Читать онлайн «Повседневная жизнь Москвы в XIX веке». Страница 47

Бывали в кофейной и сам Герцен, и историк Тимофей Грановский, и критик Виссарион Белинский, и многие другие. Иван Горбунов и Пров Садовский развлекали друзей своими забавными устными рассказами; актер Дмитрий Ленский, известный как автор водевилей, в частности классического «Льва Гурыча Синичкина», сыпал остротами и эпиграммами совершенно нецензурного свойства, но невероятно смешными. По углам робко жались начинающие литераторы, актеры и студенты и благоговейно внимали «великим». «Общество здесь делилось на две половины: одна половина постоянно говорила и сыпала остротами, а другая половина слушала и смеялась, — язвил А. Н. Островский. — Замечательно еще то, что в эту кофейную постоянно ходили одни и те же люди, остроты были постоянно одни и те же, и им постоянно смеялись»[189].

«Беседы и суждения, всегда более или менее горячие, переходившие в нескончаемый спор, становились еще более оживленными или, пожалуй, шумными, при выходе новой книжки ежемесячного журнала, при каком-нибудь газетном фельетоне (субботнем в „Северной пчеле“) или по поводу новой пиесы, появления известных сценических субъектов, например, итальянских оперных певцов, представлений Рашели, приезда из Петербурга трагика Каратыгина и балерины Андреяновой», — вспоминал А. Д. Галахов[190].

Какой кофе подавали у Бажанова — никто не запомнил, может быть, и неважный, но уникальная интеллектуальная атмосфера этого места осталась легендой своего времени.

В 1858 году в эту же кофейню А. Ф. Писемский привел героя своего романа «Тысяча душ». «Увы! Он там нашел все изменившимся: другая была мебель, другая прислуга, даже комнаты были иначе расположены и не только что актеров и литераторов не было, но вообще публика отсутствовала: в первой комнате он не нашел никого, а из другой виднелись какие-то двое мрачных господ, игравших на бильярде»[191].

Долгое время основная московская торговля была сосредоточена в стенах Китай-города, между Красной площадью и улицами Никольской, Ильинкой и Варваркой. Китай-город для москвичей был просто «Городом». На московском языке «пойти в Город», «поехать в Город» означало отправиться именно в эту часть Москвы, прежде всего за покупками, и выражение это немало смущало приезжих. Когда какой-нибудь неискушенный петербургский или провинциальный гость слышал из уст москвича, живущего где-нибудь на Тверской: «Я завтра еду в Город; не надо ли вам что-нибудь?», он с изумлением спрашивал: «А вы разве не в городе живете?»

Город не только сам концентрировал в себе оптовую и розничную торговлю всем на свете, но и распространял свое влияние на близлежащие территории — Охотный ряд с его огромным рынком, Лубянку с фруктовой ярмаркой и Балчуг.

Главные магистрали Города — Никольская и Ильинка на протяжении большей части столетия были застроены невзрачными и невысокими, двух-трехэтажными домами с лавками в нижнем этаже, и лишь в последние десятилетия века стали перестраиваться, обретя свой современный вид.

Специализация у улиц была разная.

На Никольской улице возле ограды Казанского собора и в соседних подворотнях предлагали свой товар продавцы лубочных картин. Имелось здесь также несколько лавок с игрушками, но в основном была сосредоточена торговля церковными вещами, парчовыми тканями и иконами (отчего даже расположенный здесь Спасский монастырь именовался Заиконоспасским). Кстати, иконы в России девятнадцатого века не покупали, а меняли — на деньги. Иного и не могло быть в отношении столь специфического и священного предмета. Полагалось говорить продавцу: «Я хочу выменять икону» и после обсуждения вопроса цены не давать деньги ему в руки, а класть рядом на прилавок. Никольские магазины принадлежали епархиальному ведомству и в видах получения наибольшей прибыли продавались здесь и сторонние товары, вплоть до скобяных и галантерейных.

