Читать онлайн «Повседневная жизнь Москвы в XIX веке». Страница 43

Вот здесь-то, возле самого Каменного моста, со стороны Кремля и ютился трактир «Волчья долина». Размещался он в небольшом, старинном, своеобразной архитектуры доме еще XVIII века и днем представлял из себя малопосещаемое, тихое и сонное заведение. В злачное место трактир превращался по вечерам, когда наезжали кутящие компании — и тогда только держись! Развеселившиеся купцы и плясали трепака, и били зеркала и посуду, и швырялись пустыми бутылками, и вымазывали горчицей половых, и обливали вином «мамзелек», всегда во множестве слетавшихся в «Волчью долину» «на огонек». Потом за все это щедро платилось целыми пачками ассигнаций. В заведении имелись бильярд и карточные столы, и вообще было шумно, дымно, весело — разгульно, одним словом.

С 1860-х знаменитое на всю Москву злачное место было на Немецкой улице, рядом с одноименным рынком. Называлось оно «Амстердам» и принадлежало Никите Герасимовичу Соколову. Этот трактир, как свидетельствовал современник, «вмещал в себя всю, так сказать, практическую энциклопедию распутства, начиная с гомерического пьянства, продолжая самым гнусным, циническим, нагло откровенным развратом и кончая азартными картежными играми всех типов: играли и в трынку, и в три листика, и стуколку, и в банк, и для всякой игры и для каждого стола имелся вполне достаточный запас опытных шулеров, состоявших при трактире по особым поручениям, на полном хозяйском иждивении. По таким же поручениям и на том же иждивении состояло полчище разного достоинства девиц, начиная от приумытых певичек и арфисток до обыкновенных уличных проституток, занимавших особое обширное помещение под вывеской меблированных комнат в отдельном от трактира доме, но обязанных долгом службы все вечера и ночи проводить в залах „Амстердама“ на предмет уловления охотников до дешевой женской ласки — в свои сети, а бумажников их и кошельков — в сети антрепренера. Бесшабашное веселье, всенощная музыка и пение, не прекращающаяся картежная игра и никогда не запиравшиеся двери „Амстердама“ быстро создали ему такую популярность в среде московских гуляк и кутил, что любой из них считал за стыд подолгу не бывать в „Амстердаме“, не разделить времени с какой-нибудь из его прелестниц и не попробовать счастья в его беспардонной карточной игре»[180]. О популярности заведения свидетельствует, в частности, то, что выражение «дама из „Амстердама“» одно время было в Москве нарицательным. Особенно ценимыми клиентами были в заведении приехавшие кутнуть купеческие сынки, по части обирания которых обитатели «Амстердама» были большими профессионалами. Нередко случалось так, что упившегося и до нитки промотавшегося (а фактически обобранного) клиента отправляли с кем-нибудь из девиц «прокатиться по свежему воздуху». Добравшись до малолюдного места, его вываливали из саней или пролетки и оставляли лежать, полностью предоставив собственной участи.

Для простонародья на нижнем этаже «Амстердама» (или, как говорили в этой среде, «Стердамента») было свое отделение с тем же набором удовольствий, что и на «дворянской половине».

К 1890-м годам у «Амстердама» появился другой владелец, заведение отремонтировали, переименовали в ресторан — но былая популярность вместе с одиозной репутацией от него ушла.

Помимо «можайки» «Стердамента» у московского простонародья были и другие излюбленные злачные места. Знамениты были: «Раек» на пересечении Немецкой и Вознесенской улиц, «Чепуха» за Крестовской заставой, «Золотой якорь» в Сокольниках, «Камушек» в Сыромятниках и др. Очень известный в Москве «вертепный трактиришка» имелся в 1860–1880-х годах неподалеку от Андроньевского монастыря рядом с Полуярославскими банями. Это был невзрачный четырехоконный каменный домишко с антресолями и деревянной террасой. Прозвище трактира было «Полуярославка», а еще — «Семицветный». (Семицветной называли Яузу, текущую в те времена отходами красильного производства и другими промышленными стоками; заведение располагалось на самом ее берегу.)

Знаток трущобной Москвы С. Ф. Рыскин описывал «Полуярославку» так: «В большой, но невысокой антресольной комнате, освещавшейся настенниками с оплывшими от жары сальными четвериковыми свечами, за двумя десятками столов направо и налево от входа сидела и угощалась, кто чем, самая… разношерстая публика.

В густых облаках табачного дыма… виднелись и примазанные с прямыми проборами головы купеческих „молодцов“, и лоснившиеся и вспотевшие лысины степенных на вид пожилых подрядчиков, и целая радуга разноцветных ярких платков и косынок., постоянных посетительниц этого трущобного трактира.

