Читать онлайн «Московское метро: от первых планов до великой стройки сталинизма (1897-1935)». Страница 50

В бараках в Лихоборах тоже не лучше. Сейчас там положение несколько выправилось. Там в домах ничего не было. Матрасы продавлены, постельных каркасов не хватало, не было умывальников, столов, кружек для питья. Правда, теперь этому бараку уделяет внимание не только шахта, но и комитет профсоюзов Метростроя. Уборная находится на расстоянии 100 метров. Точно в таком же состоянии барак на Хуторской улице»{961}.

«Поход за культурный барак» пришлось продлить до середины февраля 1935 г. В конечном итоге поселки в Лоси, на Мазутной и Несвижской ул. были признаны образцово-показательными. Рабочие других поселков продолжали жаловаться на протекающие крыши, грозящие обвалиться потолки, отсутствие бытовой утвари, дефектные печи, грязь и вонь{962}. В марте 1935 г. пришлось снова взяться за ремонт 280 бараков{963}. В поселке Лужнецкого проезда, который осенью 1934 г. еще расхваливали как поселок образцового содержания, рабочие жаловались, что — несмотря на повторные обещания — изношенные деревянные лежаки так и не были заменены железными кроватями{964}.

Аналогичные проблемы, как и при обеспечении рабочих жильем, возникли при снабжении метростроевцев продуктами питания и товарами повседневного спроса. Несмотря на свой привилегированный статус «ударной стройки», Метрострой не избежал влияния продовольственного кризиса.

С марта 1929 г. в Москве была введена карточная система на продовольственные (хлеб, сахар, чай, животное масло, растительное масло, макаронные изделия, сельдь, мясо, яйца, картофель) и некоторые промышленные товары (например, одежда и мыло){965}. За общим крахом системы снабжения в конце 1930 г. последовало введение в 1931 г. «закрытых распределителей», где продукты питания и потребительские товары выдавались по ордерам{966}. На крупных промышленных предприятиях были образованы «закрытые рабочие кооперативы» (ЗРК), в их магазинах приобрести товары по ордерам могли только занятые на данном предприятии. Закрытые рабочие кооперативы отличались от прочих учреждений потребительской кооперации тем, что они лучше снабжались государственными и кооперативными центральными органами, особенно это касалось товаров, которые на свободном рынке приобрести было или невозможно, или только по многократно завышенной кооперативной цене{967}. Несмотря на привилегии, которыми пользовались рабочие в этой двухклассовой системе — что, впрочем, порождало расцвет черного рынка ордеров, -система закрытых распределителей также не могла гарантировать надежного снабжения, прежде всего в период обострения продовольственного кризиса в 1932-1933 гг.{968}

В феврале 1932 г. резко выросли цены в кооперативных магазинах (мясо на 45%, картофель на 43%, сахар на 50%, макароны на 75%, обувь на 50%, ткани на 100% и т. д.){969}. Население Москвы, опасаясь голода, запасалось продовольствием. Хлеб, сахар и мука на время исчезли из продажи{970}. Проблемы распределения вынудили власти отменить летом 1932 г. карточную систему на некоторые продовольственные товары. Основные продукты питания (хлеб, овсяные хлопья, мясо, сахар и растительное масло) вплоть до 1935 г. продолжали, впрочем, выдавать по карточкам. В 1928-1932 гг. потребление мяса семьями московских рабочих сократилось на 60%, молочных продуктов — на 50%. Компенсировать этот недостаток приходилось возросшим потреблением картофеля, хлеба и рыбы{971}.

Выход из мясного кризиса в 1932 г. открыли в кролиководстве, затеяв гротескную пропагандистскую кампанию в пользу разведения этих животных: ученые публиковали статьи о ценности кроличьего мяса и повадках кроликов, в Москве была развернута крупная выставка по кролиководству{972}. На предприятиях стали в массовом масштабе разводить кроликов, которые, впрочем, во многих местах погибли из-за неподготовленности сотрудников, ответственных за это дело. Когда эта кампания исчерпала себя, новым продовольственным резервом объявили грибы. В дальнейшем пытались пропагандировать сбор и употребление в пищу улиток, однако этот «ресурс» не пользовался популярностью{973}.

В Москве дело не дошло до такого ужасающего голода, который пережили Украина и Северный Кавказ, однако по улицам столицы слонялись толпы нищих{974}, и даже московские рабочие страдали от недоедания{975}. Один американский коммунист, работавший на Московском электрозаводе, сообщал, что в 1932 г. ежедневно рабочие падали за станком в голодные обмороки{976}. Австрийский посол характеризовал участников майской демонстрации трудящихся 1933 г. как «сплошь жалкие создания, у которых голод стоит в глазах»{977}.

