Читать онлайн «Правда о Николае I. Оболганный император». Страница 54

Лишь в начале 19 в. заканчивается 250-летняя официальная история английского работорговли, внесшей огромный вклад в становление торгово-промышленного капитала Британии и обошедшаяся Африке в десятки миллионов жизней. Впрочем, само рабство в английских колониях вполне официально просуществует до 1834, а контрабандная поставка негров, до 100 тыс. чел. в год, на плантации США, будет продолжаться еще более полувека.

В начале XIX в. заканчивается окончательной победой лендлордов обезземеливание британских крестьян. В 1814 г., при всех декларированных гражданских правах, герцог Сазерленд велел сжечь жилища всех крестьян на своих землях – 15 тыс. чел. были принуждены покинуть родину.

Страна бурного промышленного подъема, пожирающая дешевые ресурсы и принудительный труд колоний, демонстировала весьма печальные картины собственного пролетариата еще в 1840-х.

«В Лондоне каждый день 50 тыс. человек, просыпаясь утром, не знают, где они проведут следующую ночь. Счастливейшие из них, которым удаётся приберечь до вечера пару пенсов, отправляются в один из так называемых ночлежных домов (lodging-house), которых множество во всех больших городах, и за свои деньги находят там приют. Но какой приют! Дом сверху донизу заставлен койками; в каждой комнате по четыре, пять, шесть коек – столько, сколько может вместиться. На каждой койке спят по четыре, по пять, по шесть человек, тоже столько, сколько может вместиться, – больные и здоровые, старые и молодые, мужчины и женщины, пьяные и трезвые, все вповалку, без разбора.»

«В этой части города нет ни канализации, ни каких-либо сточных ям или отхожих мест при домах и поэтому вся грязь, все отбросы и нечистоты, по меньшей мере от 50 тыс. человек, каждую ночь выбрасываются в канаву… Жилища беднейшего класса в общем очень грязны и, повидимому, никогда не подвергаются никакой уборке. В большинство случаев они состоят из одной-единственной комнаты, которая, несмотря на очень плохую вентиляцию, всё же всегда бывает холодной из-за разбитых стёкол и плохо прилаженных рам; комната сырая, нередко расположенная ниже уровня земли, обстановка всегда жалкая или совсем отсутствует, так что охапка соломы часто служит постелью для целой семьи и на ней в возмутительной близости валяются мужчины и женщины, дети и старики.»

«В этих трущобах Глазго живёт постоянно меняющееся население численностью от 15 тыс. до 30 тыс. человек… Как ни отвратителен был внешний вид этих домов, всё же он недостаточно подготовил меня к царящей внутри грязи и нищете… Пол был сплошь устлан человеческими телами; мужчины и женщины, одни одетые, другие полуголые, лежали вперемежку, иногда по 15, 20 человек в комнате. Постелью им служили кучи полусгнившей соломы и какие-то лохмотья.»

Цитаты взяты из трудов Карла Маркса, но критик капитализма не пользовался ничем, чего не было в открытой английской печати.

«Прочтите жалобы английских фабричных работников: волоса встанут дыбом от ужаса. Сколько отвратительных истязаний, непонятных мучений! какое холодное варварство с одной стороны, с другой какая страшная бедность! Вы подумаете, что дело идёт о строении фараоновых пирамид, о евреях, работающих под бичами египтян. Совсем нет: дело идёт о сукнах гна Смита или об иголках гна Джаксона. И заметьте, что всё это есть не злоупотребления, не преступления, но происходит в строгих пределах закона», – это уже пишет Пушкин, интересовавшийся событиями в «передовых» странах.[162]

А вот английский интеллектуал Карлейль, демонстрируя замечательную протестантскую этику (о которой до сих пор мечтают российские интеллигенты) высказывался о британском пролетариате, как о «бесчисленных скотах», «бездушных тварях, отребье», у которого «обезьяньи рожи, чертовы рыла… собачьи морды, тяжелые и угрюмые бычьи головы».

Военная мощь британской короны опиралась на наемных солдат (из числа вышеописанных пролетариев) и насильно завербованных (по сути рабов) матросов. По их спинам, для развития интеллекта, гуляли плетки-девятихвостки, именуемые «кошками» (сat o' nine tails). («Размочить кошку» означало смыть кровь, которая слепляла волокна плети и делала удары особо мучительными.) Жестокие телесные наказания в армии и флоте Ее Величества продержались до 1881 г., поэтому королеву надо бы по справедливости назвать Викторией Кошкиной. Помимо мучительного бичевания – число ударов доходило до 1200 – применялось на британском флоте и такое садистическое, часто заканчивающееся смертью наказание как килевание.

