Читать онлайн «История папства». Страница 28

Их выбор пал на Жерара, епископа Флоренции, безупречного, надежного бургундца, который в декабре 1058 года оказал поддержку императрице-регентше Агнессе и — что имело не меньшую важность — герцогу Годфриду Лотарингскому. Это позволило ему инаугурироваться в качестве папы под именем Николая II (1058-1061). Он и его кардиналы, которым оказывал поддержку герцог Годфрид и его небольшой воинский отряд, двинулись в Рим, где перед ними открыли Трастеверские ворота. Они быстро овладели островом на Тибре, который превратили в свою штаб-квартиру. Последовало несколько дней уличных боев, а затем Латеранский дворец был взят штурмом, тогда как антипапа Бенедикт X едва сумел спастись бегством в Галерию[100].

Партия реформ вновь победила, но немалой ценой. Бенедикт X оставался на свободе, и у него имелось немало сторонников. Многие римляне, вынужденные присягать на верность Николаю II, подняли в знак клятвы левую руку, давая понять, что их правая рука сохраняет верность его сопернику. Особенно беспокоило сознание того, что реформаторы не одержали бы победы без военной поддержки со стороны герцога Годфрида. Таким образом, после всех усилий, предпринятых за последнее десятилетие, папство вновь оказалось в том состоянии, в котором его застал Лев: оно колебалось между аристократией и империей, иногда у него получалось стравить их друг с другом, однако ему никогда не удавалось по-настоящему утвердить свою независимость от той или другой стороны. Главная задача реформы в таких условиях выполнена быть не могла. Так или иначе, церкви предстояло самой становиться на ноги.

На первом месте стоял вопрос с Бенедиктом. Всего тринадцатью годами ранее его ненавистный тезка показал, как много вреда может принести ренегат-антипапа; Бенедикт X пользовался куда большей популярностью, нежели Бенедикт IX, и в это время не было императора, готового вторгнуться в Италию и восстановить порядок, как то сделал Генрих III. Герцог Годфрид возвратился в Тоскану — это, пожалуй, было к лучшему, учитывая его странную нерешительность, которая привела к тому, что его заподозрили в интригах в пользу римских правых. И тут церковь предприняла неожиданный, роковой шаг. Она обратилась за помощью к норманнам.

Окончательное решение об этом могло быть принято только Гильдебрандом. Никакой другой член курии, даже сам папа Николай не обладали необходимыми мужеством и авторитетом. Вся Италия, и прежде всего римские клирики по-прежнему видели в норманнах — и не без основания — шайку грубых разбойников, ничем не лучше сарацин, терроризировавших юг до них. Для многих кардиналов идея союза с людьми, чьи кощунства и надругательства над святынями прекрасно известны, с людьми, которые всего пять лет назад не задумались поднять оружие против самого Святого престола и держали в плену папу в течение девяти месяцев, такая идея казалась куда худшей, чем соглашение с римской знатью или даже с самим Бенедиктом. Однако Гильдебранд знал что делал. Папа и кардиналы, как то почти всегда и случалось, склонились перед его волей. И в феврале 1059 года он отправился для участия в переговорах с одним из вождей норманнов, князем Ричардом Капуанским.

Ричард не колебался. Он немедленно предоставил в распоряжение Гильдебранда 300 человек, и кардинал поспешил в Рим со своим новым эскортом. К середине марта он и Николай расположились лагерем близ Галерии, наблюдая за тем, как армия ведет осаду города. Норманны, используя свою обычную тактику, произвели ужасающее опустошение окрестных территорий, грабя и сжигая все вокруг. Жители Галерии оказывали мужественное сопротивление, отбивая одну за другой попытки овладеть стенами. Но летом их вынудили капитулировать. Бенедикт был взят в плен, подвергнут пыткам, публично лишен сана и затем помещен в богадельню Святой Агнессы на виа Номентана. Эра дружбы пап с норманнами началась.

