Игорь Дьяконов - Предыстория армянского народа (история Армянского нагорья с 1500 по 500 г. до н.э.: хурриты, лувийцы, протоармяне)

Читать онлайн «Предыстория армянского народа (история Армянского нагорья с 1500 по 500 г. до н.э.: хурриты, лувийцы, протоармяне)». Страница 37

Автор Игорь Дьяконов

Название жившего здесь племени, как в ассирийском варианте (Дайаэни), так и в урартском (Диауэхи) и греческом (Таох-ой), имеет хуррито-урартское окончание ‑ини, ‑хи, причем греческая передача, которая вряд ли могла восходить к урартской традиции, вероятно, воспроизводит самоназвание. Характерно для хурритского языка и чередование начального д||т. Однако хурритские этнонимы могли бытовать в этом районе и после утери хурритского языка местным населением, и не исключено, что племя таохов с течением времени грузинизировалось (точнее, чанизировалось); а впоследствии данная территория была местом интенсивных армяно-чанских контактов.

Цари расположенной здесь области Шубриа (название которой, вероятно, связано с этнонимом шубарейцев-хурритов) носили хурритские имена в IX—VII вв. до н.э.

Данные об именах собственных и расположенной здесь стране Хубушкиа (или Наири в узком смысле слова) очень скудны и противоречивы.

Здесь в г. Гузане (совр. Телль-Халаф), еще в VIII—VII вв. до н.э встречаются несемитские, может быть, и хурритские имена.

Эта область была, по данным греческих авторов населена (по крайней мере частично) кардухами (название, видимо, хурритского происхождения); озеро Урмия носило название не Матианского или Мантианского, что связывается с этнонимом матиенов, а это название, в свою очередь, по-видимому, тождественно названию хурритского государства Митанни. По Геродоту, матиены, которых он называет в числе четырех основных этнических групп Армянского нагорья для времени около 500 г. до н.э. (III, 93-94), жили у верховьев рек Галиса I, 72; V, 49), Аракса (I, 202) и одного из притоков р. Тигра (I, 189; V, 52). Так как остальные три группы отождествляются с урартами (алародии), протоармянами (армении) и протогрузинами (саспиры), то, очевидно, матиены могут быть лишь хурритами.

Об этих языках см. Г. А. Меликишвили, Урартские клинообразные надписи, М., 1960; И. М. Дьяконов, Сравнительно-грамматический обзор хурритского и урартского языков, «Переднеазиатский сборник», М., 1961, стр. 369 и сл.; его же, Языки древней Передней Азии, М., 1967.

Как указывает Г. А. Меликишвили, Наири-Урарту, Тбилиси, 1954, стр. 108-110, топонимика этого района близка к топонимике центрального Урарту. В то же время для географических названий здесь характерен суффикс ‑иу, не характерный ни для хурритского, ни для урартского. Урартские источники нередко дают племенам этого района общее название этиуни или этиухи (‑ни и ‑хи здесь урартские окончания принадлежности, вроде русских ‑ец или ‑ский). Очень предположительно Г. А. Меликишвили ставит вопрос о возможности сопоставить упомянутый «этивский» суффикс ‑ив (точнее ‑иу, с гласным ‑у) с грузинским суффиксом множественного числа ‑эб (Наири-Урарту, стр. 116; к эламскому и, возможно, луллубейскому форманту ‑пе, ‑бе он вряд ли имеет отношение). Сопоставление этивцев с утиями античных и армянских авторов, живших в современном Советском Азербайджане, и с современной этнической группой удин, живущих на границе Азербайджана и Грузин, основано только на некотором сходстве названий и доказательным считаться пока не может.

Б. А. Куфтин, Археологические раскопки в Триалети, I, Тбилиси, 1941, стр. 78 сл.; А. О. Мнацаканян, Раскопки курганов на побережье оз. Севан в 1956 г., «Советская археология», 1957, №2, стр. 146 сл.; ср. Б. Б. Пиотровский, Урартские надписи из раскопок Кармир-блура, в кн.: И. М. Дьяконов, Урартские письма и документы, М.-Л., 1963. стр. 11.

