Читать онлайн «Новая теория происхождения человека и его вырождения». Страница 7

Но так как культура растений не менее трудна, чем искусственный отбор животных, то и для растений Дарвин не может допустить, чтобы их культивировали простые дикари. «Если потребовались, – рассуждает он, – столетия или тысячелетия для того, чтобы довести наши растения до той степени полезности, которой они теперь отличаются, то нам становится понятным, почему ни Австралия, ни мыс Доброй Надежды, ни какая другая страна, обитаемая совершенно нецивилизованными племенами, не дали нам ни одного растения, которое стоило бы культивировать».

Истинный последователь теории «постепенного развития» даже в этом случае не затруднился бы объяснить. Он сейчас же придумал бы «коллективный бессознательный отбор». Один бессознательно сделал одну маленькую частицу, другой – другую и т.д., а вместе получилось трудное серьезное дело. Но он забывает, что никакой коллективный труд невозможен, если его не одушевляет одна общая идея. Если ее нет, то отдельные люди всегда идут в разброд, как лебедь, рак и щука в басне: один портит то, что делает другой.

Другим важным доказательством, что человек неолитического века был не дикарь, служат его постройки, так называемые менгиры, которые за их гигантские размеры народ по справедливости назвал «постройками исполинов». «Мегалитические постройки неолитического периода, – говорит Ранке, – суть бесспорно самые величественные свидетели этой первобытной эпохи европейской культуры. Чтобы воздвигнуть их, требовалась совместная планомерная работа большого числа людей… Пещерный обитатель нового каменного века обладал уже сравнительно высоким развитием культуры».

Каменные сооружения неолитического века встречаются во многих местностях земного шара, но особенно много их во Франции, где они, кроме того, отличаются своими гигантскими размерами и красотой.

Материалом для них служили каменные глыбы колоссальной величины. Так, веретенообразный менгир в Морбигане имеет 19 метров вышины и 5 метров ширины, менгир в Шан-Далене около 13 метров, вышины и т.п.

Между такими памятниками различаются: 1) Менгиры – вертикальные, отдельно стоящие камни, 2) Кромлехи – квадратные и круглые фигуры, составленные из менгиров, 3) Каменные аллеи или улицы, тоже составленные из менгиров и, наконец, 4) Дольмены – искусственные гроты или пещеры, сложенные из огромных каменных плит в виде столов.

Во Франции отдельных менгиров насчитывается до 1683, а каменных улиц до 56. Из них наиболее известная в Карнаке тянется на пространстве 3-х километров и составлена из прямоугольников. Первый состоит из 11 рядов менгиров, второй – из 10 и третий из 13-ти. Около 10000 каменных глыб пошло на укладку этой улицы. Дольменов насчитывают во Франции до 34. Для постройки самого большого пошло 35 каменных глыб на стены и 13 на покрышку. Для некоторых дольменов камни привозились за 35 километров. Возможно ли сомневаться хоть на одно мгновение, что такие грандиозные сооружения не могли быть делом рук жалких дикарей?

Кроме того, чтобы построить эти сооружения нужно было уметь пользоваться такими машинами как катки, вороты, рычаги и т.п., и надобно было искусство в каменоломных и каменотесных работах, так как многие камни носят следы обработки, или имеют отверстия для их скрепления.

В Полинезии, на островах Тихого океана, встречается также множество всякого рода древних памятников, которые не могли быть построены тамошними жалкими дикарями. На островах Луизиадских, например, встречаются циклопические мощения дороги и древние укрепления. На о. Понапе развалины имеют форму четырехугольных каменных островов числом до 80, обнесенных базальтовыми столбами и разделенных между собою каналами. На островах Тонга мы встречаем каменные исполинские монументы, называемые «фай-тока». Они составлены из камней, уложенных в несколько ярусов. Размеры таких четурехугольников доходят до 180 ф. в длину и до 120 в ширину при 20 ф. высоты. Камни, из которых они построены имеют до 20 ф. в длину и до 8 в ширину.

Далее, к числу сооружений, принадлежащих нашим доисторическим предкам нужно отнести висячие мосты в Америке и Тибете для перехода через пропасти с одного обрыва на другой. «Эти сооружения, – по словам Реклю, – должно считать, несомненно, унаследованными от народностей, которые обладали более высокой культурой, чем современное население этих стран».

Из числа прочих материальных изобретений наших доисторических предков надо указать: 1) ткацкий станок, остатки которого найдены в свайных постройках Швейцарии, 2) добывание огня трением и 3) открытие почти всех главнейших металлов, которыми мы пользуемся в технике в настоящее время.