Посередине комнаты, выстроившись двумя шеренгами, одна против другой, стояли песенники — безбородые и бородатые парни, смахивавшие на „придорожных добрых молодцов“, и пели „Вниз по матушке по Волге“, ударяя при этом, сообразно с темпом напева, ладонью о ладонь»[181]. Имелись здесь и кабинеты — небольшие каморки в одно окно, где помещались только покрытый салфеткой стол и диван с прорванной обивкой, сквозь которую торчали клочки мочала.

Особенностью заведения было множество посещавших его «тайных» проституток, которые не имели «желтого билета» и в обычное время работали где-нибудь горничными, модистками, белошвейками, прачками и чулочницами. Еще «Полуярославка» славилась своими музыкантами. Местные песельники не только пели, но и умели представлять народные интермедии — «Царь Максимилиан», «Стенька Разин» и скабрезную «Фому да Ярему». В 1860-х годах в трактире играл на торбане (струнном щипковом инструменте, похожем одновременно и на гитару, и на украинскую бандуру) известный на всю округу музыкант Говорков — при этом и пел, и плясал, а позднее выступали в дуэте гармонист Кривецкий и гитарист Косецкий. Они знали и исполняли и народный репертуар, и романсы, и песни, и всякую похабщину, и частушки на злобу дня — о пожарах, банкротствах, международных событиях.

Из первоклассных заведений особой разгульной известностью пользовались те, что находились на территории Петровского парка. Кутящие компании из состоятельных кругов — прежде всего купеческих — обычно начинали свой увеселительный маршрут с «Эрмитажа», трактира Тестова или «Московского», а потом уже, поздно вечером, обычно на лихачах, на тройках, ехали в Петровский парк и оставались в одном из тамошних ресторанов до самого утра. Специальностью петровских заведений было выступление цыганских хоров, но помимо цыган, певших не ежедневно, здесь постоянно выступали инструментальные ансамбли и женские хоры, причем последние славились своими легкими нравами, так что хористки были обычными участницами самых разнузданных купеческих кутежей.

Самый знаменитый из петровских заведений — «Яр», один из немногих старинных ресторанов, доживших до наших дней, начинался в традиционном качестве ресторана при гостинице. Сначала, в 1820-х годах, он находился на Кузнецком мосту (ближе к Петровке). Содержателем его был француз Тренкель Петрович Яр. Номер в гостинице Яра стоил от 5 до 15 рублей в сутки, а обед в ресторане — от трех до пяти рублей, то есть это было довольно дорогое заведение. В числе посетителей Яра был А. С. Пушкин, даже увековечивший его в стихотворении «Дорожные жалобы»:

Заглядывал к Яру, приезжая в Москву, и Василий Андреевич Жуковский. Обедывали тут и те, кого очень скоро потом стали называть «декабристами» — и в их числе И. Д. Якушкин и М. И. Муравьев-Апостол. Но в целом заведение Яра поначалу ничем, по сравнению с другими ресторанами, не выделялось и особого коммерческого успеха не имело.

В 1836 году, когда только начинал функционировать Петровский парк, Яр открыл там филиал своего ресторанного заведения, и именно в филиале дела неожиданно пошли очень неплохо.

Еще через несколько лет гостиница на Кузнецком была продана, а семейство Яров целиком посвятило себя петровскому ресторану, в которым вскоре появился в качестве особой приманки — впервые в Парке — знаменитый цыганский хор Соколова, даже попавший в известную песню:

Первоначально «Яр» представлял собой довольно неказистое деревянное здание с маленькой общей залой и совсем крошечными, похожими на стойла, отдельными кабинетами. При ресторане был садик, выходивший на шоссе, и в нем две небольшие беседки и простые качели. Наиболее активно посещался «Яр» летом, когда в парке было много гуляющих и дачников, а на зиму устанавливалось затишье и по целым дням в заведение никто не заглядывал. Под вечер же приезжала какая-нибудь кутящая компания, появлялись цыгане… — и дым столбом стоял до самого утра. «А вот в московском Яре бегают как на базаре. Кутит купец московский, нализамшись уж чертовски, а все выпить рад. Сам черт ему не брат, не препятствуй его ндраву, разнесет все на славу. А от него направо плывет, точно пава, мамзель из иностранок, из тамбовских мещанок, поцелуй ему подносит да ласково так просит: распотешь свою мамзелю, разуважь на целую неделю, поднеси аглицкого элю. И купец потешает, мамзель угощает, а сам водку пьет, инда носом клюет, закусочку готовит да чертей по столам ловит! Дай бог всякому!» — изощрялись по этому поводу московские раешники (о том, кто такие раешники, вы узнаете из главы, посвященной московским гуляньям и прогулкам).