Читать онлайн «Дипломатия в годы войны (1941–1945)». Страница 40

Таким образом, не стремление к дружественному взаимопониманию между двумя соседями, не желание ликвидировать историческую несправедливость, допущенную после первой мировой войны при определении судьбы западных украинцев и белорусов, не добрая воля к развитию истинно союзнических отношений между СССР и Польшей, а единственная цель – во что бы то ни стало сохранить за собой украинские, белорусские, литовские земли – вот что руководило польским правительством в Лондоне. Если к этому добавить многочисленные случаи привлечения к ответственности различных польских должностных лиц в СССР за шпионаж, антисоветскую пропаганду, спекуляцию, станет ясным то ненормальное состояние, в котором находились советско-польские отношения по вине польских эмигрантских кругов.

Казалось бы, что после решительных побед советских вооруженных сил зимой 1942/43 года, когда Красная Армия начала свое победоносное продвижение на запад, с каждым днем приближаясь к границам Польши и неся освобождение ее народу, польское правительство должно было серьезно пересмотреть свою позицию и найти пути к улучшению советско-польских отношений. В действительности произошло нечто противоположное. Весной 1943 года польское правительство в Лондоне немедленно подхватило клеветническую кампанию, начатую фашистской пропагандой и имевшую целью вызвать раскол среди союзников, и всячески подогревало антисоветские страсти. При этом польское правительство даже не сочло нужным обратиться к Советскому правительству с какими-либо вопросами или разъяснениями по поводу измышлений гитлеровских палачей, которые стремились клеветой на СССР замести следы своих собственных злодеяний в районе Смоленска.

Учитывая неизменно враждебную позицию польского правительства к Советскому Союзу, правительство СССР решило порвать с ним дипломатические отношения. 25 апреля 1943 г. польскому послу в Москве была вручена соответствующая советская нота. В этой ноте Советское правительство высказало уверенность в том, что «враждебная кампания против Советского Союза предпринята Польским Правительством для того, чтобы путем использования гитлеровской клеветнической фальшивки произвести нажим на Советское Правительство с целью вырвать у него территориальные уступки за счет интересов Советской Украины, Советской Белоруссии и Советской Литвы». За несколько дней до этого правительство Советского Союза известило Черчилля и Рузвельта о принятом им решении. И первый, и второй, в особенности Черчилль, всячески старались отговорить СССР от разрыва с правительством Сикорского. Черчилль для видимости признавал ошибочность действий польского правительства. Он писал в Москву: «Его (польского правительства. – В.И.) обращение к Международному Красному Кресту было явной ошибкой, хотя я убежден в том, что оно не было сделано в сговоре с немцами». Обещав «навести должную дисциплину в польской прессе в Великобритании», Черчилль просил главу Советского правительства «оставить мысль о каком-либо перерыве отношений»[304].

Черчилль счел возможным даже упрекнуть Советское правительство в том, что своим решением оно якобы нарушило дух англо-советского договора 1942 года, в соответствии с которым оба правительства должны были консультироваться друг с другом по важнейшим международным вопросам. Советское правительство отклонило этот упрек как совершенно необоснованный. В своем ответе в Лондон Советское правительство отмечало, что, сообщая англичанам о своем решении прервать отношения с польским правительством, оно исходило из того, что начатая еще 15 апреля поляками известная антисоветская кампания в печати, усугубленная сперва заявлением польского министерства национальной обороны, а затем заявлением польского правительства 17 апреля, «не встретила чьего-либо противодействия в Лондоне, причем Советское Правительство не было предупреждено о готовящейся антисоветской кампании со стороны поляков, хотя трудно представить, что Британское Правительство не было информировано о проектировавшейся кампании». Советское правительство указывало, что с точки зрения духа англо-советского договора было бы вполне естественно удержать одного из союзников от нанесения удара другому союзнику, особенно когда такой удар оказывал прямую помощь общему врагу. В заключение советского послания говорилось: «Поскольку поляки продолжали все больше раздувать клеветническую антисоветскую кампанию, не встречая противодействия в Лондоне, нельзя было ожидать, что терпение Советского Правительства может быть безграничным»[305].

Позиция СССР была принципиальной и непреклонной Она основывалась на горьком опыте отношений с эмигрантским польским правительством в течение почти двух лет. Последнее так до конца и не поняло, что освобождение Польши и ее возрождение в качестве сильного и независимого государства неразрывно связано с делом всемерного укрепления взаимного доверия и дружбы с Советским Союзом.

