Читать онлайн «История Австрии. Культура, общество, политика». Страница 41

Подобно протоиндустриализации, процесс индустриализации распространялся по монархии неравномерно. Там, где имелось сырье, прежде всего, уголь, она происходила быстрее, чем в других местах. Значительные территории государства, прежде всего, на востоке (королевство Венгрия, Галиция и т. д.), оставались аграрными вплоть до крушения монархии. Наиболее интенсивно промышленность развивалась в угольных бассейнах Северной Чехии, а также в долинах Мура и Мюрца, в Форарльберге и – в несколько более скромных масштабах – в окрестностях Вены.

Существенной предпосылкой индустриализации был рост населения. Если со средних веков он происходил очень медленно, то теперь заметно ускорился. Считается, что в обществе раннего нового времени рост населения сдерживался так называемой европейской брачной моделью (брак был связан с собственностью, отсюда высокая доля неженатых и поздний брачный возраст женщин), хотя эта концепция нередко подвергалась жесткой критике со стороны исследователей и модифицировалась. В еще большей степени его замедляли эпидемии и войны, но, прежде всего, детская смертность. Улучшение условий жизни в конце XVIII и начале XIX в. способствовало значительному росту населения. Люди стали лучше питаться, главным образом, благодаря появлению новых, более урожайных сельскохозяйственных культур. С конца XVII в. выращивалась кукуруза, в конце XVIII столетия стали пропагандировать картофель. Во времена Иосифа II священников даже обязали выступать с проповедями о новом растении («картофельные проповеди»), чтобы побудить население заняться его посадкой. С переходом к стойловому содержанию скота увеличилось количество навоза, кото- /241/ рый в качестве удобрения повышал плодородие почвы. В результате скрещивания появились новые породы коров, дававшие больше молока, что также улучшало питание, особенно детей. Совершенствование медицинского обслуживания и улучшение санитарных условий способствовали снижению детской смертности. С середины XVIII столетия население росло все быстрее, и в первой половине XIX в. этот показатель составил в среднем 40 %. Этот рост не был равномерным в разных провинциях монархии – он оказывался более значительным в городских агломерациях и областях с высокой степенью индустриализации (отчасти по причине иммиграции). Доля не занятого в сельском хозяйстве населения резко возросла, процесс урбанизации ускорился. С одной стороны, растущее население увеличивало армию работников, занятых во все более трудоемком сельском хозяйстве, а главное – в промышленности. С другой – в результате увеличения численности населения расширялся круг потребителей, покупавших промышленные товары. /242/

В социальном плане индустриализация привела к изменениям, определившим будущее развитие. Возникло два новых класса, значение которых все более возрастало – при одновременной утрате дворянством и крестьянством былой роли и значения. Владельцы предприятий и люди, отвечавшие за инфраструктуру индустриализации (банки, страховые общества, адвокатские конторы и т. д.), формировали буржуазию – новый класс, представлявший собой нечто принципиально иное, чем городское бюргерство доиндустриальной эпохи. Многие из этих капиталистов прибыли из-за границы (из Англии и германских государств), принеся с собой рисковый капитал и новые технологии. По различным причинам в монархии Габсбургов концентрации капитала не происходило. Крупные состояния в Западной Европе создавались преимущественно посредством заморской торговли, которой в Габсбургской монархии, конечно же, не было. Положение определялось и другими факторами. Едва ли не единственной группой, располагавшей капиталом, который можно было вложить в индустриализацию, являлись богатые купцы-евреи. Благодаря торговым и денежным операциям они скопили средства, инвестировавшиеся теперь в фабрики, банки и железные дороги. Высокая доля предпринимателей еврейского происхождения приведет в будущем к усилению антисемитизма, который станет идеологическим оправданием зависти к чужому богатству.

