Читать онлайн «Александр II. Трагедия реформатора: люди в судьбах реформ, реформы в судьбах людей: сборник статей». Страница 63

Конечно, во многих тщательно продуманных деталях праздника были выражены идеи конституционализма и сепаратизма, владевшие умами финской элиты. Как с возмущением отмечалось в «Московских ведомостях», «финляндские “патриоты” употребили все усилия к тому, чтобы превратить это торжество в праздник финляндской “государственности”, в праздник “возрождения в Финляндии конституционного государственного устройства”»{696}. В речах постоянно звучало восхваление идей конституционализма, Александр II превозносился главным образом как царь, возродивший финскую парламентскую традицию. Распорядители-студенты украсили себя бантами национальных цветов — синего и белого, повсюду висели флаги с изображением финляндского герба. При этом почти не видно было российских флагов и напрочь отсутствовали листовки с русским текстом речи Александра III, тогда как переводы этой речи на финский и шведский языки раздавались всем желающим. Словом, открытие памятника Александру II стало грандиозной демонстрацией протестных настроений, овладевших к тому времени широкими слоями населения Финляндии. Сам памятник стал одним из символов финской государственности, конституционного устройства и самоуправления, а также представления финляндцев о «хорошем» царе, которое должно было служить живым укором ныне здравствующим монархам. Именно в таком качестве памятник на Сенатской площади и был использован чуть позже, в период, когда «поход на Финляндию» приобрел более жесткий и неотвратимый характер.

Этот период связан с именем последнего русского императора. Именно Николай II назначил генерал-губернатором Финляндии решительного сторонника унификации Н.И. Бобрикова, который «взял быка за рога» и инициировал издание так называемого Февральского манифеста. Манифест был подготовлен втайне от финляндцев и неожиданно издан 3 февраля 1899 г. Его суть заключалась в том, что общегосударственные законы, касающиеся также и Финляндии, равно как и финские законы, затрагивающие общегосударственные интересы, должны приниматься по решению Государственного совета и утверждаться императором. От сейма запрашивалось лишь заключение — таким образом, его роль сводилась до уровня совещательного органа. Финляндцы восприняли манифест как нарушение конституционных законов, как государственный переворот{697}.

С момента опубликования Февральского манифеста отношения российской власти и основной части финских политических сил перешли в стадию открытого конфликта. Доверие к царю, к слову, данному с самой вершины власти, было подорвано. Усугубило ситуацию демонстративное нежелание Николая II прислушаться к финскому общественному мнению. Он не принял представителей Сената, просивших подтверждения незыблемости конституционных прав, и, что было воспринято еще болезненнее, отказался принять в начале марта народную делегацию числом в пятьсот человек, которая везла царю так называемую Большую петицию. Этот документ подписала пятая часть населения Финляндии — более полумиллиона человек. Форма отказа Николая II была оскорбительной для членов депутации: он сообщил, что, разумеется, не примет их, хотя они и не виноваты, и приказал им отправляться домой. Если в Петербург направлялись верящие в справедливое решение и в большинстве своем лояльные просители, то возвращались оттуда оскорбленные и озлобленные люди. Финляндцы сплотились в единый фронт, готовые отстаивать свои права и противостоять власти, поправшей, по их мнению, их конституцию{698}. Началось движение пассивного сопротивления, одной из символических репрезентаций которого стало демонстративное поклонение памятнику Александру II.

Формы выражения протеста были разнообразными — от траурных облачений женщин до ежегодно проводившихся больших певческих праздников, являвшихся фактически формой скрытых манифестаций. Сам день объявления манифеста несколько лет особым образом «отмечался»: все окна городов затемнялись и «патрулировавшие» в этот день толпы добровольцев устраивали кошачий концерт под каждым освещенным окном. Наоборот, день рождения одного из деятелей национального возрождения, поэта Йохана Людвига Рунеберга, отмечали, помещая в каждом из окон горящую свечу{699}. Одним из эпицентров протестного манифестирования был монумент Александру II, который по особым дням становился объектом поднесения букетов и венков[48]. О том, как искусно использовался памятник русскому императору в протестных целях, повествует комплекс документов, хранящихся в архиве генерал-губернатора Финляндии{700}.

