Читать онлайн «История Финляндии. Линии, структуры, переломные моменты». Страница 26

Накануне Крымской войны

В глазах властей инициативы Снелльмана были весьма примечательными. В конце осени 1846 г. журнал «Сайма» был закрыт по причине пагубного влияния, которое он оказывал на юношество. Постоянно действовала газетная цензура. Чем сильнее становилось политическое брожение в Центральной Европе второй половины 40-х годов XIX в., тем больше ужесточали Сенат и генерал-губернатор слежку за студентами, которые были знакомы с иностранными идеологическими течениями и политическими дебатами. Важную роль здесь играла Швеция: финские политические диссиденты обычно переезжали в свое прежнее отечество, продолжая публиковать там дискуссионные статьи, которые затем нелегально распространялись в Финляндии.

Самая известная из этих диссидентских дискуссий имела место в 1838–1843 гг., в ходе которой обсуждалось государственно-правовое положение Финляндии в составе Российской империи. Иные (например, Исраэль Вассер) считали Боргоский сейм 1809 г. /99/ ни много ни мало пактом о российско-финской государственной унии. Другие (в частности, А. И. Арвидссон) резко им возражали. Хотя в те годы подобные аргументы не могли быть широко обнародованы в Финляндии, они не были забыты. Двадцать лет спустя они явились отправной точкой в новой государственно-правовой полемике в стране. Не менее важным для развития финского самосознания стало то, что война 1808–1809 гг. превратилась в конце 30-х годов XIX столетия в тему многочисленных шведских мемуаров и исторических трудов. Эта литература широко распространилась в Финляндии, подготовив почву для военного эпоса Рунеберга «Рассказы прапорщика Столя». Первая часть этой поэмы вышла накануне Рождества 1848 г., тут же завоевав огромную популярность.

В дальнейшем эпос Рунеберга стали считать литературной основой финского патриотизма, причем не только благодаря тому, что в нем эффектно описывалась героическая стойкость финского народа. Своим успехом поэма была обязана также тому, что она воспринималась как удачный ответ на требования Снелльмана создать более национальную и народную литературу, при этом не будучи слишком радикальной в глазах осторожной чиновничьей верхушки страны. Искусство Рунеберга балансировать на грани дозволенного наиболее явственно прослеживается в открывающем поэму стихотворении «Наш край». Уже весной 1848 г. это стихотворение было представлено как новый гимн страны на студенческом празднике.

Эти стихи положил на музыку немецкий композитор Фредрик Пасиус, который жил и работал в Финляндии. Музыка гимна отличалась модным в те годы романтическим настроением. Надо отметить, что Рунеберг написал «Наш край» в 1846 г., когда требования Снелльмана о гражданском патриотизме еще могли быть высказаны в печати. Этим объясняется то, что поэт постоянно упоминает народное единство, а также рисует в финальной строфе картину отечества, достигшего процветания, «стряхнув по- зор оков».[15] Некоторые исследователи, указывая на отсутствие в стихотворении революционных формулировок, делают вывод о том, что Рунебергом руководили реакционные мотивы. Но зачем было поэту задумывать песню, которую по политическим причинам было бы невозможно исполнять?

Когда власти весной 1848 г. сознательно побуждали студентов петь «Наш край», они не вдумывались в нюансы текста Рунебер- /100/ га. Их целью было помешать студентам исполнять «Марсельезу», а также другие песни открыто революционного и политического содержания. На исходе зимы 1847/48 г. общественные волнения в Центральной Европе переросли в волну настоящих революций, поколебав до основания политический порядок, созданный на Венском конгрессе 1815 г., – порядок, в конечном счете, защищавшийся самодержавной Россией. Эхо баррикадных боев вскоре достигло Северной Европы: в начале апреля 1848 г. в Швеции состоялся крупный гражданский праздник, на котором Россия открыто была названа последним оплотом консерватизма.

Острие критики попало в точку. Европейские революции в следующем году были подавлены под предводительством Николая 1, с 1825 г. державшего Российскую империю в ежовых рукавицах. Отношение Николая к Финляндии не отличалось ни особой симпатией, ни антипатией: верная императору чиновничья элита страны, приняв меры предосторожности, предотвратила возникновение враждебных режиму политических демонстраций. Таково было положение вещей во время польского восстания 1830 г. – и таким же оно оставалось в «безумный год» (1848–1849). В 1846–1847 гг. были введены новые цензурные предписания, а в 1848–1849 гг. опубликованы еще более детальные ограничения деятельности различных общественных организаций. В марте 1850 г. цензура вновь ужесточилась: согласно специальному постановлению, на финском языке дозволялось теперь издавать лишь литературу религиозного и экономического содержания.

