Читать онлайн «Всемирная история. Том 3. Новая история». Страница 17

Взятие в плен Франциска I в битве при Павии. Гравюра на меди работы М. Мериана

Мадридский мир. 1526 г.

Пленный король французский был увезен в Мадрид, и там, 14 января 1526 года, подписал мирный договор, по которому обязался отказаться от итальянских притязаний, от ленных прав на Артуа и Фландрию, уступить герцогство Бургундию, вступить в брачный союз с сестрой императора, Элеонорой, кроме того, обещал, совместно с императором, действовать против турок и еретиков.

Государственные чины должны были утвердить этот мирный договор. При торжественном богослужении, положа руку на Евангелие, Франциск I поклялся не нарушать этого мира ни единожды в жизни. Он простился, его проводили до границы. На мосту, перекинутом через р. Бидассоа, отделяющую Францию от Испании, он был обменен на двоих своих сыновей, которые должны были остаться заложниками у императора.

Франциск I, король французский.

Гравюра Платт-Монтана с картины Клуэ

Коньякская лига

Но победа была слишком значительна и заключенный договор был до того выгоден противнику, что Франциск I не мог его соблюсти, да и Франция не потерпела бы этого. Составив тайный протест, король передал его папе Клименту VII, преемнику Адриана. В качестве Медичиса, а тем более итальянского государя, исконно враждебного усилению императорской власти, Климент одобрил нарушение клятвы. Этот наместник Христа выразил, что допускает мадридский договор в том предположении, что король его не сдержит. И если только Франциск I нуждался в облегчении ему способов к измене, то у папы было под рукой и средство: королю следовало заявить, что он не может выполнить своих обещаний, даже если бы и хотел. В этом была доля правды: не Франция, а только лично король попал во власть императора при Павии, и в этом плену он не обладал и малейшей долей той свободы, которой должен пользоваться побежденный властитель, дабы его решения стали обязательными и для его подданных. Вследствие этого, едва получив свободу, Франциск присоединился к Коньякской лиге, в которую входили: папа, Венецианская республика, некоторые мелкие владетели и Англия, до того времени действовавшая против Франции, и выступил, вместе с ними, против императора. Так началась вторая франко-испанская война, чудным образом серьезно повлиявшая на ход немецкой реформации.

Вторая война

Обстоятельства складывались так, что у императора еще не было возможности претворить в жизнь грозные слова, произнесенные им в Вормсе. Антипапистское движение в Германии было фактором, с которым поневоле считались оба правоверные политика: папа, восстававший против императора, и император, боровшийся с папой. Этот разрыв между двумя охранителями христианской Церкви должен был вскоре заявить о себе самым страшным событием.

Взятие Рима. 1527 г.

Призывной барабан императорских вербовщиков в горных имперских городах привлек, на этот раз, небывалое число ландскнехтов, и император не напрасно упомянул в своем манифесте (сентябрь 1526 г.) о политике папы, противодействовавшей «евангелическому учению». В своем послании к кардиналам (октябрь), он тоже горько жаловался на эту политику: «Папа поступает со мною крайне несправедливо». Наемные войска не опасались, на этот раз, скудости жалованья. В Риме, который на деялись взять, золото можно было загребать лопатами.

К испанским и итальянским войскам присоединились 11 000 наемни ков и 20 000 имперцев. Во главе армии стоял герцог Бурбонский Карл. Он двинулся по большой дороге к Риму. Перемирие между папой и королем неаполитанским было помехой к пропуску войска, но немецкие ландскнехты в полном единодушии с католиками-испанцами подняли бунт и заставили герцога вести их далее. 5 мая 1527 года армия была уже под стенами Ватикана. Завоевание Рима стоило жизни самому герцогу: он был сражен пулей во время штурма, который начался на следующее утро, но вообще взятие города обошлось небольшим числом жертв. Испанцы и немцы соперничали в отваге. Последние воодушевились до того, что им чудилось, будто сам Господь предшествует им среди облака. Папа успел вовремя укрыться в замок Св. Ангела. Он медлил согласиться на требования победителей, которые, обождав до полуночи, разрешили потом солдатам похозяйничать в городе. Ужасы, творившиеся в городе, приобретали особую окраску оттого, что участвовали в этих бесчинствах и насилиях, совместно, с одной стороны – воины-католики, неаполитанцы и испанцы, с другой – еретики. По свидетельству итальянского историка, почти все немецкие солдаты «были заражены лютеранской язвой». Пока испанцы старались преимущественно нахватать денег, а неаполитанцы позорили себя самыми отвратительными жестокостями и насилиями, немцы устраивали злобные потехи, переряжаясь в кардинальские одежды. Так, одного солдата нарядили папой с тройной бумажной тиарой на голове. Он благословлял прочих кружкой пива перед самым замком Св. Ангела. Потом они устроили консисториальное заседание и кричали, подняв полы вверх: «Папа Лютер! Папа Лютер!» Климент тщетно ожидал выручки от лиги; он должен был согласиться на уплату 400 000 скуди и на уступку нескольких крепостей. Добыча, награбленная войском, оправдала самые смелые ожидания победителей: ее насчитали в десять миллионов. Следующий год (1528) также не принес счастья лиге, хотя к ней присоединился и английский король Генрих VIII. Французы двинулись большими силами из Неаполя, но страшная эпидемия опустошила армию, и они сразу потеряли все то, что успели завоевать.