Их добывание из руд, т.е. земель, не имеющих по виду ничего общего с металлами, требовало от изобретателей кроме многочисленных опытов еще способность к обобщению. Можно, пожалуй, допустить, что добывание одного из легкоплавких металлов, вроде олова, было открыто случайно нагреванием оловянной руды с углем, но допустить, чтобы так же случайно было открыто и железо, нет никакой возможности, так как для его добывания требуется высокая температура и особые приспособления. Конечно, пример с оловом мог навести на мысль, что и все другие земли, нагретые с углем, должны дать какие-нибудь металлы, но подобные обобщения не под силу дикарям, у которых эта способность совершенно отсутствует.

В духовной области человек неолитического периода также оставил после себя памятник не менее величественный, чем менгиры, а именно так называемые произведения народного творчества, из которых лучшие принадлежат к числу международной памяти, вошли в Илиаду, в Одиссею и в народный эпос многих стран. Их темами пользовался Шекспир для своих драм и многие лучшие европейские поэты и писатели для лучших своих произведений. Эти продукты доисторического творчества даже в той искаженной форме, в которой их передал народ, слишком гениальны, чтобы их можно было приписать первобытным дикарям, а потому этнографы для объяснения их источника придумали особый вид творчества, которого примеров никто никогда не наблюдал, творчества «безыскусственного, бессознательного и коллективного». Предполагается, что какой-нибудь дикарь или варвар, занятый исключительно материальными проблемами и не имеющий ничего общего с поэзией, сочиняет, допустим, какое-нибудь четверостишие. Это произведение заимствуют другие такие же дикари и передают из уст в уста. Каждый от себя что-нибудь прибавит, что-нибудь исправит и передает дальше, а в конце концов вместо грубого искажения первоначальной мысли, как это обыкновенно наблюдается, выходит гениальная поэма, полная великих мыслей и великих чувств, которые вовсе несвойственны дикарю. Может ли быть что-нибудь искусственнее такого объяснения?

Из тех обрывков древних произведений, которые носят теперь наивно сказочную форму, можно догадаться, что у первобытного человека было очень широкое миросозерцание и что многие вопросы, за которые Европа принялась только в конце XVIII или в начале XIX века, уже занимали первобытного человека и что он даже решал их довольно близко к нашему. Сюда, например, относятся легенды о ледниковом периоде.

Одну из легенд, относящихся к этому времени, по словам французского антрополога Хами, опубликовал в 1771 г. Анкетиль-Дюперрон. Это зендский текст, называемый Вендидат-Садэ. Так же, как по греческой мифологии и по Моисеевым преданиям, человек по этой легенде живет сначала в «месте наслаждения и изобилия», Eeriene Veedjo, «более прекрасном, чем весь мир», данном Ормуздом. Ариман, «источник зла», действует в свою очередь и в реку, которая орошает земной рай, впускает созданного им большого змия, «мать зимы». Зима распространяет холод в воде, в земле и на деревьях». Тогда Ормузд создал Soghdo, «изобильное стадами, второе жилище первого человека».

В другом конце арийского мира нашли подобную легенду. Мифические песни скандинавов указывают горное поселение, через которое проходит, как выше, ледниковый период. Картину его поэт изображает следующим образом: «Мир мрака на севере, там вытекает 12 рек, которые катят жестокую отраву. Пар, который выделяет отрава, сгущается в изморозь и воды замерзают. Мир огня на юге, там брызжут искры, которые встречают лед и растопляют его».

С первого раза кажется странным и даже невероятным, чтобы неолитический человек мог знать, что ледниковый период был явлением временным, которому предшествовал другой более теплый период. Если, как полагают, ледниковый период продолжался 160 тысяч лет и в начале его человек был животным, не обладавшим еще членораздельной речью, то какие же предания могли сохранится от начала этого периода?

Но это странно только с точки зрения теории постепенного развития, которая убеждена, что человек неолитического века был жалким дикарем.

Если думать, что это было существо гениальное, мыслящее и наблюдающее природу, то ему не трудно было по остаткам ледникового периода, в его времена еще более свежим и многочисленным, воссоздать в своем уме прошедшее довольно близко к действительности, как делаем это и мы в настоящее время. Ведь не удивляемся же мы, что автор Пятикнижия Моисеева или те люди, от которых до него дошли предания, передали нам порядок сотворения мира очень близко к тому, к которому в наше время пришли геологи изучением земной коры. А между тем, откуда же эти люди могли знать о порядке происхождения животного и растительного мира, как не из непосредственного наблюдения природы?