Читать онлайн «Теория и методология когнитивной истории». Страница 10

3) информационный ресурс человека, запечатленный в материальной форме вещей, интеллектуальных продуктов, составляет непрерывно пополняемый тезаурус человеческого рода. Он имеет вектор постоянного прирастания. Каждое новое поколение имеет информационный ресурс более полный, нежели предшествующее, что обеспечивает прогресс развития.

Дискретность восприятия мира – одна из универсалий человеческого мышления. Обращение к понятию целенаправленной человеческой деятельности, фиксирующей себя созданием продукта, дает повод поразмыслить над вопросом о том, каким образом эта идея может помочь сблизить абстракцию философской антропологии с эмпирической исторической практикой.

Философы, как известно, обозначили главное изменение, которое вносит в природный универсум присутствие человека: он превращает природную биосферу в ноосферу, сферу разума.

Языкознание XX в., в свою очередь, рассматривает вопрос о том, каким образом различные языки создают картину мира, формулируя соответствующие понятия, как они осмысливают мир, набрасывая на него свою сетку понятий. Различие этих понятийных сеток – перспективный способ создания языковой компаративистики разнообразных языков и народов.

Подходя к данной проблеме с позиций создания продукта как непременного компонента целенаправленного человеческого поведения, возможно сделать еще один шаг к сближению философской антропологии и эмпирики. При всех лингвистических различиях концептов восприятия мира отметим их общую черту: человек обязательно разделяет, разграничивает познаваемый мир. Так проявляется дискретность восприятия мира – когнитивная способность человека. Текучий, подвижный недискретный окружающий мир он конкретизирует, приближает к себе, присваивает, очерчивая границы. Человеку свойственно смотреть в этот мир как в магический квадрат, прорубив в него «окно», создав раму, кадр, фрейм. Пейзаж, заключенный в раму, для него интереснее природного, в нем уже есть человеческий взгляд. Эти рамки человек очерчивает и в реальном мире, создавая город, огород, поле, сад, посад. Информативны человеческие меры пространства – например день пути, он мерит поле меркой зерна, высеваемого на его пространство. Все эти эмпирические данности выражают способ активного, деятельностного мышления.

Дискретность человеческого восприятия порождает два типа дискретных же производных: определения в языке и вещи в виде интеллектуального материального продукта. Этот универсальный «эталон», который порождает соответствующие феномены, позволяет понять, каким образом индивиды способны, с одной стороны, производить слова и вещи, а с другой – воспринимать то, что говорят и создают другие.

По аналогии с «универсальной грамматикой» языка следует ввести понятие универсальной стратегии творчества, алгоритма создания вещи как интеллектуального продукта. Наличие универсальной стратегии говорения позволяет понимать язык. И даже более того – позволяет понять человека говорящего. Еще более важна возможность, благодаря общей стратегии творчества, как понимания одним индивидом друтого – как создающего, творящего и изобретающего, так и понимания созданной вещи как выражения личности индивида.

Стратегия создания, по-видимому, универсальна в своих основных параметрах, ибо она доступна человеческому пониманию. В рамках, приближенных к общечеловеческому пониманию, приоритетна идея, затем следует отделение того, что есть, от того, «что не есть»: преобразование недискретного универсума в дискретный (отделение одного от другого), далее следует формирование структур, и наконец, взгляд творца «извне» на итоговый созданный, воплощенный результат. В таком именно, приближенном к человеческому пониманию, виде способ творения согласуется с опытом индивида, создающего свой интеллектуальный продукт именно по эталонной (общепонятной) схеме. Существует универсальность творческого человеческого алгоритма, а следовательно, универсальна и способность индивида воспроизвести ее в обратном порядке, от материального образа вещи – к пониманию мастера.

Человек – живая система, способная целенаправленно и осознанно создавать продукт, придавая ему структуру, пригодную для выполнения функций, к осуществлению которых этот продукт предназначен. Это основное определение, из него вытекает ряд не менее важных следствий. Интеллектуальный продукт материален в отличие, например, от речи. Если бы человек производил только слова, имел бы в качестве своего определяющего (выделяющего его из других систем) параметра именно эту способность, то никто никогда ничего не узнал бы о нем, за исключением тех, кто мог с ним общаться в данный момент и в данном месте. Но, к счастью, это не так. Человек создает материальный продукт, и этот продукт сохраняется, остается в сообществе людей и может быть востребован вновь и вновь. Он функционирует в обществе, оставаясь в нем навсегда.

