Читать онлайн «История Канады». Страница 6

Жившая на 99% по-деревенски, колония нуждалась в кузнецах, смолокурах, лесорубах, бочарах, плотниках, а не в людях умственного труда. Функции интеллигенции выполняло духовенство, а также несколько десятков нотариусов и немногочисленные врачи. Крайне мало было юристов. Королевским эдиктом 1664 г. подготовка в колонии юридических кадров была запрещена. Эдикт, причинивший развитию правовой культуры Новой Франции заметный ущерб, был отменен только в 1740 г.

В колонии также практически не было предпринимателей. Только в XVIII в. несколько мелких и средних купцов из Гавра, Руана, Сен-Мало и Бордо обосновались в Новой Франции. Их главным занятием была скупка пушнины у индейцев и ее перепродажа в метрополию. Промышленность (кроме казенных корабельных верфей) и промышленники, банки и финансисты отсутствовали вовсе — ведь огромное большинство населения жило натуральным хозяйством. Фактически единственным товаром была пушнина. К XVIII в. колония добывала больше мехов, чем могла поглотить метрополия, и их начали сбывать в английские колонии. Право на торговлю пушниной давала дорогостоящая лицензия, для приобретения которой требовались хорошие отношения с колониальным интендантом. Снабжение колонии солью, зерном, вином, порохом, дорожное строительство были казенной монополией, что еще более затрудняло проявление частной инициативы. Ремесла практически не развивались. Из всех отраслей промышленности до середины XVIII в. должное развитие получили только две отрасли — лесопильная и кораблестроительная. Существовали также оружейные и пивоваренные предприятия. Многие необходимые промышленные товары приходилось ввозить. Даже часть каботажных судов, без которых Новая Франция не могла существовать, приходилось покупать у англо-американских колонистов.

Несмотря на определенное противоборство светской и духовной власти, в колонии политически и экономически господствовал блок крупных земельных собственников и духовенства. Его действия, органически вписывавшиеся в государственную политику французского абсолютизма, препятствовали формированию целого ряда социальных слоев и групп и тем самым «перекрывали воздух» многим направлениям поступательного развития франко-квебекского общества.

Элементарное благоустройство колонии шло крайне медленно. Французская казна выделяла на нужды громадной колонии, раскинувшейся от Ньюфаундленда до Великих озер и Огайо, меньше средств, чем на королевские развлечения. К середине XVIII в. в долине Святого Лаврентия обрабатывалось только 5% земельного фонда.

Американский аналитик Альфред Мэхен позже писал, что новофранцузские губернаторы и интенданты вовсе не были ленивы или бездарны. Напротив, они управляли колонией, может быть, даже лучше, чем их современники — губернаторы расположенных южнее тринадцати британских колоний. Но новофранцузские губернаторы слишком зависели от прихотей королевского двора в далеком Версале и полагались именно на администрирование. В завоевании новых земель и в их освоении Новая Франция почти не знала инициативы снизу. «Сеньориальное, военное и монашеское управление тормозило развитие индивидуальной и групповой предприимчивости. Колонисты отвернулись от торговли и земледелия и предавались военным упражнениям и охоте». А вот англоязычные колонисты многие действия, особенно захват свободных земель и их благоустройство, предпринимали по собственной инициативе, в обход и помимо губернаторов.

По сравнению с Нью-Йорком, Массачусетсом или Пенсильванией Новая Франция долгое время оставалась захолустьем. Только в 1735 г. была наконец достроена дорога, связавшая Квебек с Монреалем. Других сухопутных коммуникаций в колонии не было, что затягивало сбор ополчения при нападении неприятеля. Был спроектирован ряд каналов в обход отмелей на реке Святого Лаврентия. Но их прокладка сильно затянулась из-за нехватки рабочей силы и орудий труда. Лишь к 1740 г. был составлен кадастр земельных угодий.

Из нескольких сотен населенных пунктов (Сен-Морис, Сорель, Труа-Ривьер и др.) к середине XVIII в. только Квебек мог считаться городом — в нем были двух- и трехэтажные здания, кафедральный собор, несколько церквей и монастырей, улиц и площадей, замок губернатора, резиденции интенданта и архиепископа, казармы, рынок и около 4 тыс. постоянных жителей. Летом количество жителей доходило до 8 тыс. Монреаль был большим селом с одноэтажными каменными домами и с 2 тыс. постоянных обитателей. У англичан же Бостон, Филадельфия, Нью-Йорк, Чарльстон развивались значительно быстрее. В них помимо всего прочего были муниципалитеты, многочисленные лавки, гостиницы, колледжи, таверны, клубы, типографии и т. д. (Характерно, что официальные здания Квебека были спроектированы не архитекторами, которых в колонии не было, а военными инженерами, самым одаренным из которых был Гаспар де Лери де Шасгро.)