Зимой 1932-1933 г. в Москве открылись коммерческие магазины, где каждый мог купить мясо, яйца, овощи и одежду, однако по ценам, вдесятеро превышавшим уровень кооперативных лавок. От введения коммерческой торговли в наибольшем выигрыше оказались средние слои: технические специалисты и служащие, не имевшие доступна к закрытым распределителям и неплохо зарабатывавшие, только здесь могли приобрести труднодоступные продукты питания и одежду. Несмотря на фантастические цены, даже коммерческие магазины в 1932-1933 гг. снабжались в недостаточном объеме{978}.

Дополнительно в 1932-1935 гг. действовали так называемые Торгсины[93], в которых товары повышенного качества продавались за драгоценные металлы или валюту. Цены на продовольственные товары в магазинах Торгсина лишь немного превышали уровень цен на мировом рынке и составляли небольшую долю той цены, которую приходилось платить в рублях в других магазинах. Каждый, кто имел драгоценные металлы в какой-либо форме (золотые зубы, обручальные кольца, серебряные украшения, серебряные оклады икон, монеты), мог обменять их в магазинах Торгсина на купоны{979}, причем по весьма невыгодному курсу. Рабочие иногда сдавали в Торгсин семейные драгоценности, чтобы купить дорогие лекарства{980}. Не говоря о том, что лишь немногие располагали такой возможностью, но и они подвергались опасности, поскольку обладание золотом могло быть с легкостью истолковано ОГПУ как доказательство враждебного по отношению к пролетарскому государству утаивания ценностей{981}.

Наряду с этим имелись закрытые магазины для функционеров, инженеров на ответственных постах, командиров Красной армии, писателей и иных лиц, пользовавшихся привилегиями. Эти магазины охранялись, доступ туда был возможен только по специальным пропускам{982}. Широкие массы не в состоянии были покупать товары ни в Торгсине, ни в коммерческих магазинах. Помимо кооперативных лавок продовольствие они могли приобрести только на рынке в обмен на другие товары{983}. После того как в 1929 г. крестьянские (колхозные) рынки были запрещены, в 1930 г. крестьянам вновь позволили торговать в Москве. В 1931 г. в Москве действовало 2 таких рынка, в конце 1932 г. — 43, большей частью на окраинах города. На этот источник в 1932 г. пришлось 15% снабжения москвичей картофелем и 60% — молоком и яйцами. Кроме того, в Москве на всем протяжении 1930-х гг. функционировал черный рынок продуктов питания, похищенных из колхозов{984}.

Когда зимой 1932/1933 г. снабжение продовольствием грозило рухнуть и в городах, население которых до этого питалось за счет голодающих селян, наряду с ограничением притока населения в города (закон о паспортах) было заново отрегулировано снабжение рабочих на предприятиях. 4 декабря 1932 г. Совнарком СССР и ЦК ВКП(б) издали постановление, согласно которому на 262 перечисленных крупных предприятиях закрытые рабочие кооперативы (ЗРК) передавались в руки заводской администрации и реорганизовывались в отделы рабочего снабжения (ОРС). На прочих предприятиях промышленности и транспорта ЗРК продолжали существовать в форме кооперативов, но были подчинены заводскому руководству{985}.

Таким образом, на крупные предприятия была возложена ответственность за снабжение своих рабочих. Система ордеров была сохранена, их выдавали рабочим вместе с заработной платой. При увольнении с предприятия рабочий был обязан вернуть все неиспользованные ордера. Отделы рабочего снабжения (ОРС) должны были сами покрывать потребность в продовольствии, которое отчасти производилось на собственных земельных участках, частью же закупалось в установленных правительством областях{986}.

В конце 1932 — начале 1933 г. все крупные предприятия Москвы для снабжения своих рабочих обзавелись собственными подсобными сельскими хозяйствами. Результаты, впрочем, оказались неудовлетворительными из-за недостатка обученной рабочей силы, транспортных средств и складских помещений{987}. Другим способом обеспечить рабочих продовольствием служили соглашения с колхозами и районами о поставке на заводы определенного количества зерна, овощей и забитого скота{988}, или так называемые самозаготовки: заводы посылали своих людей в колхозы, поручая им обеспечить прямую поставку урожая на предприятие, минуя систему нормального распределения{989}. Ни тот, ни другой способ не действовали бесперебойно{990}.