Читать онлайн «Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм.». Страница 33

На случай, если бы Сталин вдруг заколебался с принятием решения по аресту Диманштейна, у Ежова было заготовлено такое ultima ratio, в эффективности воздействия которого на вождя тот не сомневался. Подчиненные наркома сфальсифицировали доказательства о преступной связи Диманштейна в 1920–1921 годах (в бытность того руководителем Наркомпроса и Наркомнаца Туркестана) с «буржуазно-националистической организацией» Султан-Галиева, который находился с 19 марта 1937 г. под очередным арестом. По поводу последнего Сталин дал тогда следующее указание Ежову: «Всю эту сволочь (Султан-Галиевцев. — Авт.) надо расстрелять». То, что это была действительно провокация Ежова, выяснилось в 1955 году в ходе подготовки реабилитации Диманштейна. Тогда было установлено, что в материалах следствия 1937–1939 годов по делу Султан-Галиева и его «сообщников» Диманштейн упоминается только в показаниях бывшего председателя ЦИК Туркестана Н.Т. Тюрякулова, да и то как «либеральный человек», и никаких данных о «преступлениях» Диманштейна не имеется[309].

Ежов приписал также Диманштейну «активное участие в антисоветской, бундовской, диверсионной и шпионско-террористической организации», вредительскую работу, дискредитацию ЕАО и шпионаж в пользу английской разведки. Очутившись в застенках НКВД, старый большевик первое время держался мужественно и стойко, решительно отвергая предъявленные ему облыжные обвинения. Поэтому, чтобы сломить его волю, следователи пустили в ход методы физического воздействия. Но только почти два месяца спустя им удалось добиться желаемого. 16 апреля они вынудили морально и физически изувеченного узника подписать первый официально оформленный протокол с признательными показаниями. Теперь на Лубянке располагали «доказательством» того, что при ОЗЕТе существовала законспирированная еврейская националистическая организация, в которую входили редактор «Дер эмес» М.И. Литваков, его заместитель Ф.П. Шпрах, бывшие секретари ЦБ ЕС А.Н. Мережин и А.И. Чемерисский и др. Все они, за исключением последнего, были к тому времени или арестованы, или уже отправлены в мир иной. Некоторые из них под нажимом следствия измыслили свои версии деятельности еврейского националистического подполья в СССР. Так, Шпрах «сознался», что в Советском Союзе долгое время активно функционировал нелегальный Бунд, которым руководили Вайнштейн, Литваков, Фрумкина, Мережин и М.Г. Рафес. Однако он отказался от этих показаний в марте 1939 года на заседании военной коллегии Верховного суда СССР, приговорившей его тем не менее к расстрелу.

Давнишнего члена меньшевистской партии (с 1905 г.) Мережина препроводили на Лубянку 30 октября 1937 г. Перед тем как очутиться там, он какое-то время работал на скромной и незаметной должности преподавателя обществоведения в учебном комбинате Моснарпита, однако это не спасло его от тяжкого и вздорного обвинения. По воле следователей Мережин превратился в одного из участников мифической троцкистской террористической группы, тайно наблюдавшей за проездами Сталина по Красной площади и готовившей покушение на него во время одной из праздничных демонстраций. Для этой цели, как констатировалось в обвинительном заключении, Мережин «хранил револьвер браунинг с боевыми патронами к нему». Кроме того, ему, как работнику управления общественного питания, приписали намерение предпринять на столичных фабриках-кухнях крупномасштабную акцию по массовому отравлению рабочих. Постановлением «тройки» Московской области от 20 декабря 1937 г. Мережин был приговорен к 10 годам лагерей[310].

Более суровое наказание постигло Б.С. Боярского, старого бундовца (с 1904 г.), который перед арестом в марте 1938 года работал заместителем председателя правления Сельскохозяйственного банка СССР (в 1934–1937 гг.) и начальником ревизионного управления ГУЛАГ НКВД СССР (в 1937–1938 гг.). Его расстреляли за участие в антисоветской диверсионно-террористической организации бундовцев, якобы действовавшей в Биробиджане. По аналогичным обвинениям были казнены и некоторые бывшие сионисты-социалисты: председатель Биробиджанского горсовета И.М. Рашкес (в 1918–1919 гг. член украинской Центральной рады; в 1921–1923 гг. с целью сбора средств для российских евреев — жертв погромов и голода нелегально находился в США под фамилией «Михайлов»; летом 1936 г. должен был поехать от КомЗЕТа в Литву и Польшу для вербовки переселенцев в ЕАО, однако эта поездка не состоялась; расстрелян 16 сентября 1938 г.), заместитель директора Коммунистического университета национальных меньшинств Запада А.З. Брахман, а также бывший член Бунда М.Н. Кипер (в 1921–1923 гг. наркомнац БССР, в 1933–1935 гг. секретарь Сталиндорфского райкома партии Днепропетровской области, расстрелян в 1938 г.).

