Читать онлайн «Русский национализм и Российская империя: Кампания против «вражеских подданных» в годы Первой мировой войны». Страница 46

Насилие и погромы

Одним из важнейших и наименее изученным последствием массовых депортаций стала волна погромов и насилия, достигшая пика в период отступления русских армий с апреля по октябрь 1915 г., но также сопровождавшая выселения до и после данного периода. Одна существенная черта отличала насилие против евреев от довоенных погромов — роль армии. Ряд исследователей недавно заявил в своих работах, что высшие правительственные круги до войны не одобряли погромного движения{489}.[152] То же самое, во многом, наблюдалось и во время войны. Совет министров и представители других высших гражданских властей неоднократно высказывались против погромов. В действительности уже 15 августа 1914 г. генерал-губернатор Варшавы, описывая антисемитскую кампанию на подчиненной ему территории, предсказывал в письме в Совет министров, что война повлечет за собой массовые погромы{490}. Он предупреждал, что, несмотря на все возможные превентивные меры, ситуация может выйти из-под контроля, если солдаты станут провоцировать насилие против евреев. Почти на всей территории на военном положении, где находились еврейские поселения, гражданские власти практически ничего не смогли сделать, чтобы остановить насилие, исходившее от армии{491}.

Причина столь неустойчивого положения заключалась в том, что с самого начала войны экономические мотивы играли важную роль в высылке евреев. Например, уже 14 октября 1914 г. 4 тыс. евреев были изгнаны из своих домов в местечке Грозин (Варшавская губерния) и отправлены пешком в Варшаву. Им не дали повозок, чтобы вывезти свои вещи, а вскоре после их ухода местные поляки присвоили их имущество и торговые заведения. Когда нескольким изгнанникам было разрешено вернуться неделю спустя, местные власти отказались вмешаться, чтобы помочь им вернуть свое имущество и жилье{492}. По мере того как с начала 1915 г. высылки становились все более частым явлением, грабежи и присвоение имущества евреев также резко участились. Совет министров выражал озабоченность по поводу вопиющего нарушения главнейших правовых норм по защите частной собственности и вскоре установил строгие правила, по которым все имущество высланных (прежде всего немцев, вражеских подданных и евреев) должно было быть секвестровано Министерством государственных имуществ и взято под охрану местными властями{493}. Последним с трудом удалось остановить грабежи и самовольный захват имущества высланных российско-подданных немцев и вражеских подданных, но они не смогли или не пожелали сделать того же по отношению к собственности евреев.

Когда в апреле—мае 1915 г. высылка евреев приобрела массовый характер, грабежи и самовольный захват брошенного имущества быстро переросли в насилие против евреев как до, так и во время их выселения или депортации. В некоторых районах евреев сгоняли, погружали в железнодорожные вагоны и отправляли к месту высылки как обычно жестоко, но организованно; в других же местах этот процесс сопровождался крайними проявлениями насилия и хаоса. Типичным примером последнего стали события в городке Шедува Ковенской губернии. Население города составляло 5 тыс. человек, половина из которых была евреями. Вторую половину составляли поляки и литовцы, а также некоторое количество русских гражданских служащих и железнодорожных рабочих. В конце апреля 1915 г. немецкие войска на неделю заняли город, отступив 2 мая. После их ухода русские разведывательные и казачьи отряды вошли в город и, как позже свидетельствовали местные евреи, незамедлительно начали грабеж еврейских домов и магазинов. Несколько женщин были изнасилованы. Одному еврею выкололи глаза за то, что он не мог заплатить казакам, сколько те требовали. Казаки отдали часть награбленного местным крестьянам и подстрекали их к участию в погромах. На следующий день все еврейское население покинуло Шедуву и отправилось в близлежащее село Баукай. Туда пришел другой отряд казаков, и снова началось насилие.

