Читать онлайн «Европа в эпоху империализма 1871-1919 гг.». Страница 53

В сентябре 1911 г. Италия предприняла обширные военные приготовления для посылки экспедиционного корпуса в Триполитанию. 28 сентября великий визирь получил от итальянского поверенного в делах ультиматум с требованием в 24 часа дать согласие на занятие Триполи итальянскими войсками. Младотурецкое правительство было в безнадежном положении: Англия и Франция если не содействовали Италии, то наперед согласились не противодействовать. Германия и Австрия молчали, зная, что если они выступят против Италии с какими-либо протестами, Тройственному союзу придет конец, так как Италия немедленно из него выступит и, конечно, примкнет в той или иной форме к Антанте. Значит, помочь не мог никто. Сопротивляться же итальянским войскам в Триполитании и Киренаике, куда турки даже не могли подвезти войска и припасы вследствие отсутствия у них военного флота (для охраны транспортов), было совершенно немыслимо. Итальянское правительство играло игру без всякого риска. 30 сентября Италия объявила Турции войну. Настоящей войны, конечно, не было; были незначительные стычки с слабыми партизанскими отрядами турок и арабов, по, конечно, о настоящем сопротивлении не могло быть и речи. 5 ноября 1911 г. итальянское правительство официально провозгласило аннексию Триполитании и Киренаики и уведомило об этом державы. Протеста, разумеется, ни с чьей стороны не последовало. Антанта желала приблизить к себе возможную новую союзницу. Германия и Австрия боялись потерять старую союзницу. Но младотурецкое правительство все-таки медлило заключить мир, полагая без особых дальнейших опасностей продолжать оставаться в состоянии войны с Италией и этим поддержать хоть немного свой престиж в глазах населения.

Тогда итальянцы произвели (23 февраля 1912 г.) бомбардировку Бейрута (в Малой Азии). 18 апреля итальянская эскадра бомбардировала дарданелльские укрепления. Было еще одно обстоятельство, которое показывало младотуркам с каждой педелей все отчетливее, что нужно поскорее признать дело проигранным и мириться: петербургские вести все отчетливее и подробнее говорили о желании России либо стать на сторону Италии и устроить морскую демонстрацию перед Босфором, либо предложить общую конференцию для решения вопроса о проливах. 4 мая итальянцы высадились на Родосе и заняли его. Еще до того был занят остров Стампалия (между Аморгосом и Косом). Вскоре затем были заняты все двенадцать турецких островов на Эгейском море, так называемый Додеканез. Все эти меры (и новая бомбардировка дарданелльских фортов) все-таки не оказали решающего действия, и только, когда окончательно стало ясно, что Турции со дня на день грозит гораздо более опасная война со стороны балканских держав, младотурки решились заключить мир с Италией. 15 октября 1912 г. в Уши (в Швейцарии) были подписаны прелиминарные условия мира. Триполитания и Киренаика остались за Италией. Занятые острова должны были быть возвращены туркам.

В Германии, где с возрастающим беспокойством следили за нарастанием событий, клонящихся к разделу Турции, считали роковой ошибкой младотурок, что они целый год тянули дело, пока не заключили мир с Италией, так как именно за это время и успел сорганизоваться союз балканских держав, а кроме того, нападение этого союза на Турцию было сильно ускорено тем же обстоятельством: состоянием войны с Италией, в котором продолжала находиться Турция. В этом была известная истина. Но, впрочем, едва ли что-нибудь уже могло спасти Турцию от нападения со стороны балканских держав. Ошибки младотурецких правителей только ускоряли и облегчали начавшийся процесс расчленения Турецкой империи.

Создание союза балканских государств стало совершенно неизбежно с того момента, когда Италия так легко захватила Триполитанию. Самый же план такого союза занимал на Балканах умы с того времени, когда обнаружилось, что младотурки ровно никакой перемены в положение инородческих элементов внести не только не могут, но и не хотят, и что если вычесть фразеологию и дешевый внешний «европеизм», то их метод управления — чисто диктаторский произвол, а их программа разрешения национальных вопросов — в реальности — угнетение, в идеале — поголовное физическое истребление всех, не желающих стать турками. По крайней мере, как только это окончательно выяснилось, Болгария, Сербия, Греция сейчас же повели переговоры о Македонии.

На Македонию претендовали сербы, болгары и греки; все эти народности в течение многих лет никак не могли договориться относительно ее раздела. Еще сравнительно легче было согласиться относительно греческих стремлений, да греки и не притязали на большие территории. Но сербы и болгары, этнографически перемешанные в обширных областях Македонии, долго не могли ни на чем покончить. Впрочем, и дело представлялось терпящим отлагательство вплоть до той поры, когда Италия подала сигнал к разделу Турции.