Судьба Бенедикта X вызвала сильнейший шок у реакционной группировки в Риме. Она не ожидала ни такой энергии, ни такого единства целей, с которым кардиналы выступили против его избрания, но не ожидала она и той решимости, с которой потом его устранили. И теперь, прежде чем они успели прийти в себя, Гильдебранд нанес им второй удар, надолго их парализовавший. Процедура избрания пап всегда носила достаточно расплывчатый характер. Теоретически она основывалась на порядке, установленном императором Лотарем в 824 году и возобновленном Оттоном Великим в следующем столетии, согласно которому избрание должно было осуществляться всем клиром и знатью Рима. Однако новый понтифик не мог проходить инаугурацию, пока не приносил присягу императору. Такое решение, достаточно расплывчатое уже в первоначальном варианте и ставшее еще более расплывчатым из-за двух с лишним веков различных трактовок, не могло не привести к злоупотреблениям. Не говоря о той власти над папством, которую оно давало римской аристократии, это подразумевало определенную зависимость от империи, которая, несмотря на противовес в виде необходимости для каждого императора получать корону из рук папы в Риме, ни в коей мере не совпадала с представлениями Гильдебранда о главенстве папы. Теперь, когда в Риме царила анархия, на германском троне сидел ребенок, а вооруженная помощь со стороны норманнов в случае необходимости гарантировалась, эти правила можно было наконец отменить.

13 апреля 1059 года папа Николай собрал синод в Латеранском дворце. И здесь, в присутствии 113 епископов, в том числе Гильдебранда, он обнародовал решение, которое (с одной-двумя позднейшими поправками) продолжает регулировать выборы пап и по сей день. Впервые избрание нового понтифика возлагалось теперь непосредственно на кардиналов — по сути, высшее духовенство Рима[101]. Только после того, как папу выбирали, могла идти речь об утверждении его остальным клиром, а также народом. Чисто формальный характер носили нарочито темные оговорки по поводу того, что выборщики должны иметь попечение об уважении и почете по отношению к Генриху как нынешнему королю и, можно надеяться, императору в будущем, а также ко всем таковым его преемникам, которые лично получат соответствующие права от апостольского престола, однако значение этих оговорок было ясно: в будущем церковь намерена сама вести свои дела и устанавливать собственные порядки независимо ни от империи, ни от римской аристократии.

Это было смелое решение. И даже Гильдебранд не осмелился бы принять его иначе как из-за норманнов. И для империи, и для римской знати случившееся означало пощечину, хотя и дипломатично оформленную. И можно было ожидать, что любая из сторон попытается восстановить свои прежние привилегии силой оружия. Однако переговоры Гильдебранда с капуанским князем, не говоря уж о недавних событиях в Галерии, снова вселили уверенность в него, а благодаря этому и во всех церковников. С подмогой не более чем в 300 норманнов из Капуи он привел в замешательство основные силы неприятеля. Насколько большего удалось бы ему добиться, если бы все норманнские силы из Апулии и Калабрии встали под папские знамена? Такая поддержка дала бы церкви возможность избавиться от последних остатков политической зависимости и осуществить наиболее глубокие преобразования без опасений за последствия. Кроме того, события 1054 года создали такой климат в отношениях между Римом и Константинополем, в котором, совершенно очевидно, в ближайшем будущем не приходилось надеяться на примирение в теологических вопросах. И чем скорее искажающие истину доктрины греков совершенно исчезнут в Италии, тем лучше. Норманны, у которых наконец установились терпимые отношения с их подданными — лангобардами, — вынудили византийцев отступить в немногие изолированные опорные пункты в Апулии (прежде всего в Бари) и Калабрии. Если бы они имели полную свободу рук, то вскоре довершили бы начатое, и затем, по всей вероятности, они взялись бы за неверных на Сицилии. По сравнению с другими народами, населявшими Апеннинский полуостров, норманны действовали наиболее эффективно и, несмотря на все свои недостатки, они были католиками. Так не следовало ли лучше их поощрять, нежели бороться с ними?

Со своей стороны вожди норманнов не требовали ничего другого, кроме как союза с римской церковью, что неизбежно втянуло бы их во вражду с императорским двором. Однако хотя в прошлом они и их соплеменники и могли поступать вопреки своим религиозным убеждениям, норманны всегда (даже при Чивитате) демонстрировали уважение к папе и поднимали оружие против него только для самообороны и лишь после того, как все попытки мирного урегулирования терпели провал. Они были не настолько сильны, чтобы отказаться от гарантий от угрозы комбинированного удара со стороны империи и папского государства или от союза против кого-либо из врагов — Византии, Тосканы или сарацин, с которыми им приходилось сталкиваться. С другой стороны, норманны достаточно сильны, чтобы вести переговоры с папой на равных. Им было на что надеяться, когда в июне 1059 года Николай II оставил Рим в сопровождении внушительной свиты из кардиналов, епископов и клириков и направился в маленький город Мельфи, первую цитадель норманнов на юге Италии.