Мало следов народного правления замечаем мы и в политическом устройстве Британской империи. Большая часть ее населения – коренные жители колоний – имели не больше политических и гражданских прав, чем овцы и коровы. Палата лордов была наследственным аристократическим органом. Большая часть нижней палаты избиралась от так называемых «гнилых местечек», где могло насчитываться лишь несколько жителей, обладавших избирательными правами. Такое «избрание» было, в общем фикцией, которая устраивалась одной из двух олигархических группировок, вигами или тори. Даже с учетом расширения избирательных прав, происходившем в ходе промышленной революции, политические элиты продолжали хорошо контролировать выборный процесс: две трети всех членов британского парламента, избранных между 1660 и 1945 гг., происходило лишь из 368 семей.[163]

И тем не менее, как в российском, так и в мировом общественном мнении, Англия представала как родина всяческих свобод.

Русский «образованный класс», огромную часть которого составляли откровенные англоманы, был весьма расположен к Англии, которую он знал, в основном, с фасада, из посещений ухоженных британских поместий и шикарных лондонских магазинов, из трудов Карлейля и других певцов джингоистского величия.

Русская демократическая публика разделяла строки поэта: «Англичанин-мудрец, чтоб работе помочь, изобрел за машиной машину…» и с восхищением следила за английским техническим и социальным прогрессом.

Не нашли особого отклика в российском образованном классе и кошмарные события в Ирландии.

Каждый российский англоман безусловно знал о Magna Charta. Хотя стоило бы ему, для расширения кругозора, ознакомиться с килькенийским статутом короля Эдуарда III, согласно которому колесовались живьем все англичане, которые носят ирландскую одежду, женятся на ирландках и дают своим детям ирландские имена.[164]

«Головы убитых за день, к какому бы сословию те не относились, должно было отсечь и принести к тем местам, где он (полковник) располагался на ночь, и разложить их по обеим сторонам дороги, ведущей к его палатке, и так, чтобы никто идущий к нему с каким-либо делом, не преминул увидеть их. Головы должны устрашать; от мертвых не убудет, а живые пусть ужасаются при виде голов своих отцов, братьев, детей, родственников и друзей, на которые будут натыкаться, идя разговаривать с вышеупомянутым полковником.», – таков был стиль английского правления в Ирландии уже во времена Елизаветы I. С этого времени входит в систему разорение местного населения при помощи конфискации у него земли – в пользу английских колонистов.[165]

Кромвелевское завоевание Ирландии, приведшее к гибели половины населения острова, 616 тыс. чел., началось со слов вождя буржуазной революции, что Англия «продолжит великий труд по искоренению кровожадных ирландцев и их приспешников и доброжелателей». 100 тыс. ирландцев были проданы как рабы в Вест-Индию.

Еще в 17 в. 85 % всей земли, принадлежавщей ирландцам, было конфисковано и передано во владение колонистам-протестантам из Англии и Шотландии («священное право частной собственности» в английском исполнении.)

В 18 в. отрубленные головы ирландцев не выкладывались у дорог, поскольку были найдены более экономные способы истребления коренного населения острова.

«Треть ирландской арендной платы тратится в Англии, что вместе с прибылями, пенсиями и прочим составляет добрую половину доходов королевства, все – чистая прибыль для Англии. Эта арендная плата выжимается из крови, жизненно важных органов, одежды и жилищ арендаторов, которые живут хуже, чем английские нищие», – писал Джонатан Свифт в статье «Краткое обозрение государства ирландского».

К началу 19 в. каждый год из Ирландии в карманы лендлордов, живущих в Англии, выкачивалось свыше миллиона ф. ст. арендной платы.

В относительно плодородной стране голод с тысячами смертей стал привычным явлением.

Ирландское промышленное производство было подавлено, чтоб не конкурировало с английским, Ирландии даже запретили торговать с другими британскими колониями.

После отмены в начале 1840-х гг. хлебных законов, стимулировавших производство зерна у лендлордов, начинается очистка их огромных имений от мелких арендаторов. Английские землевладельцы решительно выбрасывают ирландцев с земли, передавая ее под выращивание кормовых трав для скота.