В мае 1943 года по просьбе Союза польских патриотов (СПП) в СССР началось формирование первой польской пехотной дивизии имени Тадеуша Костюшко. Верное своему интернациональному долгу, Советское правительство придавало большое значение этому польскому регулярному соединению на советской территории и оказывало ему всяческую помощь. Приближение Красной Армии к границам Польши, боевое содружество советских и польских воинов явились мощным стимулом для нового подъема национально-освободительной борьбы польского народа. В ноябре 1943 года Польская рабочая партия опубликовала декларацию «За что мы боремся?», в которой изложила программу строительства народной Польши.

Весной и летом 1943 года фашистский блок переживал тяжелый кризис и стоял перед катастрофой. Этот кризис являлся прежде всего результатом тех сокрушительных ударов, которые были нанесены Красной Армией по германской военной машине и по армиям вассальных стран в ходе зимней кампании 1943 года.

В начале февраля 1943 года правительство фашистской Германии сообщило о разгроме своих 22 дивизий под Сталинградом, в связи с чем в стране был объявлен траур. Все более широкие круги немецкого населения понимали пагубность гитлеровской авантюры. Даже некоторая часть промышленников, банкиров и высших офицеров осознала, что война, развязанная Германией против СССР, ведет ее к неизбежному краху. Многие генералы возлагали на Гитлера всю ответственность за поражение германских войск под Сталинградом и были склонны считать себя в этой связи свободными от присяги, которую они дали фюреру, как верховному командующему, каковым Гитлер самозванно провозгласил себя в конце 1941 года[306].

Страх стали испытывать и гитлеровские главари. «Геринг ясно представляет, – записал в своем дневнике в марте 1943 года Геббельс, – что события на восточном фронте в минувшую зиму серьезно подорвали доверие к нам. Генералы делают все возможное, чтобы обвинить в этих событиях фюрера. Они берут реванш за прошлогоднюю зиму, когда фюрер пытался взвалить вину на них»[307].

Десятки лет германские милитаристы воспитывали в среде населения страны уверенность в непобедимости немецкой армии. Даже поражение в первой мировой войне было истолковано ими как политическое, а не военное. Разгром немцев под Москвой был воспринят в кругах вермахта как грозное предзнаменование возможности серьезных поражений в будущем, но не как военная катастрофа. Проигрыш же Сталинградского сражения нельзя было оправдать никакими стратегическими соображениями; всем было ясно, что речь шла о крупнейшем в истории военном поражении германской армии.

Вскоре после поражения под Сталинградом в Германии была проведена первая тотальная мобилизация. В армию были призваны остатки мужского населения, не занятого на квалифицированной работе или в военной промышленности, с тем чтобы хотя бы частично восполнить огромные потери на советско-германском фронте.

После разгрома немецко-фашистских войск под Сталинградом многие руководящие деятели гитлеровской Германии, предвидя неизбежный крах гитлеровской авантюры, стали искать выход из создавшегося положения в достижении сепаратного соглашения с США и Англией. В их числе были руководители гестапо Гиммлер и Кальтенбруннер, глава немецкой разведки адмирал Канарис и др. По их заданию подведомственная им агентура стала налаживать связь с американской и английской разведками.

Со своей стороны разведка США через своего специального уполномоченного Аллена Даллеса также возобновила контакт с группой немецких монополистов и милитаристов, с которой в предвоенное время были тесно связаны американские монополии. Эта группа, руководителями которой являлись Герделер, Бек и др., длительное время подготавливала в Германии государственный переворот. Заговорщики намеревались устранить Гитлера и, взяв власть в свои руки, добиться заключения выгодного для Германии мира, играя на имеющихся между участниками антигитлеровской коалиции различиях в целях и задачах послевоенного устройства мира. Так, заговорщики планировали впустить в Германию англо-американские войска, одновременно бросив всю немецкую армию на советско-германский фронт для того, чтобы остановить продвижение советских войск на запад. А. Даллес, в свою очередь, настаивал на том, чтобы переворот был совершен как можно быстрее, до ликвидации немецко-фашистской группировки, попавшей в «котел» под Сталинградом. Покушение на Гитлера было намечено сначала на январь, затем на март 1943 года. Однако заговорщикам не удалось осуществить свой план.