости и гордыни Габсбургов и ветрености, самоуверенности и склонности к насилию Бурбонов, но при этом ни слова не говорил об их галликанских идеях. Его самым слабым местом всегда была нерешительность. Он и теперь колебался, отчаянно пытаясь выиграть время и тем самым противодействовать обеим партиям.

Апеннинский же полуостров, что было неизбежно, вновь стал ареной боевых действий. Сначала французы осадили и взяли Милан, но затем в 1706 году блистательный имперский полководец Евгений Савойский вытеснил их из Северной Италии. Годом позже австрийские войска Иосифа I, преемника Леопольда, вторглись на территорию Папской области и захватили Неаполь, угрожая самому Риму. Папе, единственным оружием которого было лишь его имя, пришлось принять условия Иосифа и признать захват им Неаполя, а также претензии младшего брата императора эрцгерцога Карла на испанский трон, что, конечно, привело к серьезным осложнениям в отношениях папства с Испанией.

Затем 17 апреля 1711 года Иосиф скончался в Вене в возрасте тридцати трех лет от оспы, и обстановка на европейской политической арене вновь быстро изменилась. Во время своего шестилетнего правления Иосиф активно поддерживал претензии Карла на Испанию; но теперь Карл стал уже не просто претендентом на испанский престол. Великий альянс был создан для того, чтобы воспрепятствовать чрезмерному усилению одной династии — Бурбонов. Если бы Карл унаследовал имперскую корону (как это и произошло, когда его избрали в следующем году императором), возникла бы угроза, что Габсбурги также станут слишком сильными, учитывая, что их владения оказались бы еще более консолидированными, чем во времена предка Карла, Карла V. Как и следовало ожидать, потребовалось много месяцев, прежде чем европейские державы договорились по поводу новой ситуации. Лишь в первый день 1712 года начались переговоры союзников с Францией в голландском городе Утрехте.

То, что известно под общим названием Утрехтского мира, являло собой, по существу, целую серию договоров после европейской войны, которая сотрясала континент одиннадцать лет. Франция и Испания предприняли новую попытку урегулировать свои отношения с соседями. Папа Климент, как обычно, повел себя индифферентно. Карл отказался от своих претензий на испанский престол в пользу Филиппа и получал за это Милан и Неаполь. Франция и Испания официально признавали герцога Виктора Амадея II Савойского, который приходился тестем королю Филиппу, королем Сицилии[271]. Ни в одном из этих случаев с папой не консультировались. Даже старинными папскими фьефами Пармой и Пьяченцей распорядились без его согласия.

Политический и дипломатический престиж Святого престола значительно снизился. Только в вопросах вероучения к мнению папы по-прежнему прислушивались, однако лишь до известной степени. Наиболее сложным вопросом являлся янсенизм во Франции (см. главу двадцать первую). К тому времени он уже полстолетия служил причиной волнений, и все усилия Людовика XIV справиться с ним терпели фиаско. Незадолго до этого они вспыхнули вновь, когда сорок докторов Сорбонны заявили, что католикам дозволено выслушивать осуждение янсенистов «в почтительном молчании». Это вызвало у короля новый прилив ярости. Теперь он потребовал, чтобы папа Климент, уже подвергший докторов критике, выпустил буллу, в которой объявил бы, что одного только пассивного согласия недостаточно; возмутительное учение должно быть прямо и недвусмысленно осуждено, где бы и когда бы оно ни поднимало голову. Климент так и сделал, однако последствия этого оказались отнюдь не такими, каких он ожидал. Во Франции немедленно последовало возмущение, вышедшее далеко за пределы янсенистских кругов. Тон в нем задавал один из наиболее родовитых священнослужителей, кардинал Луи Антуан де Ноайль, архиепископ Парижский. Людовик, разгневанный больше прежнего, начал настаивать на булле, в которой содержалось бы не какое-то частичное, а полное и безоговорочное осуждение янсенизма. И снова папа сделал так, как того желал король, обнародовав буллу «Unigenitus», где осуждалось 101 положение, взятое из недавнего и чрезвычайно популярного сочинения виднейшего янсениста по имени Паскье Кенель. Однако Ноайль и пятнадцать других епископов категорически отказались принять ее — галликанизм, как в этом предстояло убедиться, отнюдь не собирался умирать, — и патовая ситуация продолжалась вплоть до смерти короля в 1715 году.

Поскольку его правнуку и преемнику Людовику XV было только пять лет, регентство доверили Филиппу, герцогу Орлеанскому. Герцог не проявлял интереса к религии; он хотел лишь избавиться от любых проблем раз и навсегда. Он запретил дальнейшие дискуссии по поводу вызывавшей споры буллы и предоставил папе самому искать решение. В итоге Климент обнародовал третью буллу, сохранявшую в силе «Unigenitus» и отлучавшую от церкви всех, кто окажет неповиновение. Она также вызвала осуждение со стороны многих — не только де Ноайля, но и нескольких епископов, французских parlements[272] и Сорбонны. Это, естественно, встретило поддержку регента, но пока шли споры, они наносили все больший и больший ущерб и без того уменьшившемуся престижу папства во Франции, и полемика все еще продолжалась, когда 19 марта 1721 года папа умер после продолжительной болезни. Ему был семьдесят один год. Он занимал папский престол двадцать лет, и именно при нем Рим пережил два катастрофических наводнения, а в начале 1703 года столь ужасный ураган, что колокола звонили сами по себе. За этим последовала целая серия землетрясений, одно из которых разрушило три арки второго яруса Колизея.

Климента XI отличали многие добродетели. Он был человеком глубоко верующим, трудолюбивым, неподкупным, щедрым покровителем искусств. Его главным недостатком являлась нерешительность. Ему недоставало политического инстинкта, который ведет прирожденных лидеров, и потому он не мог утвердить свой престиж (не говоря уже о том, чтобы добиться исполнения своей воли) среди иноземной паствы. Он неохотно согласился принять папский сан и никогда не строил иллюзий относительно своих достижений. За несколько месяцев до смерти он продиктовал своему племяннику кардиналу Аннибале Альбани собственную эпитафию. Она гласила: «Климент XI, сначала священник, затем каноник этого собора, умер… после того как был понтификом … лет. Помолитесь за него».