Цель последнего ограничения заключалась в том, чтобы не допустить проникновения революционных идей и религиозных ересей в умы крестьянства, быстрый численный прирост которого, наряду с углублением социального неравенства, подготовил почву для распространения религиозных движений с политическим подтекстом. Одновременно взор властей все чаще направлялся на студенчество. В 1849 г. студенты продемонстрировали недовольство назначенным из политических соображений университетским чиновником, а также планами России использовать Финский гвардейский батальон для подавления восстания в Венгрии.

Угроза монарха о реорганизации всех университетов империи в высшие ремесленные училища вскоре рассеялась, но в 1852 г. университет Гельсингфорса, наряду со многими другими высшими учебными заведениями, получил новый устав, в определенной степени отражавший такую реорганизацию: в обучение ввели две /101/ специализации – гуманитарную и естественно-научную. Благодаря реформе научный уровень преподавания повысился, но при этом интерес студентов к политике не уменьшился – а ведь это и было первейшей задачей реформы.

Как и прежде, на Финляндии отражались, хоть и с некоторым запозданием, политические и идеологические катаклизмы держав Центральной Европы, а также меры, которые вследствие этого принимал император в Санкт-Петербурге, предугадывая ответные ходы своих европейских противников. По той же схеме развивались события во время Крымской войны 1853–1856 гг. Война разразилась из-за борьбы России с Османской империей за господство на Босфоре – а значит, и на всем Восточном Средиземноморье. В масштабную войну конфликт европейских держав перерос в 1853 г., после того как русские войска заняли османские территории на юге Балкан, а турецкая эскадра была потоплена в сражении на Черном море. Турецким силам оказывали поддержку Великобритания и Франция, объявив в марте 1854 г. войну России, чтобы ослабить ее главенствующее положение в большой европейской политике. К тому же англичане опасались, что успехи российского флота в Восточном Средиземноморье могут в перспективе угрожать Pax Britannica,[16] доминирующему статусу англичан на мировых морях и в мировой торговле.

Решение западных держав нанести удар по России, в частности, с Балтийского моря было продиктовано теми же соображениями, которыми когда-то руководствовались шведы в своих наступательных войнах на Востоке. Война на два фронта принудила Россию разделить свои силы, тем самым увеличив шанс ее противников на победу. Предвидя это, российское военное командование начало весной 1854 г. крупную реорганизацию морской обороны Санкт-Петербурга. Укреплены были, в частности, приморские крепости на южном и западном побережье Финляндии. Численность русских войск на суше возросла в Финляндии почти до 70 тыс. человек. Как и предполагалось, летом 1854 г. флот западных держав атаковал ряд финских портовых городов и полностью разрушил крепость Бомарсунд на Аландских островах.

В этой ситуации опасения русских касательно финского сепаратизма оказались совершенно беспочвенными. Российский император был до некоторой степени прав, истолковав пассивное пособни- /102/ чество Швеции западным державам как стремление вновь отвоевать Финляндию у России. Однако планы шведов, в конце концов, развеялись за недостатком гарантий долгосрочной поддержки западных держав. Лояльность в Финляндии укрепилась не только потому, что финны были раздосадованы ударом, нанесенным по их побережью западными союзниками. Союзная эскадра почти полностью парализовала финское мореходство, вызвав большие экономические потери во внешней торговле прибрежных городов. Описывая ход военных действий, финские газеты последовательно поддерживали Россию, что, однако, не мешало финским либеральным кругам все более критически высказываться о ней в кулуарах.

В то время исход войны уже был предрешен. Летом 1855 г. западные державы перешли в наступление как в Финском заливе, так и на Черном море. С 9 по 11 августа соединенная эскадра союзников 46 часов подряд бомбила крепость Свеаборг. Их пушки имели вдвое большую дальнобойность, чем российские, и потому союзники могли хладнокровно обстреливать крепость снарядами и зажигательными ракетами. Телеграф, великое изобретение эпохи, обеспечивал союзникам возможность оперативно сообщать в газетах о ходе бомбардировок. В связи с этим Финляндия впервые в истории стала центром внимания международной прессы. Дело в том, что эти события можно было использовать в пропагандистских целях: союзная эскадра нарочно избегала бомбить Гельсингфорс.