В самое недавнее время Г. Б. Джаукяном была выдвинута гипотеза о родстве урартского языка с индоевропейским (Г. Б. Джаукян. Урартский и индоевропейский языки. Ереван, 1963). Он не ставит вопроса о принадлежности урартского к самой индоевропейской семье, а лишь о родстве более отдаленного порядка между этим языком и предком индоевропейских языков — индоевропейским языком-основой. Однако вряд ли гипотеза Г. Б. Джаукяна может быть принята, так как урартский материал, которым он оперировал, в значительной мере требует пересмотра в свете новейших грамматико-лексикологических исследований, а на выводах автора лежит печать чрезмерных увлечений и некоторых натяжек; известный процент слов, общих для урартского и индоевропейских, установлен Т. Б. Джаукяном с достаточной степенью вероятия; сюда относятся такие слова, как урартск. ат‑ «пожирать, истреблять», бургана «крепость», гунуше «битва» и т.п. Но это, по-видимому, должно быть объяснено доисторическими контактами урартов с индоевропейцами-анатолийцами (юго-восточной подгруппы), а не родством урартского с праиндоевропейским языком; ни в грамматической структуре, ни во внешнем оформлении грамматических показателей урартский не являет сходства с праиндоевропейским. Следует отметить, что небольшой слой лексики, свидетельствующей о доисторических контактах с индоевропейцами, обнаружен и в картвельских языках, см. Г. А. Климов, Этимологический словарь картвельских языков, М., 1964, стр. 28. Средиземноморского происхождения (через посредствующее звено?), возможно, груз. гвино «вино» (ср. др.-арм. гини, хеттск. вийана. Это слово — праиндоевропейская основа его *войно‑ прослеживается и средиземноморских индоевропейских языках. — напр. латинск. винум, греч. [в]ойнон, — но также в семитских, — древнейшая форма *вайн).

См. А. Г. Шанидзе, Язык и письмо кавказских албанцев, «Труды XXV Международного конгресса востоковедов», III, М., 1963, стр. 507-518. Жившие южнее кутиев луллубеи, касситы и эламиты принадлежали, как кажется, к другой языковой семье.

Ряд исследователей связывает культуру Телль-Халафа с предполагаемым дохурритским населением, к которому, согласно данной точке зрения, первоначально относилось обозначение «шубарейцы».

Б. Б. Пиотровский, Урартские надписи из раскопок Кармир-блура, в кн.: И. М. Дьяконов, Урартские письма и документы, М.-Л., 1963, стр. 10.

Обзор проблемы и постановку вопроса см.: Р. М. Мунчаев, Древнейшая культура Северо-восточного Кавказа, МИД СССР, № 100, М., 1961; В. Piotrovsky, The Aeneolithic Culture of Transcaucasia In the Third Millennium В. С., «VI International Congress of Prehistoric and Protohistoric Sciences, Reports and Communications by Archaeologists of the USSR», Moscow, 1962; К. X. Кушнарева и Т. H. Чубинишвили, Историческое значение южного Кавказа в III тысячелетии до н.э., «Советская археология», 1963, № 3, стр. 10-24; Е. И. Крупнов, Древнейшая культура Кавказа и кавказская этническая общность, «Советская археология», 1964, № 1, стр. 26-43; А. А. Мартиросян, Армения в эпоху бронзы и раннего железа, Ереван, 1965. Возможно, что в настоящее время следует делить куро-араксский культурный ареал на несколько более или менее самостоятельных подареалов; это в особенности касается более северных районов.

Поселение Амиранис-гóра.

Высказывалось мнение, связывающее чернолощеную керамику куро-араксской и хирбет-керакской культур не с хурритами, а с хаттами; однако у нас нет достаточных данных о том, чтобы хатты когда-либо жили так далеко на юге, как Сирия и Палестина; напротив, о хурритах это достоверно известно. Правда, древнееврейские источники более позднего времени (I тыс. до н.э.) говорят о каких-то «хеттах», как об одном из элементов древнего доеврейского населения Палестины, но, при многозначности этого термина, этих «хеттов» невозможно отождествить с той или иной малоазийской этнической группировкой. Ср. О. R. Gurney, The Hittites. 2nd ed., Penguin Books, 1954, стр. 59 и сл. Самый термин «хатты» первоначально обозначал, собственно, лишь «жителей г. Хатти»; сомнительно, чтобы этнос, условно называемый нами «хаттским», носил повсюду одно и то же обозначение. Не оправдывается и попытка Б. Брентьеса (В. Brentjеs, Trialeti, Satschchere und Khirbet-Kerak, «Труды XXV Международного конгресса востоковедов», I, М, 1963, стр. 61 и сл.) выделить в особую, якобы связанную с хаттами группу черно-красную лощеную керамику, так как цвет черепка зависит в данном случае лишь от характера обжига.

О вероятной автохтонности картвельских языков см. Г. А. Меликишвили, К истории древней Грузии, Тбилиси, 1959, стр. 13; Г. А. Климов, Этимологический словарь картвельских языков. М., 1962, стр. 37.

По глоттохронологическим данным распад общекартвельского языка-основы предположительно датируется XIX в. до н.э. (начало обособления сванского), что указывает на большую компактность расселения протогрузинских племен в III — начале II тыс. до н.э. Обособление западногрузинских (занских, или мегрело-чанских) диалектов от восточного (собственно картвельского, или грузинского) по тем же данным датируется VIII в. до н.э., что, вероятно, связано с продвижением западных протогрузинских племен в Колхиду и Понт, ранее занятых племенами абхазо-адыгской — хаттской (или промежуточной) языковой, группы; это продвижение и по другим соображениям следует датировать началом I тыс. до н.э. См. Г. А. Климов, О глоттохронологическом методе датировки распада праязыка, «Вопросы языкознания», 1959, № 2, стр. 120; Г. А. Меликишвили, К истории древней Грузии, стр. 100.