Правда, даже в малонаселенную и захолустную колонию частично проникал североамериканский дух частной инициативы и социальной мобильности. В отличие от тогдашней феодальной Европы жители Новой Франции не были прикованы к сословию или к профессии: сословно-служебная иерархия была не столь закостеневшей, как в метрополии. Например, урожденный квебекский дворянин Пьер де Ла Верендри несколько раз менял род занятий. В юности он был армейским командиром, затем стал фермером, позже вернулся на военную службу, потом сочетал ее с пушной торговлей и исследованиями западных земель. (Это было во времена, когда французский дворянин ни за что не соглашался стать «презренным» земледельцем или купцом, а французский купец обычно стремился непременно выбиться в дворяне и получить чиновную должность, чтобы не торговать.) Но судьба Верендре не была типичной, он остался одним из немногих исключений из правила. Сделать карьеру мелкому дворянину в Новой Франции было значительно труднее, чем в любой из тринадцати американских колоний Британии.

Еще труднее ее было сделать выходцу из третьего сословия. Даже боевая доблесть не открывала пути к социальному продвижению. Уже упоминавшиеся выше Трюдо и Ланжевен-Лакруа совершили подвиг при обороне Монреаля от ирокезов, но так и остались простолюдинами и не получили даже денежного вознаграждения. И земельные участки на правах феодальной аренды они получили на общих основаниях. Не удивительно, что среди третьего сословия Новой Франции в XVIII в. ощущалось недовольство подобным порядком вещей. Оно не стало достаточным для того, чтобы вылиться в народные мятежи вроде Жакерии XIV в. или Лангедокского восстания, поразившего Францию в начале XVIII в. Но оно было достаточным для того, чтобы вызвать уход заметной части сельской молодежи из-под власти короны, сеньоров и интендантов (и с 30-гектарных наделов!) в леса.

Ушедшие из деревень, в основном холостяки, именовали себя «вояжерами». В лесах они начинали новую жизнь вольных охотников и рыбаков, спокойно общались с индейцами и женились на индианках. Многие из них стали поставщиками пушнины как квебекским, так и англо-голландским купцам. Стараясь в этом качестве заменить индейцев, вояжеры в остальном поддерживали с индейцами хорошие отношения. Так на необжитых окраинах колонии образовалась новая этническая общность — франко-метисская. Говорившие на просторечных диалектах французского языка и ревностно сохранявшие католичество, но обликом и привычками похожие на индейцев, метисы по сути представляли собой авангард европейской цивилизации на новых землях. Как это ни покажется неожиданным, метисы имели черты сходства с нашим казачеством: их сближали вольнолюбие, отказ от подчинения центральной власти, смешение с аборигенами, воинственность.

Неразборчивость метисов в торговле (они были готовы торговать с кем угодно, включая исконных врагов королевской Франции — англичан) лишний раз указывала на равнодушное или отрицательное отношение части квебекского простонародья к политике французской короны. Между тем над Новой Францией сгущались тучи. В результате ослабления Португалии и Голландии основной соперницей французов выступила Британия.

В XVII в. англичане упрочили военное присутствие в Ньюфаундленде, оборудовав там морскую базу в Сент-Джоне. Оттуда британские каперы и совершали набеги на Новую Францию. В 1613 г. они нанесли сильный удар по Акадии, разорив ее. В 1621 г. английское правительство короля Якова I предъявило официальные притязания на Акадию. Правда, оно не сразу смогло подкрепить их силой оружия. Тем не менее в Акадии стали обосновываться первые англо-шотландские поселенцы, руководимые предприимчивым администратором Уильямом Александером. Разразившаяся затем Английская революция временно лишила англичан возможности угрожать Новой Франции. После реставрации Стюартов экспансия Англии возобновилась. Обогатились и ее методы.

В 1670 г. король Карл II даровал группе крупных лондонских купцов по их просьбе суверенные права на все территории (в том числе неоткрытые) северо-западнее Лабрадора и Великих озер. Образовалась привилегированная Компания Гудзонова залива. Компания завела собственные войска и флот, стала чеканить монету, приобрела влияние среди индейского и эскимосского населения. Ее агенты основали ряд факторий на северных границах Новой Франции и начали претендовать на ряд ее районов.