«Главаря бундовского подполья» Диманштейна казнили 25 августа 1938 г., сразу же по вынесении ему смертного приговора военной коллегией Верховного суда СССР. При его реабилитации в 1955 году выяснилось, что Диманштейн под пытками оговорил себя, «признавшись» в связях с иностранными спецслужбами. Однако в захваченных Советской армией в годы Второй мировой войны немецких секретных архивах он как один из видных советских государственных деятелей лишь упоминался в картотеках гестапо и французской контрразведки, причем никаких других, в том числе компрометирующих его данных, в этих документах обнаружено не было. В заключении комиссии по реабилитации констатировалось также, что вопреки вынесенному приговору Диманштейн никогда не входил в Бунд и не был сионистом, а, наоборот, вел борьбу с этими политическими течениями, получая соответствующие директивы, в том числе и от Ленина[311].

Последовавшая через несколько месяцев после расправы с Диманштейном смена руководства НКВД способствовала прекращению расстрелов бывших бундовцев. Новый нарком внутренних дел Л.П. Берия распорядился провести переследствие по делам еще остававшихся в живых бывших руководителей Бунда и ЦБ ЕС Фрумкиной[312] и Рафеса[313]. В результате первоначально предъявленные им обвинения в шпионаже и подготовке свержения советской власти были пересмотрены и переквалифицированы по статье 58, п. 10, Уголовного кодекса РСФСР (антисоветская агитация и пропаганда). Военная коллегия Верховного суда СССР, разбиравшая их дело 2 июня 1940 г., решила ограничиться определением каждому 10-летнего срока лагерного заключения. Однако отбыть и такое наказание в бесчеловечных условиях тогдашнего ГУЛАГа было не под силу престарелым Фрумкиной и Рафесу. Первая умерла в карагандинском лагере в 1943 году, а второй — в Желдорлаге Коми АССР годом ранее.

Такая же участь постигла еще одного бывшего руководителя ЦБ ЕС — А.И. Чемерисского, который умер в Устьвымлаге Коми АССР 17 февраля 1942 г. Арестовали его уже после «ежовщины», 8 апреля 1939 г., и то, можно сказать, случайно. В марте Чемерисский направил в президиум XVIII съезда партии письмо, в котором ходатайствовал об отмене решения ОГПУ от 16 июня 1934 г. о высылке его в Казахстан. Незадачливому жалобщику, перебравшемуся к тому времени в Ярославль и работавшему там неприметным ретушером в артели «Фототруд», было невдомек, что по воле случая ему удалось, затерявшись в провинциальной глуши, выпасть из поля зрения столичных органов и что своим обращением в Москву он невольно помогает властям устранить это их «упущение».

На Лубянке Чемерисскому предъявили длинный перечень его прегрешений начиная с 1899 года. В тот год он принял предложение начальника московского охранного отделения С.В. Зубатова о сотрудничестве и стал его секретным агентом под кличкой «Сашка». По заданию охранки Чемерисский, а также арестованная полицией и завербованная в 1900 году социалистка-бундовка М.В. Вильбушевич создали в июне 1901-го в Минске легальную Независимую еврейскую рабочую партию (НЕРП), пытавшуюся с помощью экономических лозунгов отвратить еврейскую молодежь от соблазна революционного радикализма и терроризма. После того как в июле 1903 года Зубатова отправили в отставку, а на его проекте «легального социализма» поставили крест, НЕРП была распущена. Оказавшись не у дел, Чемерисский через два года вступил в Бунд, его же бывшая единомышленница Вильбушевич направилась в США, а оттуда — в Палестину, где развернула активную сионистскую деятельность. После Октябрьской революции Чемерисский примкнул к большевикам. Произошло это в 1919 году, тогда же он, чтобы скрыть свое прошлое сотрудничество с полицией, изменил одну букву в фамилии и стал Чемеринским. Однако эта хитрость, как, впрочем, и прежние контакты с охранкой, впоследствии обнаружились, что и послужило причиной его исключения в мае 1934 года из партии и произошедшей вскоре высылки в Казахстан. Помимо этих старых грехов Чемерисскому вменили в вину следующее: 1) работая секретарем ЦБ ЕС, «с 1920 года группировал вокруг себя контрреволюционные националистические кадры» и обеспечил принятие на всероссийском совещании евсекций в 1921 году решения «о сохранении бундовских кадров и продолжении борьбы против коммунистической партии»; 2) «в период профсоюзной дискуссии в 1921 году выступил как активный троцкист и по заданию троцкистов (Крестинского, Преображенского и Серебрякова) стал разъездным агитатором и организатором по троцкистским тезисам о профсоюзах»; 3) «с момента запрещения легального существования Бунда в СССР… совместно с другими создал подпольную контрреволюционную организацию, объединив в ней все буржуазные течения: сионистов, эсеров, меньшевиков, поалейционистов… и в 1931 году на нелегальном совещании контрреволюционного центра бундовцев… вместе с другими принял решение о свержении Советской власти при помощи интервентов, установив связь с Абрамовичем[314] (Берлин)»; 4) «проводил вредительскую работу в Биробиджане и контрреволюционную националистическую агитацию среди трудящихся евреев за создание еврейской республики в Крыму, с отчуждением ее к Англии и Биробиджана — к Японии».