В записке от 1901 г. с возмущением констатировалось: «С 1899 года имеющийся в г. Гельсингфорсе памятник в Возе почившего Государя Императора Александра II стал, казалось бы, предметом сочувственных ему манифестаций, но, в сущности, он направлен против новой русской политики в крае. Ныне же, с усилением газетной цензуры, памятник стал предметом возложения венков со столь откровенно резкими надписями, которые никогда не были бы допущены на страницы газет и вполне заменяют передовицы “Nya Pressen” [Новая пресса]»{701}.[49] В деле содержится перечень разнообразных демонстративных акций, эпицентром которых был памятник Александру II. Так, 31 декабря 1900 г. к памятнику были возложены три венка в виде кантеле (финского национального музыкального инструмента), украшенных сине-белыми лентами с надписями в стихах на шведском языке. Помимо короткого текста «На память князю свободы» на лентах большого венка в форме кантеле была следующая надпись: «Сила для защиты законного права, мужество, чтобы сберегать разум, — это то, что хотят у нас похитить и не только у нас, но и у нового поколения. Но… никогда подобное учение не найдет доступа в наши умы! Только нашлись бы у нас мужество и сила! Ни господина, ни раба! Для трусости же — срам и могила! Это да будет лозунгом нынешнего времени! Государственные мужи, черпайте из этого источника!» Надпись на лентах малого венка в виде кантеле призывала верить, что наступит новый свежий и добрый день, когда насилие обратится в прах.{702}

Как видим, надписи на венках лишь в очень малой степени имели отношение к Александру II и отражали накал протестных настроений в финском обществе. По предположениям российских чиновников, 31 декабря было выбрано не случайно для этой вызывающей акции — это был последний день хождения внутри Финляндии запрещенных финских почтовых марок с собственным гербом. Финские марки должны были быть заменены российскими. Начиная с 31 декабря в течение нескольких последующих дней к памятнику постоянно приходили группы молодых людей, списывавших тексты с венков. Эти надписи широко расходились по стране и перепечатывались в самых неожиданных местах — например, на папиросных коробках.{703}

Финские полицейские никак не реагировали на эту акцию, хотя их управление находилось прямо напротив памятника. Наконец, по донесению начальника финляндского жандармского управления (которое было российским учреждением и находилось в прямом подчинении генерал-губернатора) 9 января белая лента с надписью была наконец снята финским полицмейстером, который, по возмущенному свидетельству жандармов, держал ее в руках «с деланно скорбной физиономией». Но на этом эпопея с венками не закончилась. На место снятой ленты «неизвестными лицами» были помещены обрывки бумажных лент, создававших впечатление, что ленты были срезаны, а не аккуратно сняты, и был пущен слух, что ленты обрезали русские жандармы, «чем, — подчеркивает документ, — еще более разжигается в толпе и без того сильная ненависть к нам».

Возложение венков к памятнику Александра II продолжалось. 18 февраля 1901 г. с утра у памятника обнаружился огромный венок, опять в виде кантеле. Он был декорирован лентами, на каждой из них была надпись. В этот раз одна из надписей была частично адресована непосредственно Александру II: «Поддерживаемый верным твоим финским народом, сражался ты и проливал кровь, о князь, — вот почему твое имя в постоянном блеске ярко сверкает для нас…» Далее автор этой надписи обращался к современникам с призывом бороться и не забывать заслуги отцов «тогда, когда недовольство, трусость и вина тяжело гнетут нынешних финнов»{704}.

Но особенно пышной была манифестация у памятника 28 февраля 1901 г., в день двадцатилетия гибели императора. Это было повторением подобной же «цветочной манифестации», проводившейся двумя годами ранее, после публикации Февральского манифеста. В этот день с 10 часов утра памятник начали украшать роскошными венками с надписями. Уже к двум часам дня весь цоколь памятника был завален венками — их было более двадцати. Чуть позже к памятнику прошествовали участники двух университетских хоров, которые исполнили перед собравшейся многотысячной толпой гимны финляндского национализма — «Моя земля» и «Саволакский марш». «Настроение публики, — отмечалось в отчете об этом событии, — было далеко не молитвенное, и вообще весь характер чествования почившего императора вовсе не соответствовал минуте»{705}.