Читать онлайн «Очерки Русской Смуты (Том 2)». Страница 35

В поисках "диктатора", создаваемого его руками, он отбрасывал уже всякие условные требования "демократических покровов" и от идеи власти, и от носителя ее.

Циммервальдовец Чернов, прибывший неизвестно с какой целью и одобряющий решение лужского гарнизона "сохранять нейтралитет"...

Верховный комиссар Станкевич, приемлющий и пораженчество и оборончество, но прежде всего мир - внутренний и внешний и ищущий "органического соглашения с большевиками ценою максимальных уступок".

Представители "Викжеля", который держал вначале "нейтралитет", т. е. не пропускал правительственных войск, потом выставил ультимативное требование примирения сторон.

Господа Гоц, Войтинский, Кузьмин и т. д.

И среди этого цвета революционной демократии - монархическая фигура генерала Краснова, который всеми своими чувствами и побуждениями глубоко чужд и враждебен всему политическому комплоту, окружающему его и ожидающему от его военных действий спасения - своего положения, интересов своих партий, демократического принципа, "завоеваний революций" и т. д.

Поистине трагическое положение. Здесь - обломки Временного правительства; в Петрограде - "комитет спасения", не признающий власти правительства. Здесь на военном совете обсуждают даже возможность вхождения большевиков в состав правительства... Какие же политические цели преследует предстоящая борьба в практическом, прикладном их значении? Свержение Ленина и Троцкого и восстановление Керенского, Авксентьева*106, Чернова?*107 Особенно мучительно переживало это трагическое недоумение офицерство отряда; оно с ненавистью относилось к "керенщине" и, если в сознательном или безотчетном понимании необходимости борьбы против большевиков, стремилось все же на Петроград, то не умело передать солдатам порыва, воодушевления, ни даже просто вразумительной цели движения. За Родину и спасение государственности? Это было слишком абстрактно, недоступно солдатскому пониманию. За Временное правительство и Керенского? Это вызывало злобное чувство, крики "Долой!" и требование выдать Керенского большевикам. Столь же мало, конечно, было желание идти и "за Ленина".

Впрочем никаким влиянием офицерство не пользовалось уже давно; в казачьих частях к нему также относились с острым недоверием, тем более, что казаков сильно смущали их одиночество и мысль, что они идут "против народа".

Офицерский корпус в эти дни вступал в новую, наиболее тяжелую и критическую фазу своего существования: на той стороне, как говорил Бронштейн (Троцкий), было также "большое число офицеров, которые не разделяли наших (большевистских)

политических, взглядов, но, связанные со своими частями ("loyalement attasches"), сопутствовали своим солдатам на поле боя и управляли военными действиями против казаков Краснова".*108 В результате этого общего великого "недоумения" шли небольшие стычки, в которых сбитый с толку "вооруженный народ" в лице солдат, казаков, матросов, красногвардейцев, то постреливал друг в друга, то бросал оружие и уходил, то целыми часами митинговал - совместно оба лагеря. Вчерашние враги, сегодняшние друзья спорили до одури, воспламенялись истеричными криками какого-нибудь случайного оратора и расходились с еще более затемненным разумом, унося глухую злобу одинаково - против правительства и командиров, Ленина и большевиков. И у всех было одно неизменное и неизбывное желание окончить как можно скорее кровопролитие.

Окончилось все 1 ноября бегством Керенского*109 и заключением перемирия между генералом Красновым и матросом Дыбенко. Судьба жестоко мстила теперь творцам истории о "корниловском мятеже", повторяя в обратном, уродливом преломлении все важнейшие этапы его. Все те элементы, на которых опиралась правительственная власть в борьбе против Корнилова, теперь отвернулись от нее: вожди революционной демократии уже делили ее ризы; советы отрекались от правительства; армейские комитеты один за другим составляли постановления с нейтралитете; "Викжель"

остановил перевозку правительственных войск. Совет народных комиссаров, возглавивший Российскую державу 26 октября, писал декреты об "изменниках народа и революции" и ввергал в тюрьмы членов Временного правительства. Единственными элементами, к которым можно было обратиться за помощью для спасения государственности, по иронии судьбы, оказались все те же "корниловские мятежники" - офицеры, юнкера, ударники, Текинцы, все тот же 3-й конный корпус.

Только уже лишенные сердца, ясного стимула борьбы и вождя.

