Читать онлайн «Священная Римская империя германской нации: от Оттона Великого до Карла V». Страница 27

Империя может стремиться к всеохватности, только осознавая свое место в христианстве, общности королевств, которой управляет папа, номинально по крайней мере. Император — защитник папства, слабость которого столь очевидна, что неоднократно оказывалось необходимым вмешательство его защитника. Одилон Клюнийский признает правильность — обоснованность этих вмешательств, «которые позволили Риму снова… править миром». Но означает ли всеохватность универсальность функции? Именно она превращала империю в Imperium christianum. чья ответственность в некотором отношении была ограничена лишь рамками христианского мира. Его границы императоры стремились раздвинуть, поддерживая миссионерство. Если империя занимало в мире первое место, praecellit in mundo, то только благодаря своим особенным отношениям с папским престолом.

Яснее, чем в письменных источниках, редких и труднодоступных в то время, сущность империи и ее правителя раскрывались в символах, легко читаемых и узнаваемых умами, привыкшими распознавать смысл этого языка. Вспомним о миниатюрах рукописей, например о тех, что в 973 г. были созданы для молитвенника Ахена в мастерской Рейхнау. «Прославление Оттона II там превосходит все, что было заложено в искусстве традицией», император представлен там в виде Христа во славе Его. Тело правителя, избранного, чтобы «нести Слово Вечного Царя», разделено на две части белой тканью, пеленой дарохранительницы, которая в храме обозначала границу Святаго святых. В императоре сосуществует два начала, плотское и духовное, второе дает ему право выполнять его высокое предназначение. Разумеется, видеть подобные изображения имели возможность немногие, зато перед толпой он представал как miro ornatu novoque apparatu, облаченный в ризы для коронации (ornatus) и неся знаки власти (apparatus). Лиутпранд Кремонский описывал Оттона I, вступившего в Рим 2 февраля 962 г. с большой пышностью. Он, вероятно, был увенчан короной, форма которой впоследствии была изменена Конрадом II, но ее основные элементы еще с тех времен воплощали политические воззрения, унаследованные из Библии. Корона была описана П. Е. Шраммом и X. Деккер-Хауфом. Приведем здесь из этого только ее основные детали. Фронтальная и затылочная стороны были украшены во всему полю двенадцатью драгоценными камнями и напоминали нагрудное украшение первосвященника с именами двенадцати колен Израиля. Сама форма короны была насыщена смыслом, она представляла собой восьмиугольник, составленный из двух наложенных квадратов. Первый символизировал Иерусалим, второй — Рим, два священных города, первый — город будущего, второй — настоящего. Две фигуры, боговдохновенного Давида и мудреца Соломона, символизировали миссию империи. «Корона наиболее точно воплощала идею, которую воспринял Оттон: император, исполняющий волю Христа, несет ответственность за распространение христианской веры, строящей царство справедливости и мира; империя, одно из звеньев истории спасения, входящее в длинную цепь между первым и новым Иерусалимом».[14] Следует также сказать несколько слов о Святом копье, врученном королем Бургундии Генриху I в 926 г. В состав его металла входили гвозди, проткнувшие руки и ноги распятого. Некоторые также утверждают, что это было Святое копье, обнаруженное Еленой в то же время, что и Крест. Другие говорят, что это было копье святого Маврикия, возглавившего легион, воина-мученика, которого Оттон I сделал покровителем империи. В любом случае считалось, что оно приносит победу над врагами веры. Вставленное в оправу Конрадом II в богато украшенный крест, который содержал фрагмент настоящего Креста, оно символизировало также в высшей степени религиозный характер империи. Молитвенник, сума и сабля, которые Оттон III извлек из могилы Карла Великого, Святое копье и sancta corona regni составляли в XI в. insignia regalia или imperalia. Владение ими, хотя в строгом смысле не было знаком легитимности властителя, но практически являлось непременным атрибутом власти. Факт, что Конрад I передал их Генриху Саксонскому, которого он хотел сделать своим преемником, равно как и жест Кунегунды, вдовы Генриха II, вручившей их первому представителю Салической династии Конраду II, показывает значимость этих символов, почитаемых уже в 918 г. Когда в день своей коронации король римлян, облаченный в мантию, усеянную звездами, которая его уподобляла cosmocrator, увенчанный Reichskrone, с Крестом, содержащем Святое копье, еще до императорской коронации в Риме собирался взойти на трон Карла Великого в придворной часовне, он отчасти переставал быть обычным человеком и проникал в сферу священного. Германское Koenigsheil, тип baraka, уступило место Heiligkeit, святости. Повиноваться этому наместнику Бога на земле считалось священным долгом, а бунтовать против его власти было почти кощунством.

