Читать онлайн «Катынь. Ложь, ставшая историей.». Страница 45

В то же самое время, однако, польское правительство отказывает немцам в любом праве использовать это преступление в собственную защиту. Глубоко лицемерное негодование немецкой пропаганды не скроет от мира много жестоких преступлений, которые продолжают совершаться против польских людей.

Польское правительство помнит такие факты, как: удаление польских офицеров из лагерей военнопленных в Рейхе и последующий расстрел их за якобы политические преступления, которые относились еще к довоенному времени; массовые аресты офицеров запаса, высланных впоследствии в концентрационные лагеря… Из Кракова и одних только соседних с ним районов 6000 человек было выслано в июне 1942; обязательная вербовка в немецкую армию польских военнопленных с территорий, незаконно присоединенных к Рейху; насильственная воинская повинность приблизительно 200 000 поляков с тех же самых территорий, и расстрел семей тех, кому удалось убежать;

уничтожение полутора миллионов человек в концентрационных лагерях; недавнее заключение 80 000 человек военного возраста, чиновников и мужчин, и их пытки и убийства в лагерях Майданек и Треблинка.

Не для того чтобы дать возможность немцам заявить наглые претензии и изобразить из себя защитников христианства и европейской цивилизации, Польша приносит огромные жертвы, борясь и вынося страдания. Кровь польских солдат и польских граждан, везде, где она пролита, взывает об искуплении к совести свободных народов мира. Польское правительство осуждает все преступления против польских граждан, и не дает сделать на них политический капитал тем, кто сам повинен в подобных преступлениях»[38]

Теперь понятно, почему за двадцать лет обсасывания катынской темы этот документ приводят только в цитатах. Из него совершенно недвусмысленно следует: польское правительство априори, без какого бы то ни было расследования, считает, что поляки в Катыни были уничтожены русскими. История катынского расстрела снова стала задачей с одним неизвестным.

Кого-то еще удивляет, что Сталин почувствовал себя оскорбленным?

19 апреля в «Правде» появилась передовая статья, озаглавленная: «Польские сотрудники Гитлера». О ее стиле и содержании любому, кто прочел предыдущие страницы, догадаться нетрудно. Наши ругали немцев и поляков, ругали много и темпераментно. А вот сообщение ТАСС, опубликованное 21 апреля, было выдержано совсем в ином ключе:

«Появившееся 18 апреля заявление правительства г. Сикорского… не улучшает, а ухудшает дело, так как оно солидаризируется с вышеуказанным провокационным коммюнике польского министерства национальной обороны и помогает тем самым немецким оккупантам прикрывать свои преступления против русского и польского народов. Тот факт, что антисоветская кампания началась одновременно в немецкой и польской печати и проходит в одном и том же плане, — этот поразительный факт дает возможность предположить, что упомянутая антисоветская кампания проводится по предварительному сговору немецких оккупантов с прогитлеровскими элементами министерских кругов г. Сикорского…»[39]

Надо сказать, что у нас возникло такое же впечатление, только в сообщении ТАСС эта мысль выражена более мягко. Мы бы сказали, что эти действия производят впечатление единой кампании, направленной… нет, пожалуй, не на раскол антигитлеровской коалиции, как утверждало советское правительство. Вклад горстки эмигрантов в борьбу с Гитлером был настолько микроскопическим, что ни о каком ослаблении коалиции речи не шло. Хуже от разрыва отношений пришлось только польскому народу: к оккупации добавились еще начавшиеся с того времени кровавые разборки между подчинявшейся Лондону Армией Крайовой и просоветской Армией Людовой, а закончилось все кровопролитным и бесполезным Варшавским восстанием.

А вот первым кирпичиком нового, уже послевоенного «санитарного кордона» вокруг СССР такие действия вполне могли быть. За эту гипотезу говорит то, что союзники провалили катынскую тему на трибунале в Нюрнберге, а потом усиленно раскручивали ее в годы «холодной войны». И это еще очень большой вопрос — кто стоял в те дни за правительством Сикорского: гитлеровская Германия или британское правительство.