Продукт структурирован в соответствии со своим предназначением, эта структура регулируется его функцией, а функция определяется целью его создания. Получается, что все многообразие интеллектуального продукта, который создан человеком, представителями человеческого рода, где бы и когда бы они ни жили и ни действовали, представляют собой единство объекта. Единство цели создания, структуры и функции составляет универсальное общее свойство любого интеллектуального продукта, созданного человеком, человеческим мышлением. Системообразующий принцип любого интеллектуального продукта универсален. Иначе говоря, человеческое мышление как особый феномен живой человеческой натуры, имеет свое материальное, эмпирическое воплощение. И, следовательно, доступен человеческому познанию.

Размышляя о познаваемости исторического процесса, приходится уделить главное внимание той познавательной модели, которая ставит в центр внимания интеллектуальные продукты в виде вещей. Вещественная природа культурных объектов едина для всего исторического процесса. Общая цель их создания – фиксирование информационного ресурса, овеществление его. При данном подходе снимается то неправомерное противопоставление различных исторических эпох в истории человечества, которое выражено в дописьменной эпохе (собственно неисторической) как альтернативе эпохам последующим. Представляется более методологически оправданным понимание единства человеческой истории, которая на всем протяжении обнаруживает единство обмена фиксированной информацией в виде вещей. Вполне очевидно, что письмо как запись речи открывает новые возможности для более информативной передачи идей и представлений, чем прежде. Но суть дела состоит в другом: любой интеллектуальный продукт представляет собой вещь, и только в этом случае он выступает как стабильный и доступный для общества в целом информационный ресурс. Поэтому вещь, изделие, рассматривается нами как общее понятие интеллектуального продукта.

В нем может быть письменный текст, а может и не быть, или, вернее, он не всегда может быть опознан историком в этом качестве, но он всегда прежде всего – изделие, произведение, продукт целенаправленной осознанной человеческой деятельности. Отметим, что практикуемое в некоторых гуманитарных науках изолированное рассмотрение лишь письменного текста значительно снижает возможности раскрыть информационный ресурс произведения в целом. Каллиграфия, материал, переплет несут свой информационный ресурс, вне которого трудно интерпретировать смысл целого. Поэтому необходимо подробнее остановиться на фундаментальных проблемах формирования интеллектуального продукта, с одной стороны, и интерпретации информации, которая в нем сохранена, – с другой.

Рассматривая понятие о вещи как основном информационном ресурсе для изучения исторического процесса, необходимо задаться прежде всего вопросом о том, в какой мере создание интеллектуального продукта, создание изделия может выступать как общечеловеческое свойство. Мы исходим из того, что способность остановить мгновенную мысль, воплотить ее в образ и сохранить в вещественной форме представляет собой сущностную характеристику исторического индивида на всех этапах развития. В глубинах архаического сознания уже проявляется понимание ситуаций творения.

Что позволяет говорить об этом? Исследования новейшего времени, в том числе исследования исторической антропологии, при различии их подходов, объединяет заметное стремление понять те познавательные процессы, которые являются общим для человеческого индивида. Одним из источников, которые антропология использовала, чтобы приблизиться к пониманию этого феномена, стали мифологические сюжеты, восходящие к первобытному мышлению. Приводимый в этих исследованиях материал показывает, что в архаических мифах прослеживается попытка объяснить возникновение окружающего их мира. Это, как известно, мифы о творении окружающего мира из «чего-то неопределенного», того, что в древней мифологии определялось как «хаос». Подойдем к вопросу с несколько иной стороны. Каждый из таких мифов представляет собой своего рода метафору. Метафора есть способ передать впечатление о небывалом, невиданном явлении через те понятия, сравнения, которые слушателям хорошо знакомы. Если задаться вопросом, какой информационный ресурс передает нам метафора, то можно сказать, что наиболее достоверно мы узнаем о том, что же собственно знали эти слушатели. Так, например, из метафоры «говор волн» можно извлечь достоверную информацию – слушатели знают, что такое говор, как он звучит. Если мы применим такой подход к архаическим мифам, то увидим, что и рассказчики, и слушатели мифа хорошо знают: из неструктурированного, хаотического состояния творец, создатель, мастер может, задавшись определенной целью, создать нечто новое, представленное в материале, в структурированной форме. Создатели древнего мифа с ситуацией подобного рода хорошо знакомы, принимают ее как данность, без всяких объяснений. Более того, ситуации иногда конкретизируются в этом смысле, миф рассказывает, из какого материала, а иногда и как именно возникает мир как «изобретение творца». Таким образом, можно считать, что ситуация творчества есть общечеловеческая типологическая ситуация, которая осознается и соответственно конкретно- историческим условиям конкретизируется в первобытном сознании.