Читать онлайн «Третий рейх. Зарождение империи. 1920–1933». Страница 20

Согласно положениям меморандума, евреев следовало считать иностранцами, им запрещалось владеть землей, а в случае эмиграции они должны были лишаться всей своей собственности. Они должны были быть лишены права занимать государственные должности, в том числе на гражданской службе, в юриспруденции, университетах и армии. По мнению Гебзаттеля, принятие христианской веры никак не влияло на тот факт, что человек был евреем. Любой имевший больше четверти «еврейской крови» должен был считаться евреем, а не немцем. «Еврейскую прессу» следовало упразднить. Все это было необходимо, поскольку, по его словам, во всей жизни Германии доминировал «еврейский дух», поверхностный, отрицательный, деструктивно критический и материалистический. Настало время для возрождения истинного германского духа — глубокого, положительного и идеалистического. Все это следовало реализовать в ходе успешного государственного переворота сверху, закрепленного объявлением осадной войны и введением военного положения. Гебзаттель и его друг, лидер пангерманистов Генрих Класс, считали этот меморандум умеренным. Такая умеренность имела причины — была идея направить меморандум принцу Фридриху Вильгельму, наследнику престола, про которого было известно, что он сочувствует националистическим идеям. А он в свою очередь с энтузиазмом передал его своему отцу и человеку, который занимал пост, принадлежавший когда-то Бисмарку, — рейхсканцлеру Теобальду фон Бетману-Гольвегу[145].

Бетман и кайзер вежливо, но твердо отвергли идеи Гебзаттеля, посчитав их непрактичными и опасными для стабильности монархии. Рейхсканцлер признал, что «еврейский вопрос» был областью, в которой «крылись большие опасности для дальнейшего развития Германии». Но, продолжил он, драконовские решения Гебзаттеля нельзя было принимать всерьез. Кайзер еще больше раскритиковал эти предложения, предупредив своего сына, что Гебзаттель был «странным энтузиастом», идеи которого часто оказывались «совершенно детскими». Вместе с тем он признал, что, хотя выдворение евреев из Германии и представлялось экономически невыгодным, было важно «исключить еврейское влияние на армию и органы управления, насколько это возможно, и ограничить его областями искусства и литературы». В области прессы он также считал, что «еврейство нашло для себя наиболее опасное место», хотя общее ограничение свободы прессы, предлагаемое Гебзаттелем, по его мнению, было бы непродуктивным. Антисемитские стереотипы стали популярными в самых высоких государственных кругах. Что касается кайзера, то на него большое влияние оказала книга Хьюстона «Основы девятнадцатого века», которую он оценил очень высоко и считал призывом к пробуждению Германии. Более того, в отсутствие ограничительных факторов пангерманисты распространяли свою критику канцлера на публике и за кулисами, из-за чего Бетман чувствовал постоянно возрастающее давление общества, требовавшего жесткой внешней политики, что в конечном счете привело к кризису, породившему Первую мировую войну в августе 1914 г.[146]

Как и другие европейские нации, Германия вступила в Первую мировую войну с оптимизмом, нисколько не сомневаясь в том, что выиграет эту войну и что победа достанется ей в сравнительно короткие сроки. Военные же, как, например, военный министр Эрих фон Фалькенгайн, ожидали более продолжительного конфликта и даже боялись, что Германия может быть побеждена. Однако их экспертное мнение было не интересно массам или хотя бы большинству политиков, в чьих руках находилась судьба Германии[147]. Чувство непобедимости поддерживалось масштабным ростом немецкой экономики в предыдущие несколько десятилетий, а также ошеломляющими победами немецкой армии в 1914–17 гг. на восточном фронте. Раннее русское вторжение в Восточную Пруссию побудило начальника немецкого генерального штаба назначить отставного генерала и ветерана войны 1870–71 гг. Пауля фон Гинденбурга, родившегося в 1847 г., главой военной кампании, в помощь ему был назначен начальник штаба Эрих Людендорф, технический эксперт и военный инженер недворянского происхождения, заработавший свою репутацию при нападении на Льеж в начале войны. Два генерала заманили вторгшиеся русские армии в ловушку и уничтожили их, за чем последовала череда дальнейших побед. К концу сентября 1915 г. немцы завоевали Польшу, нанесли огромный урон русским армиям и откинули их назад почти на 150 миль с позиций, которые те занимали в предыдущем году.