Здесь же, на Никольской, ближе к Лубянской площади, на протяжении всего XIX столетия сосредоточивались русские книжные лавки — целый Никольский книжный рынок Вне Никольской даже во второй половине века книги почти не продавались. Исключение составлял лишь магазин Базунова, располагавшийся на Страстном бульваре и торговавший в основном научными книгами по всем возможным отраслям знаний, да книжные развалы на решетках университета, где преобладали тоже научные издания, и Александровского сада — романы и народные книжки. На Никольской же лавки специализировались. Анисимов торговал юридической литературой, Кольчугин — букинистической, Ферапонтов — церковной и богословской и т. д. Ближе к концу века здесь же располагалось торговое заведение знаменитого И. Д. Сытина.

В Богословском переулке рядом и напротив греческого Никольского монастыря находились лавки торговцев тульскими стальными изделиями и самоварами.

Своеобразие Никольской придавали стены и ворота монастырей, церковные маковки, часовни, нарядное светло-голубое здание Синодальной типографии с лепниной и часами, а также древние Владимирские ворота Китай-города. «С Лубянской площади вид вглубь Никольской один из самых оригинальных, дающих вам и чувство исторической старины, и впечатления новой городской бойкости»[192], — писал П. Д. Боборыкин.

Переулки между Никольской и Ильинкой были облюбованы оптовиками, работавшими с обувью, ситцем, мехами, портновским прикладом, головными уборами и великим множеством других товаров. Здесь находились многочисленные торговые подворья — Казанское, Пантелеевское, Шуйское, Чижовское и др. — прямоугольные в плане постройки с обширными внутренними дворами, кругом обстроенными лавками и «амбарами» (тогдашний синоним слова «офис»). Во двор, где с утра до вечера суетились грузчики и упаковщики, вели с улиц и переулков просторные арки, сквозь которые то и дело въезжали и выезжали подводы с товаром.

«Амбары» могли состоять из оптового склада или выставки товаров и конторы. Если в амбаре не только заключались сделки, но и велась оптовая торговля, то длинное, похожее на сарай помещение такого «амбара» было заставлено ящиками и коробками с товаром. Работа шла беспрерывная. «Возчики подвозили к задней двери товары со двора, разгружали телеги и уезжали, — вспоминала купеческая дочь Екатерина Андреева-Бальмонт, — ящики вносили, ставили на пол, тут же их раскрывали, приказчики принимали по счету, сортировали и ставили по местам. Мальчики — их было два — стояли навытяжку, выслушивали приказания приказчиков принести или подать то-то и то-то»[193]. Лестница вела на второй этаж, где имелись еще один склад (обычно для более дорогого ассортимента) и помещение конторы. Здесь за конторками на высоких табуретах сидели бухгалтер и конторщики и без устали строчили что-то в огромных книгах и то и дело щелкали костяшками счетов. На стенах в рамках под стеклом висели дипломы и похвальные листы, полученные фирмой за казенные поставки. За перегородкой размещался кабинет хозяина — с темным старинным образом и неугасимой лампадой, воз-жженной в день открытия. Здесь велись и все деловые переговоры. Где-нибудь в углу кипел тоже неугасимый огромный самовар красной меди и специально приставленный молодец следил за тем, чтобы все исправно снабжались чаем.

В богатейших фирмах-производителях — к примеру у Морозовых — в торговом отделении на полках лежали лишь образцы товара и дела вершились чаще не единоличным хозяином, а коллективным правлением.

На Ильинке располагалось несколько роскошных розничных лавок с мехами, с серебряными изделиями, с дорогими тканями — от тонкого сукна до китайского шелка и различных сортов парчи. Широко известен в Москве был здешний музыкальный магазин, сменивший за время своего существования несколько владельцев (в Москве было всего два музыкальных магазина; второй на Кузнецком мосту). Основной специальностью Ильинки была «торговля деньгами»: уже в начале века здесь находилось множество меняльных лавок, а с 1870-х годов один за другим стали открываться банки и отделения европейских банкирских домов. Славилась Ильинка также Старым Гостиным двором, почти не изменившим своего наружного облика до настоящего времени, — разве что заделанные ныне арки в старину были открыты и вели во дворы. На ночь их перегораживали заслонами из досок и спускали с цепей огромных и злых овчарок И в Гостином дворе, и в построенных в 1865 году Теплых рядах также было множество «амбаров».