Читать онлайн «История Франции. Том 2. Наследие Каролингов». Страница 16

2. Язык устный и письменный

Находясь в различных, иногда неопределенных измерениях времени и пространства, люди и общественные группы отождествлялись по языковому признаку. От этих языков до нас дошло только то, что было транскрибировано, — ничтожные отрывки, вызвавшие бесконечные комментарии. Приходится смириться и кружить вокруг каролингского общества за недостатком возможности войти в него по-королевски широким путем, каковым являются реально бывшие в употреблении наречия. Клятвы, произносимые в Страсбурге и состоявшие из официальных латинских формулировок, не в состоянии восполнить пробелы. Можно высказать лишь некоторые общие положения, которые, конечно же, будут изменены или вовсе опровергнуты конкретной действительностью. Территория Западнофранкского королевства в границах 843 года практически вся в течение веков говорила по-латыни, за исключением кельтского и баскского языков, которые невосстановимы. Будучи во все времена опорой администрации и средством обращения в христианскую веру, разговорная латынь претерпела сильные изменения: больше на севере Луары, меньше на юге. Для династии Каролингов, происходившей из междуречья Мёза и Рейна, латынь долгое время оставалась иностранным языком. Они говорили на франкском. Карл Великий, как уточняет Эйнгард, потрудился выучить латынь и говорил на ней в совершенстве. Однако о какой латыни здесь идет речь? Скорее всего о той, которую называют «кухонной» плод разговорной латыни, сильно искаженной, — или же о латинском языке, восстановленном усилиями ученых во второй половине VIII века? Во всяком случае, в IX веке различаются между собой три большие языковые группы, разделяя и людей, говорящих на этих языках: возрожденная латынь, романский язык и германские наречия, из которых наиболее известен франкский язык. И если Людовик Благочестивый и Карл Лысый охотно говорили по-франкски, как и по-романски, то Луп Феррьерский пренебрегает им и не желает даже выучить его. Начиная с 840-х годов романо-германское двуязычие уже больше нее являлось признаком особой образованности. Билингвизм отвечал практической необходимости: изъясняться понятно с теми, кто воспринимался как иностранец. В противоположность клятве в Страсбурге в 842 году, Людовик Немецкий и Карл Лысый во время встречи в Кобленце в 860 году обратились к своим слушателям на франкском и соответственно романском языках. Похоже, что германский язык укоренился гораздо раньше романского. С начала IX века именно на нем переписывают рукописи, создают духовные и литературные произведения. Первый текст на романском языке, которым мы располагаем, — это Секвенция святой Евлалии, литургический текст, состоящий примерно из тридцати стихов на пикардском, — диалект романского языка. Сам текст написан около 880 года в аббатстве Сент-Аман, которое было в то время крупным культурным центром. Этот язык ничего общего с латынью уже не имел. Несмотря на это, латинский не превратился в мертвый язык, годный лишь для интеллектуальной и церковной сферы. Турский собор в 813 году призвал епископов переводить свои проповеди с латыни на романский или германский языки, тем более что большинство этих проповедей они писали не сами, а заимствовали из сборников, и только в переводе паства смогла бы понимать их. В то же время, в 860 году, когда Гинкмар обращался к своим прихожанам, то он, похоже, говорил по-латыни, и его проповеди были понятны по крайней мере свободным людям реймсской провинции. Похоже… В действительности, единственный язык, который нам доступен и на котором сохранились памятники письменности, это латынь. На ней учились и учили.

Упорядочивать, обновлять, освящать. От Пипина Короткого до Карла Толстого все каролингские князья и их окружение пытались претворить в жизнь эту программу, отвечающую простому и важному требованию: устроить земную жизнь как можно лучше в соответствии с Божественным планом; служить Богу так, чтобы гармония двух миров осуществлялась к великому благу христианского народа. Трудиться над устроением мира в согласии с небесным планом, способствовать осуществлению Заповедей Священного Писания, распространять знания о Христе все это требовало соответствующих средств. Для того чтобы руководить, окормлять, наставлять народы, необходимы знания и искусность. Долгом короля и Церкви является развитие знания ради лучшего служения. Наиболее великим и прославленным выступает в связи с этим король, продвинувшийся дальше всех по этому пути, а более влиятельными и более близкими к Богу являются духовные учреждения, создающие и распространяющие формулы и образцы, угодные Богу.