Благодаря этим достижениям Гинденбургстал считаться практически непобедимым генералом. Вокруг него быстро возник героический ореол, и его невозмутимое присутствие, казалось, дает ощущение стабильности в меняющихся условиях войны. Однако на самом деле он был человеком с ограниченным политическим кругозором и способностями. Во многом он выступал в качестве прикрытия для своего энергичного подчиненного Людендорфа, чье представление о ведении войны было гораздо более радикальным и жестким, чем у Гинденбурга. Успехи этих двоих на востоке резко контрастировали с тупиковой ситуацией на западе, где через несколько месяцев после начала войны около восьми миллионов войск сидели друг напротив друга в окопах на всем протяжении 450-километровой линии фронта от Северного моря до швейцарской границы, не имея возможности хоть сколько-нибудь продвинуться вглубь вражеских позиций. Мягкая земля позволяла рыть защитные траншеи линия за линией.

Заграждения из колючей проволоки блокировали продвижение врага. А пулеметные позиции вдоль всей линии фронта косили всех солдат с любой стороны, которым удавалось добраться на расстояние выстрела. Обе стороны тратили все больше ресурсов на это бессмысленное противостояние. К 1916 г. напряжение начало сказываться.

Во всех основных воюющих странах в середине войны произошла смена руководства, которая отражала осознанную необходимость более энергичных и жестких мер по мобилизации внутренних ресурсов страны. Во Франции к власти пришел Клемансо, в Британии — Ллойд Джордж. Что характерно, в Германии это был не радикальный гражданский политик, в 1916 г. власть в свои руки взяли два наиболее успешных генерала, Гинденбург и Людендорф. «Программа Гинденбурга» пыталась оживить и реорганизовать экономику Германии, чтобы ориентировать ее на главнейшую задачу победы в войне. Военное министерство под руководством генерала из среднего класса Вильгельма Грёнера начало сотрудничать с профсоюзами и гражданскими политиками в вопросах мобилизации. Однако это было неприемлемо для промышленников и других генералов. В скором времени Грёнер был смещен с должности. Убрав гражданских политиков в сторону, Гинденбург и Людендорф установили в Германии «тихую диктатуру» с негласно утвержденными военными правилами, жесткими ограничениями гражданских свобод, центральным управлением экономикой и генералитетом, которая определяла военные задачи и внешнюю политику страны. Эти события создали важные прецеденты для более радикальных мер, похоронивших демократию и гражданские свободы в Германии менее чем два десятилетия спустя[148].

Переход к более жесткому ведению войны имел во многих отношениях обратные результаты. Людендорф ввел систематическую экономическую эксплуатацию территорий Франции, Бельгии, Восточной и Центральной Европы, занятых немецкими войсками. Память об этом обошлась Германии дорогой ценой в конце войны. Жесткие и амбициозные военные планы генералов заставили отвернуться от них многих немцев, придерживавшихся либеральных и левых взглядов. А решение о начале неограниченной подводной войны в Атлантике с целью блокировать поставки ресурсов из США в Британию, принятое в начале 1917 г., только спровоцировало американцев вступить в войну на стороне союзников. С 1917 г. мобилизация самой богатой мировой экономики перевесила чашу весов на сторону союзников, и к концу года американские войска направлялись на западный фронт во все больших количествах. Единственным положительным моментом с немецкой точки зрения была продолжающаяся череда военных успехов на востоке.

Но и это имело свою цену. Неослабевающее военное давление немецких войск и их союзников на Востоке в начале 1917 г. привело к краху неэффективной и непопулярной администрации русского царя Николая II и установлению Временного правительства, находившегося в руках русских либералов. Однако они оказались не более способными, чем царь, к мобилизации огромных ресурсов России для ведения успешной войны. Страна находилась на грани голода, в правительстве царил хаос, а на фронте постоянные поражения усиливали и без того охватившее всех отчаяние. Таким образом, в Москве и Петрограде общественное мнение все больше склонялось в сторону прекращения войны, и изначально сомнительная легитимность Временного правительства испарилась. Больше всего в этой ситуации выиграла единственная политическая группа в России, которая с самого начала войны последовательно выступала против нее: партия большевиков, экстремистская, жестко организованная марксистская группировка, лидер которой, Владимир Ильич Ленин, все время утверждал, что поражение в войне было самым быстрым способом для свершения революции. Воспользовавшись шансом, осенью 1917 г. он организовал переворот, который не встретил особого сопротивления.