Обе страны, и Сербия и Болгария, живут прежде всего земледелием и скотоводством, и для них экономически вопрос о Македонии был прежде всего вопросом о новой пахотной земле и новых пастбищах. Но были еще и другие экономические побуждения, делавшие борьбу за Македонию и турецкие земли очень острой: для Сербии приобретение Салоник было равносильно выходу к морю, в чем так нуждались экспортеры сербского скота и сырья, а на Салоники претендовали как раз греки. Для болгар и сербов было, кроме того, важно овладение Македонией как страной, соединяющей турецкий восток с Центральной Европой. Во всяком случае все эти будущие трудности раздела отступили на задний план, когда в 1912 г., при близком участии русской дипломатии (русского посланника в Сербии — Гартвига)[50] стали вестись, или, точнее, оживились, тайные переговоры о создании общего союза балканских держав против Турции с целью прежде всего отнять у турок Македонию.

За сербами стояла Россия, за Россией — вся Антанта, хотя ни Франция, ни Англия тогда, в 1912 г., воевать из-за балканского вопроса не собирались. Сербия, непосредственно граничащая с Австро-Венгрией, долгие десятилетия находилась под ее экономическим и политическим влиянием. И когда в 1903 г. офицерский заговор покончил с королем из династии Обреновичей Александром и его женой Драгой, и на престол, освободившийся после этого двойного убийства, вступил претендент из старой династии — Петр Карагеоргиевич, то вовсе не сразу изменилась ориентация Сербии. Только после создания Антанты и сближения Антанты с Россией, Россия в глазах сербов сделалась способной составить противовес Австрии на Балканах.

Следует заметить, что еще до официального присоединения России к Антанте, Антанта успела экономически укрепиться в Сербии. Дело началось с сербского займа на Парижской бирже в 1906 г., за которым последовал в 1909 г. и второй. С 1908 г. французские капиталы хлынули в разные горные предприятия, в разведение шелка-сырца, в организацию экспорта скота. Основался в Белграде франко-сербский банк (со сплошь французскими капиталами; сербских не было и в помине), с каждым годом французский капитал все более и более занимал командные высоты в сербской экономической жизни. С Австро-Венгрией Сербия начала вести таможенную войну, которая кончилась почти полным изгнанием с сербского рынка целого ряда категорий австро-венгерских фабрикатов. Сбыт скота в Австрию также уменьшился; турки находили выгодным позволять сербам пользоваться Салониками для морского вывоза в Англию, Францию, Италию. Аннексия Боснии и Герцоговины Австрией окончательно бросила Сербию в объятия Антанты и сделала ее смертельным врагом Австрии: как было уже указано выше, сербы считали эти две провинции своим бесспорным историческим наследством. В 1910–1912 гг. русское влияние в Сербии все увеличивалось. Добыть себе, с одной стороны, часть Македонии, с другой стороны, когда-нибудь заполучить Боснию и Герцоговину Сербия могла надеяться только при помощи Антанты и прежде всего — при помощи России. В свою очередь, для Антанты Сербия была плотиной, затрудняющей экономическое поглощение Турецкой империи германским капиталом и политическое утверждение Австрии и Германии на Балканах. Именно поэтому Болгария склонна была смотреть на Антанту как на враждебную себе силу. Разделить Македонию к обоюдному удовольствию ни Сербия, ни Болгария не надеялись. Значит, уже поэтому Болгарии приходилось искать себе других покровителей.

Таковыми явились Австрия и Германия. Болгария была издавна очень тесными финансовыми узами связана с Австрией и Германией; экономические связи (в широком смысле слова) тоже были у болгар более всего развиты именно с Австрией и Германией. От усиления Германии на Востоке, от Багдадской дороги, например, Болгария прямо и непосредственно выигрывала, так как она оказывалась одним из участков этого великого пути Берлин-Багдад. А главное — в полную противоположность сербам — у болгар не было никаких счетов и претензий к Австро-Венгрии, и вражда с ней была бы для них ни на чем не обоснованной, абсурдной фантазией, от которой они могли все потерять и ничего не выиграть. России они очень боялись и не только потому, что она покровительствовала сербам: постоянные замыслы России относительно Константинополя серьезно их беспокоили. Оказаться соседом России значило бы для Болгарии утратить всякую независимость. Были, конечно, в Болгарии и другие, более доверчиво относившиеся к России течения политической мысли, но начиная с середины 80-х годов XIX в. большинство было настроено относительно русских военных видов в высшей степени настороженно и недоверчиво. Тем не менее в России до последнего момента не теряли еще надежды привлечь Болгарию на свою сторону.