В начале индустриального развития родным языком большинства предпринимателей был немецкий. Лишь со временем современная буржуазия сложилась и у других народов монархии. Нарождавшаяся буржуазия, находясь в весьма благоприятном материальном положении, в политическом отношении долго оставалась бесправной. В предмартовский период у нее не было иного выбора, кроме как отстраниться от общественных дел, материально поддерживать деятелей искусства и заботиться об «уюте» в своем образе жизни. Выражением этой отстраненности стала культура бидермайера. Проявив себя активной силой и приняв участие в политических событиях в сорок восьмом году, буржуазия во времена неоабсолютизма вновь оказалась лишена политического могущества, пусть ее экономическое значение и продолжало возрастать. Только с принятием Декабрьской конституции 1867 г. этот общественный класс приобрел влияние на политическую жизнь монархии. Значительная часть буржуазии состояла, однако, не из крупных промышленников, а из буржуазной интеллигенции, прежде всего, чиновников и офицеров. /243/

Совершенно иначе складывалось положение растущего числа наемных рабочих, пролетариата. Жизнь этой группы была ужасающей, ее характеризовали долгий рабочий день, низкая заработная плата, скверные жилища, несбалансированное питание, катастрофические санитарные условия, болезни, алкоголизм. Эксплуатация, которой подвергались беспомощные и неорганизованные рабочие, была невероятной. Хотя в предмартовский период проблема «пауперизма» («социальный вопрос», как его назвали позже) уже обсуждалась, идеи Маркса и Энгельса были восприняты только в семидесятые годы. Под напором крепнущего рабочего движения государству пришлось издать ряд законов, несколько улучшивших положение пролетариев (например, запрещение детского труда, введение фабричной инспекции и т. д.). Тем не менее, положение рабочих в монархии еще долго оставалось безотрадным и стало медленно улучшаться только в XX столетии в связи с усилением социал-демократии и введением всеобщего избирательного права. /244/-/245/

/245/ Десятилетия между окончанием наполеоновских войн, за которым последовало переустройство Европы в ходе Венского конгресса, и революцией 1848 г. кажутся мирным, спокойным временем. Культура бидермайера, которой суждено было стать символом Австрии, отличалась «уютностью», а крестьяне на идиллические альпийских пейзажах Вальдмюллера и Фенди выглядели опрятными и довольными. Промышленных предприятий на этих картинах нет. Но лицевая сторона бидермайера обманывает, уход буржуазии из политики прикрывал ее жажду власти, моральная чистота бюргерства – потребность, конечно же, скрытую, в порнографии и проституции, социальное спокойствие – брожение, а общественная гармония – серьезную напряженность и конфликты.

Мирное государство, не воевавшее тридцать лет, если не считать интервенций в рамках Священного союза, сегодня бы заняло первое месте в составляемом «Международной амнистией» списке нарушений прав человека. Оборотной и довольно мрачной стороной бидермайера были политические преследования, пытки и цензура. Идеи Французской революции подтачивали основы политического режима, либерализм предполагал участие в управлении государством рядовых граждан, чьи права должна была обеспечить конституция. Особенно разрушительной силой был для монархии национализм. Именно поэтому государство, политику которого в значительной степени определял князь Меттерних, вело беспощадную борьбу против этих идей. «Кучер Европы», добившийся серьезных успехов на международной арене, во внутренней политике был тираном. Система Меттерниха стро- /246/ илась на подавлении всякого свободного выражения мысли, действовала отлаженная цензура, запрещалось любое скопление людей в публичных местах, кроме театра и бального зала. Шпики и полиция вели слежку за всеми вызывавшими подозрения. Переносить эту систему позволяла лишь считавшаяся в высшей степени австрийским свойством «расхлябанность».

Помимо императора политическим влиянием обладала только «придворная камарилья», то есть узкий круг доверенных советников. Хотя представители сословий время от времени могли собираться, облачившись в свои разноцветные форменные одежды, их политическое влияние было равно нулю. Господство консервативных сил на протяжении всего XIX века опиралось на армию, бюрократию и католическую церковь (протестантам Меттерних не доверял, так как своим появлением они были обязаны «революционному акту» – 95 тезисам, прибитым Лютером к дверям Замковой церкви в Виттенберге). Хотя союз между троном и алтарем не нашел выражения в конкордате, как то случилось во времена неоабсолютизма, он был одной из опор государства. /247/