Но, конечно, сказать этого вслух Сталин не мог.

В тот же день, 21 апреля 1943 г., советский вождь предупредил союзников о намерении прервать дипломатические отношения с правительством Сикорского и объяснил мотивы этого шага.

Из личного и секретного послания Сталина президенту США Франклину Д. Рузвельту[40]:

«Поведение польского правительства в отношении СССР в последнее время советское правительство считает совершенно ненормальным, нарушающим все правила и нормы во взаимоотношениях двух союзных государств.

Враждебная Советскому Союзу клеветническая кампания, начатая немецкими фашистами по поводу ими же убитых польских офицеров в районе Смоленска, на оккупированной германскими войсками территории, была сразу же подхвачена правительством г. Сикорского и всячески разжигается польской официальной печатью. Правительство г. Сикорского не только не дало отпора подлой фашистской клевете на СССР, но даже не сочло нужным обратиться к советскому правительству с какими-либо вопросами или за разъяснениями по этому поводу.

Гитлеровские власти, совершив чудовищное преступление над польскими офицерами, разыгрывают следственную комедию, в инсценировке которой они использовали некоторые подобранные ими же самими польские профашистские элементы из оккупированной Польши, где все находится под пятой Гитлера и где честный поляк не может открыто сказать своего слова.

Для «расследования» привлечен как правительством г. Сикорского, так и гитлеровским правительством Международный Красный Крест, который вынужден в обстановке террористического режима с его виселицами и массовым истреблением мирного населения принять участие в этой следственной комедии, режиссером которой является Гитлер. Понятно, что такое «расследование осуществляемое к тому же за спиной советского правительства, не может вызвать доверия у сколько-нибудь честных людей.

То обстоятельство, что враждебная кампания против Советского Союза начата одновременно в немецкой и польской печати и ведется в одном и том же плане, — это обстоятельство не оставляет сомнения в том, что между врагом союзников — Гитлером и правительством г. Сикорского имеется контакт и сговор в проведении этой враждебной кампании.

В то время как народы Советского Союза, обливаясь кровью в тяжелой борьбе с гитлеровской Германией, напрягают все свои силы для разгрома общего врага свободолюбивых демократических стран, правительство г. Сикорского в угоду тирании Гитлера наносит вероломный удар Советскому Союзу.

Все эти обстоятельства вынуждают советское правительство признать, что нынешнее правительство Польши, скатившись на путь сговора с гитлеровским правительством, прекратило на деле союзные отношения с СССР и стало на позицию враждебных отношений к Советскому Союзу.

На основании всего этого советское правительство пришло к выводу о необходимости прервать отношения с этим правительством…»[41]

Адресаты повели себя по-разному. Рузвельт ответил в стиле: «Ребята, давайте жить дружно!», выразив надежду, что Сталин имеет в виду лишь прекращение переговоров с правительством Сикорского, а не разрыв дипломатических отношений. Он заявил, что не верит в сотрудничество Сикорского (об окружении ни слова) с нацистами и считает его обращение к МКК ошибкой.

Черчилль был более конкретен.

Из личного и секретного послания от премьер-министра Великобритании У Черчилля Сталину:

«…Мы, конечно, будем энергично противиться какому-либо «расследованию " Международным Красным Крестом или каким-либо другим органом на любой территории, находящейся под властью немцев. Подобное расследование было бы обманом, а его выводы были бы получены путем запугивания… Мы также никогда не одобрили бы каких-либо переговоров с немцами или какого-либо рода контакта с ними, и мы будем настаивать на этом перед нашими польскими союзниками (а что — они собирались вступить с Гитлером в переговоры? Интересно, о чем именно? — Авт.).

…Его (Сикорского. — Авт.) положение весьма трудное. Будучи далеким от прогерманских настроений или от сговора с немцами, он находится под угрозой свержения его поляками, которые считают, что он недостаточно защищал свой народ от Советов (запомните это высказывание хорошенько. — Авт.). Если он уйдет, мы получим кого-либо похуже»[42].