1 ноября ген. Духонин, в виду безвестного отсутствия Керенского, принял на себя верховное командование и приказал прекратить отправку войск на Петроград. Он призывал фронт сохранять спокойствие, в ожидании "происходящих между различными политическими партиями переговоров для сформирования Временного правительства".

Подчинившись всецело политическому руководству комиссара Станкевича и Общеармейского комитета, Ставка отказалась от всякой активной борьбы. Такое положение в отношении "правительства народных комиссаров" - без борьбы и без подчинения - не могло быть долговечным. 7 ноября Совет народных комиссаров "повелел" Верховному главнокомандующему тотчас же "обратиться к военным властям неприятельской армии с предложением немедленного приостановления военных действий, в целях открытия мирных переговоров". Духонин 8-го ответил по аппарату комиссару по военным делам Крыленко, что он также считает "в интересах России - заключение скорейшего мира", но что это может сделать только "центральная правительственная власть, поддержанная армией и страной". В тот же день Совет комиссаров "за неповиновение и поведение, несущее неслыханное бедствие трудящимся всех стран и в особенности армиям" сместил Духонина, предписав ему "продолжать ведение дела, пока не прибудет в Ставку новый главнокомандующий" - Крыленко.

Духонин, опираясь на решение Общеармейского комитета, не признал возможным оставить свой пост.

Положение Ставки, между тем, становилось критическим. Техническое управление фронтом принимало все более фиктивный характер, так как отдельные части дивизии, корпуса, целые армии мало помалу переходили на сторону большевиков. Крыленко на фронте 5 армии вступал уже в переговоры с немецким командованием, и вскоре в Ставке получены были сведения о движении матросского эшелона с новым "Главковерхом" на Могилев сквозь сплошное расположение правительственных войск, объявивших себя "нейтральными". В Могилеве в это время Общеармейский комитет, Чернов, Авксентьев, Скобелев и друг. представители революционной демократии вели нескончаемые разговоры о создании новой власти, потонув в партийных догмах и, как будто не замечая, что они одни, совершенно одни - никому ненужные, никому неинтересные - среди взбаламученного и их руками народного моря.

Быхов переживал чрезвычайно больно новое народное несчастие. Много раз мы обсуждали события. Ген. Корнилов входил в сношения со Ставкой, с Советом казачьих войск, Довбор Мусницким и Калединым и 1 ноября он обратился к Духонину с письмом, которое я привожу в подробном извлечении и с пометками Духонина, рисующими взгляд Ставки на тогдашнее положение:

"Вас судьба поставила в такое положение, что от Вас зависит изменить исход событий, принявших гибельное для страны и армии направление главным образом благодаря нерешительности и попустительству старшего командного состава. Для Вас наступает минута, когда люди должны или дерзать, или уходить, иначе на них ляжет ответственность за гибель страны и позор за окончательный развал армии.

По тем неполным, отрывочным сведениям, которые доходят до меня, положение тяжелое, но еще не безвыходное. Но оно станет таковым, если Вы допустите, что Ставка будет захвачена большевиками, или же добровольно признаете их власть.

Имеющихся в Вашем распоряжении Георгиевского батальона, наполовину распропагандированного, и слабого Текинского полка далеко недостаточно.

Предвидя дальнейший ход событий, я думаю, что Вам необходимо безотлагательно принять такие меры, которые, прочно обеспечивая Ставку, дали бы благоприятную обстановку для организации дальнейшей борьбы с надвигающейся анархией.

Таковыми мерами я считаю:

1. Немедленный перевод в Могилев одного из Чешских полков и польского уланского полка.

Пометка: "Ставка не считает их вполне надежными. Эти части одни из первых пошли на перемирие с большевиками".

2. Занятие Орши, Смоленска, Жлобина и Гомеля частями польского корпуса, усилив дивизии последнего артиллерией за счет казачьих батарей фронта.

Пометка: "Для занятия Орши и Смоленска сосредоточена 2 Кубанская дивизия и бригада Астраханских казаков. Полков 1 польской дивизии из Быхова не желательно (брать) для безопасности арестованных. Части 1 дивизии имеют слабые кадры и потому не представляют реальной силы. Корпус определенно держится того, чтобы не вмешиваться во внутренняя дела России",*110 3. Сосредоточение на линии Орша - Могилев - Жлобин всех частей Чешско-Словацкого корпуса, Корниловского полка, под предлогом перевозки их на Петроград и Москву и 1 - 2 казачьих дивизий из числа наиболее крепких.