Читать онлайн «Золото партии. Историческая хроника». Страница 31

Вместе с тем, несметные богатства были обнаружены на севере Красноярского края, где в 1935 году началось строительство Норильского обогатительного комбината. Норильская руда, которую до сих пор продают за валюту, пользовалась огромным спросом в стране и в мире. Здесь все развивалось по колымской методике. Заключенных, кто в чем был взят, летом доставляли на баржах в порт Дудинка, где к началу сентября температура воздуха достигала — 45 градусов по Цельсию. На комбинат людей гнали либо колонной, либо на открытых платформах знаменитой железной дороги Дудинка-Норильск. К месту работ прибывала десятая часть. Остальные гибли в пути. Прибывшим выдавали ломы и кирки и заставляли на морозе и убивающем ветру копать себе землянки. К утру следующего дня погибали все. Работу продолжали вновь прибывшие, и так шло до бесконечности, но уже в 1936 году первые суда с норильской рудой появились в европейских портах, давая Сталину устойчивую прибыль в твердой валюте.

Так было везде. Люди гибли миллионами, и в 1939 году у Сталина были все основания сказать, что «социализм в СССР в общих чертах уже построен». Он мог быть доволен. Придуманная и разработанная им система работала и по вертикали, и по горизонтали. Творились просто чудеса. За тюремной решеткой конструкторы и инженеры создавали проекты нового оружия, получая при этом в качестве привилегии ненормированный хлеб и полстакана сметаны. Заключенный Туполев создавал новые, невиданные по дальности полета самолеты, способные перелететь через Северный полюс в Америку. Заключенный Рамзин создавал новые прямоточные котлы для боевых кораблей, а заключенный Королев уже разрабатывал ракетную технику, предвосхищая выход в космос. И они были довольны, они ценили свои привилегии, ибо миллионы других заключенных трудились в шахтах, на рудниках и на приисках за «пайку», которая могла поддержать силы в течение не более двух недель, еще не понимая, что их смерть запланирована так же, как и их двухнедельная работа, когда на смену им придут другие заключенные.

Армия, невиданная по силе и численности, готовилась к походу, ожидая, как в песне: «когда нас в бой пошлет товарищ Сталин, и первый маршал в бой нас поведет!».

Сталин любовался своей армией и смертельно боялся ее. Она была создана им практически из ничего и могла превратить его самого в ничто. Огромный военно-промышленный комплекс, ежедневно наращивая обороты, затоплял страну новейшими системами вооружения. Огромный маховик, набирая скорость, грозил сокрушить все на своем пути, включая и своего создателя. Подобно чернокнижникам из легенд, вложившим огромное количество золота и жизненных сил для оживления каменного гиганта в надежде захватить с его помощью власть над всем миром, вождь ощущал законную гордость создателя и трепет живого существа из плоти и крови перед созданным его руками монстром.

Золото партии и океан народной крови создали чудовищный сплав, отлившийся в огромный стальной кулак, занесенный над всем человечеством. На каком-то этапе Сталин сам пришел в ужас от созданного им чудовища и пытался уничтожить его своими руками. В 1937 году Сталин попытался морями крови, залившей страну, освободиться от стальных объятий военно-промышленного комплекса и набравшей силу номенклатуры. Чередой летели головы маршалов, командармов, комкоров, комдивов, наркомов, членов ЦК, секретарей обкомов, крайкомов, райкомов и, разумеется, у миллионов простых людей, в который раз угодивших в очередную номенклатурную мясорубку. Сталин сражался как былинный богатырь, но в отличие от последнего, проиграл. Созданное им уничтожить ему уже было не под силу. Сплав золота и крови оказался слишком прочным. Золото партии и народная кровь создали непобедимую номенклатуру в партии, армии и индустрии, у которой на месте отрубленной головы вырастало три новых.

Но если вождь не смог победить номенклатуру, то и номенклатура не смогла победить вождя. 1937 год хорошо показал противоборствующим сторонам, что все номенклатурные компоненты системы связаны как сиамские близнецы.

Попытка уничтожить хоть один компонент может привести к гибели всей системы как таковой.