Барселонский мир и Камбрейский мир, 1529 г.

Но победа над Римом была так же слишком велика, как и победа при Павии. Католические сферы были недовольны ею и император должен был как-либо примириться с папой. Мир был заключен в Барселоне (1529 г.). Неаполь освобождался от уплаты ленной подати пап, имперские войска получили дозволение проследовать в Тоскану через Папскую область; взамен этого, Флоренция была возвращена фамилии Медичи, к которой принадлежал сам папа, и один из папских племянников, герцог Флорентийский Александр Медичи, получал в супруги дочь императора. Но важнейшей статьей этого договора была та, по которой император обязывался помогать папе в защите «Христа против наносимого Ему оскорбления» в религиозном вопросе.

За этим мирным договором с папой последовал другой, заключенный с французским королем в том же году в Камбрэ, что в нынешнем французском Северном департаменте. Переговоры велись женскими членами царственных домов: невестой короля, сестрой императора Элеонорой, матерью короля Луизой Савойской, и теткой императора Маргаритой, правительницей Нидерландов. Главнейшие условия этого «Дамского мира» были следующие: Франция отказывалась вновь от Милана и от своего верховенства над Артуа и Фландрией. Она обязывалась выплатить два миллиона выкупа за принцев, содержащихся в Мадриде. Взамен этого, что было важнейшим, она сохраняла Бургундию. Брак Элеоноры с королем подтверждался и был заключен в 1530 году. Статья насчет ереси, бывшая в мадридском мирном трактате, повторялась и здесь, что и было причиной такого успеха мирных переговоров.

Битва при Могаче, 1526 г.

Чтобы оценить вполне положение Карла V в начале 1529 года, необходимо заметить, что Габсбургский дом получил в последние годы еще две короны: венгерскую и богемскую, доставшиеся ему вследствие роковой битвы при Могаче, на Дунае (1526 г.). Король Людовик II, владевший Венгрией и Богемией (с 1514 г.), погиб в этом сражении с турками, вдесятеро его многочисленнейшими. Эрцгерцог Фердинанд, женатый на сестре убитого короля, являлся естественным претендентом на его наследие. В Венгрии он одолел весьма могущественного кандидата на тот же престол, избранного национальной партией и поддерживаемого турками, члена знатного дома Заполиев, Иоанна, графа Чипского и воеводу Седмиградского; в Богемии ему пришлось бороться с еще более опасным кандидатом, герцогом Вильгельмом Баварским, но он одержал верх и над ним, сделав некоторые уступки по религиозным вопросам и ловко воспользовавшись тогдашними натянутыми отношениями Габсбургов к папе. Он был коронован в Праге как король Богемии 24 февраля 1527 года, а 3 ноября того же года как король Венгрии, в Штульвейсенбурге.

Сейм в Шпейере, 1529 г.

Положение императора было самое блестящее или казалось таким. Все удавалось ему, по-видимому, и отсюда неизбежно естественным путем у него должна была зародиться мысль: покончить совершенно с немецкой ересью. Много было высказано на тему о том, сколько великого мог бы совершить Карл, если бы он стал на сторону евангелического учения. Но лишь весьма немногие люди могут стряхнуть с себя влияние той умственной атмосферы, в которой они выросли, а Карл, при всем своем уме и значительности в известном круге действий, принадлежал все же к разряду весьма обыкновенных людей. Он вырос в Испании, где схоластика, дожившая уже свой век в остальной Европе, еще только что развивалась, и где вспышки народной борьбы с маврами чередовались с торжественными возведениями еретиков на костер, насильственно обращенных мусульман повергали ниц перед Святая Святых, мечети обращались в храмы и последователи Колумба переплывали океан для распространения истинной веры такими же неуклонными способами. Для уразумения евангелического движения Карлу требовался бы больший ум и образование более глубокое: это движение казалось ему лишь явлением преходящим, вызванным мирскими побуждениями и подлежащим подавлению тоже мирскими средствами. Ко всему этому, он, для которого вера была мыслима лишь в образе единой Церкви, и именно явной католической римской Церкви, искренне и серьезно считал себя как мирского главу христианства, как охранителя этой самой единой Церкви, обязанным защищать ее всеми своими силами. Иначе и быть не могло, потому что он был набожен и совестлив на свой лад, что и заставило его послать предостережение в этом смысле рейхстагу, собиравшемуся в Шпейере, в феврале 1529 года.