Развитие письменности во всех областях знания, пусть даже ограниченное конкретным местом и относительно узким кругом посвященных, нарастало на протяжении всего IX века, затрагивая прежде всего личность и образ князя. Непревзойденный пример для современников той эпохи — Карл Великий. Однако его внук Карл Лысый не уступал ему в величии. Хейрик, знаменитый логик, преподававший в Осере в 860–875 годах, писал ему об этом в посвящении: «Вы останетесь навечно в памяти прежде всего за то, что в своем усердии вы сравнялись и даже превзошли рвение вашего знаменитого предка Карла». Вот почему очаги литературы, науки, искусства создавались активнее всего там, где король непосредственно проявлял свою власть и влияние, где он и его приближенные имели обширные владения: Луара, Иль-де-Франс, Пикардия, Шампань, Лотарингия, северная Бургундия, — там процветала наука, доставшаяся в наследство от античности и поставленная на службу Новому Завету. Ничего похожего не было в Нормандии, Аквитании, Провансе. Лучше обстояло дело в Бретани, в правление от Номиноэ до Соломона, — но крайней мере на ее восточных окраинах.

Уметь читать, а еще сложнее — писать, а также считать и петь, или хотя бы читать, псалмы — вот что было необходимо в служении Богу, Церкви и на службе у короля. Но все начинается со школы, с достаточного количества школ и качества преподавания в них. Об этом проявляли беспокойство и король в своих капитуляриях и посланиях, и церковные иерархи в канонах своих соборов. В текстах проводится различие между монастырскими школами, в основном предназначенными — начиная с собора в Ахене в 817 году — для подготовки будущих монахов, и школами государственными, за которые нес ответственность епископ и его капитул. Парижский собор 829 года рекомендовал Людовику Благочестивому открыть «государственные школы» в трех областях империи, и подобные рекомендации заставляют задуматься об уставе и истинном положении таких школ, которые собор в Савоньер еще более убедительно призывает короля расширять. Разумеется, во всех этих случаях заметно, что образование находилось исключительно в руках церковных лиц. Несомненно, светские власти долгое время были в этом заинтересованы, ориентируясь на образец самого королевского дворца, в котором были смешаны капелла и канцелярия. Именно при дворе, от капеллана или нотариуса, великосветская знать могла получить образование, необходимое для исполнения своих обязанностей, — то есть читать и изъясняться по-латыни. Конечно, более редкими были случаи, когда дети аристократов посещали монастырскую или церковную школу. Дети учились у своих родителей или у их приближенных, а также при дворе, где находилось несколько молодых людей, тщательно отобранных и готовящихся занять самые высокие светские и церковные посты. Во всяком случае, количество мирян, умеющих писать, похоже, уменьшалось. К последним, кто еще демонстрировал это умение, относились Нитгард, ближайший родственник короля, и графиня Дуода. Их переписка относится к 840–843 годам. Столь часто цитируемый пример Дуоды — поистине исключительный. Эта женщина, которую некоторые считали уроженкой Австразии и которая на самом деле была сестрой гасконского князя Санша Санше, — являлась супругой Бернара Септиманского, крестника и камергера Людовика Благочестивого. Таким образом, она принадлежала к самым близким кругам короля. Учебник, который она написала, находясь в уединении на юге, или, что более правдоподобно, который она продиктовала, ибо почерк напоминает скорее руку ее старшего сына Гийома, примкнувшего к Карлу Лысому, — отражает большую начитанность, содержит собрание цитат, как всегда, заменяющих собой доказательства. Без сомнения, Гийом был способен оценить и глубину обращения к нему матери, местами очень трогательного, и библейские мотивы, и акростих, помещенный в начале материнского труда. Дуода надеется, что он сможет прочитать стихотворение своему младшему брату. Великосветская знать действительно продолжала читать и учиться чтению на протяжении всего IX века. О двоих из этого круга мы знаем, — но это после 850 года; оба составили себе состояние из книг. Завещание от 864 года сообщает о Эвраре де Фриуле из могущественной династии Унрошид, зяте Людовика Благочестивого. А другое завещание гласит о графе Эккаре Маконском, чистокровном Каролинге, умершем в 877 году. В этих документах указана опись всей их библиотеки или только ее части: несколько десятков названии, охватывающих необходимую совокупность полезных знаний: литургика, патристика, грамматика, история церкви, агрономия, военное искусство. Действительно ли Эврар и Эккар умели читать? Или же эти книги были частью дорогостоящей обстановки? Наиболее вероятно то, что их заставляли читать духовные лица из их окружения и что они вполне понимали то, что они читали. Однако и для них, и для их потомков, особенно в менее образованных слоях аристократии, письменная латынь постепенно делалась непонятной.