Понеся тяжелые потери в беспощадной войне 1937–1939 годов, номенклатура вышла из этой войны более сильной, и Сталин это отлично понимал. Поскольку уничтожить друг друга не удалось, необходимо было наладить взаимоотношения между номенклатурной иерархией и ее творцом — Сталиным. Эти отношения уже потеряли былой лирический характер, а стали вполне реалистическими и далеко не исчерпывались видимой преданностью аппаратчиков своему вождю. Сталинская номенклатура была создана. Сталиным, но и он был созданием номенклатуры, чего до поры до времени четко не осознавал. Номенклатура создала социальную опору его диктатуры, но не из трогательной любви и божественной преданности к диктатору-грузину, а для обеспечения собственной коллективной диктатуры в стране. Подобострастно выполняя приказы вождя, номенклатура исходила из того, что эти приказы отдаются в ее интересах. Конечно, Сталин мог любого из них в отдельности уничтожить, выгнать, сжечь живьем, если понадобится, но пойти против всего слоя номенклатуры он не мог, но так и не понял этого достаточно четко до конца жизни. Все в его капризной душе восточного деспота восставало против этого. Он не мог смириться с мыслью, что не все подвластно его воле и желанию, время от времени начиная новые войны против номенклатуры. Но это уже были не войны, а скорее вылазки, каждая из которых делала номенклатуру сильнее, а самого Сталина — все слабее и слабее.

Волей-неволей ему приходилось все больше заботиться об интересах номенклатуры, об укреплении ее власти, авторитета, о расширении ее привилегий. Ибо был он не более, чем ставленником своих ставленников, готовых неуклонно выполнять его волю, лишь пока он выполняет их волю.

А воля созданной Сталиным номенклатуры уже ясно просматривалась. Она желала обеспечить себе безраздельное и прочное господство в стране.

Господство, не зависящее от произвола и капризов вождя, а напротив, господство, в котором вождь был бы не более чем исполнитель воли номенклатуры, не имея при этом никаких прав на имущество, а уж тем более, на жизнь любого из членов номенклатуры. Таким в легендах сохранился образ Ленина. Своим он прощал все, любой беспредел, позволяя творить в стране все, что заблагорассудится, во имя личного обогащения и коллективного благоденствия. Это был настоящий вождь. И в недрах номенклатуры стало вызревать подспудное желание «вернуться к ленинским нормам партийной жизни».

Сталин знал об этом. На пике своего могущества был у него искус публично объявить Ильича немецким шпионом и стереть в пыль даже память о нем. Уже арестованный Фриц Платтен дал нужные показания, да в последний момент не хватило у Сталина духу. Все-таки «Сталин — это Ленин сегодня». С ленинским наследием боролся он всю жизнь, как мог. «Ленинскую гвардию» уничтожил всю под корень. Отрекся от ленинской пропагандистской теории о непременном всеобщем равенстве. Чтобы его, это равенство, никто и не ждал.

Напротив, подчеркнул, что «каждый коммунист, если он настоящий коммунист, должен понимать, что равенство в сфере потребления и индивидуальной жизни является жалким, мелкобуржуазным вздором». Номенклатура аплодировала стоя.

Он отказался от ленинского вздора о возможности построения социализма только в мировом масштабе, ибо создаваемая им номенклатура, уже однажды обманутая надеждами на мировую пролетарскую революцию и раздраженная троцкистскими умствованиями о «перманентной революции», хотела усесться прочно, не желая ставить свое будущее в зависимость от новых событий, слабо поддающихся их контролю. И получили с восторгом то, что ждали: «возможность построения социализма в одной стране». С точки зрения марксизма, эта сталинская формула была совершенно бессмысленной. Да мало ли что Маркс и Ленин мололи, кому надо искать в их изречениях какой-то смысл. Но все-таки было очевидно, что бесклассовое общество не может быть создано как остров в море капитализма.

Однако, сталинская номенклатура воем восторга приветствовала новую формулу, освещающую их власть словом «социализм». Их не смущало то обстоятельство, что, по словам Сталина, победа социализма в одной стране могла быть «полной, но не окончательной». Цель тезиса о неокончательности победы социализма в СССР была не в том, чтобы возбуждать какие-то нездоровые и несбыточные надежды у истребляемого народа. А в том, чтобы использовать тезис неокончательности победы социализма в связи с «угрозой реставрации капитализма» как обоснование сталинской внутренней, военной и внешней политики. А утверждение, что победа социализма в СССР может быть полной, как раз и означало признание стабильности и окончательного характера режима.

И вот эта самая номенклатура, для которой он, Сталин, сделал все, что было в его силах, стала мечтать о каких-то там «ленинских нормах».