Священный характер давал императору не только чрезвычайную власть, но и возможность добиваться от своих подданных повиновения, в котором, в противном случае, они могли бы ему отказать. Действительно, Церковь, особенно в Германском королевстве, была королевской, императорской Церковью, Reichskirche. Поскольку он был покровителем всех местных Церквей, как ею была мать этих Церквей, Римская церковь, правитель считал себя вправе ждать повиновения и от нее. Прелаты вполне осознавали обязанности, которые несла в себе защита императора, но они прекрасно понимали, что эта защита была необходима и что за нее надо было платить. Они поддерживали идею империи так долго, как ни одному государству не удавалось ее воплощать в политической реальности. Они побудили знать превратить Восточную Франкию в целостное государство и не были чужды императорским амбициям Оттона I. Наконец, они старались изо всех сил смягчить последствия кризисов, которые подвергли опасности существование системы, в которой они нуждались. Но Церковь и империя были взаимосвязаны. Империи не хватало компетентных и верных слуг. Священнослужители выполняли эту роль. Сначала в окружении правителя. Не было короля, при котором не находился бы какой-нибудь прелат, например Гериберт Кельнский или Виллигиз Майнцкий, не говоря уже о Бруно Кельнском, брате Оттона I, который мог бы считаться образцом! Канцелярией всегда руководило опытное духовное лицо; королевская часовня служила «школой» преданных слуг государства. Лучшие занимали в нужный момент посты епископов и аббатов. Король назначал их, стараясь соблюдать, по крайней мере, форму, предписанную каноническим правом, не обходясь чересчур грубо с теми, кто мог бы заявить о своем праве выборщика. Поскольку им удалось избежать слияния Церкви с государством, мешающего герцогам использовать церковь в своих целях, императоры смогли назначать доверенных лиц в земли, где верность знати не была подтверждена. Структура епархий заменяла, таким образом, сеть графств, где встречались серьезные пробелы и где руководители испытывали нехватку в покорности. Чтобы прелаты могли располагать средствами, правители одаривали их землями и передавали им королевские полномочия, что превращало их земли в бастионы королевской власти. Таким образом, длительный и сложный процесс слияния государства и церкви, Reichskirchensystem, как его называют, несколько упрощая, историки, быстро развивался. Он был завершен, когда Генрих III пожаловал епископам, вручив им знаки двойной власти, религиозной и политической, кольцо и жезл. Без преувеличения можно сказать, что структуры, поддерживающие империю, были церковными. Ничто, казалось, не угрожало их надежности в середине XI в. В Риме с 1046 г. царили папы, близкие императору. Как во времена Оттона III и Сильвестра II, суверенный понтифик и император могли действовать сообща во имя блага христианства. Духовное и земное казались едиными в единственном городе, который призван был стать преддверием другой, загробной жизни. Империя достигла вершины своей славы. Однако в тени римского дворца ее подстерегала смертельная опасность. Лев IX привез из Лотарингии монаха, который был там одним из его приближенных, Гумберта де Муаенмутье. Его пронзительному и систематическому разуму предстояло выработать острую, как кинжал, доктрину, которая проникла в имперскую организацию и разрушила ее.

После назначения кандидатом на папский престол Льва IX в 1048 г., Генрих III мог полагать, что он исполнил жизненно важное задание. Как император он был покровителем Римской церкви, матери всех церквей; он удалил от власти пап, которые не исполняли свои обязанности с должным рвением. После Климента II и Дамасия II, умерших слишком рано и не успевших проявить себя, Лев использовал всю твердость своего характера и крепость убеждений для внедрения реформы. Таким образом, все, казалось, пребывало в надлежащем порядке: «две половины Господа» на земле, император и папа, преследовали общую цель — боролись с бедами, постигшими христианское общество. Для империи такое сотрудничество приносило весьма ощутимую пользу. Подтверждение священного характера империи значительно увеличивало власть монарха над духовенством; границы между светской и церковной властью были настолько расплывчатыми, что, по-видимому, ничто не мешало тому, чтобы епископ предоставил себя в услужение государю и получил из его рук знаки своей власти. Церковь была структурой, связывающей все органы власти империи, и она находилась на своем месте, а крепость творения, созданного Оттоном I, могла спокойно выдержать испытание временем.