Евреев вновь выгнали и заставили бросить на месте то немногое, что им удалось вывезти из Шедувы. На следующий день (5 мая) группа евреев, изгнанных сначала из своих домов, а потом и из первого пристанища, получила уведомление о том, что в течение шести часов они должны уйти еще дальше от линии фронта. Поскольку поездов им не предоставили, большинство из них пошло пешком в Поневеж{494}. Жители десятков еврейских городков и местечек Курляндской и Ковенской губерний прошли через подобные испытания в апреле и мае. Несомненно, до конца войны столь жестокие операции в районах расположения войск нередко повторялись, особенно в период отступления русских войск, которое длилось до октября 1915 г.{495}

Наиболее точные из ныне доступных документов о погромах были собраны Еврейским комитетом помощи жертвам войны, получавшим отчеты от своих представителей в общинах, подвергшихся насилию и выселению. Документы этого комитета полностью не сохранились, но те из них, что были опубликованы, как, впрочем, и неопубликованные, дают достаточно оснований для общей характеристики волны погромов, прокатившейся с апреля до конца октября 1915 г. по черте оседлости[153]. Сведения, приводимые далее, основаны на документированных сообщениях о 19 погромах в Виленской, 13 в Ковенской, 7 в Волынской и 15 в Минской губерниях. Из этих 54 выборочных случаев лишь трижды погромы начинались в отсутствие солдат. Очевидно, что практически всегда именно военные выступали инициаторами насилия. Точнее говоря, видимо, именно казачьи части спровоцировали практически все погромы. Более 80% отчетов свидетельствуют, что появление казаков в определенном районе было ключевым событием, побуждавшим местное население к погромам. В некоторых случаях при появлении в городе частей регулярной армии погромы не начинались в течение нескольких дней; однако стоило войти в город даже небольшому казачьему отряду, как сразу начинались грабежи и насилие. Данная схема была широко известна в прифронтовых районах, и в августе 1915 г. местные крестьяне, как правило, появлялись на окраинах еврейских поселений, когда разносился слух о появлении в данной местности казаков, даже если последние еще не начинали погрома. Насилие главным образом было связано с попытками вымогать у евреев деньги; изнасилования упоминались в каждом третьем отчете.

Погромы, описанные в этих документах, не всегда связаны с конкретными приказами о высылке евреев из затронутых отступлением районов. Казачьи офицеры часто пользовались своими правами по высылке евреев в целях грабежа. В некоторых случаях офицеры и казаки приказывали евреям покинуть свои дома в течение нескольких часов или даже минут, не давая им повозок для вывоза имущества, а также избивали и грабили их, пока те уходили. Отступление от официальной политики, стремящейся гарантировать государственную и общественную безопасность, и переход к неприкрытым грабежам и вымогательствам особенно отчетливо проявились в практике заложничества. Данная мера, введенная в качестве коллективной ответственности евреев за якобы имевший место шпионаж, зачастую использовалась просто как узаконенное вымогательство. Судя по отчетам с мест, офицеры (прежде всего казачьи) брали в «заложники» видных местных евреев и грозили убить их, если родственники или община не заплатят выкуп. В одном из случаев казачий офицер методично ходил от одного дома в городке к другому, беря в «заложники» почти каждого взрослого мужчину, пока не получал выкуп за освобождение каждого из них{496}.

Почти в каждом пятом отчете указывалось, что слухи о денежных кладах евреев служили побудительным мотивом к участию в погромах и для местного населения. Представление о том, что евреи хранили свои сбережения в золотых и серебряных рублях, в каком-то смысле было не лишено оснований. Принимая во внимание растущую инфляцию, и евреи, и христиане имели все основания держать свои сбережения по возможности в доступных драгоценных металлах и не менять их на быстро обесценивавшиеся бумажные банкноты{497}. Местные чиновники и газеты распространяли слухи о еврейских кладах, и, как следствие, некоторые погромы начинались после того, как казак, солдат или местный житель, зайдя в еврейскую лавку с целью обменять бумажные деньги на золотые монеты, получал отказ{498}. Таким образом, на всех прифронтовых территориях инфляция военного времени обострила отношения между евреями и христианами, которые и в довоенный период были достаточно напряженными. Это в первую очередь происходило в Польше, где еще до войны поляки под предводительством Национально-демократической партии Польши (Stronnictwo Narodowo-Demokratyczne) бойкотировали еврейские торговые предприятия. Схожие явления случались в Прибалтике, на Украине и в некоторых регионах России{499}.