Читать онлайн «Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры». Страница 8

Одержав победу над группой Рыкова-Бухарина, Сталин оказался перед сложнейшей проблемой выработки и реализации практической политики, прежде всего в области хозяйственного строительства. Не имея выверенной программы, не понимая, что делать с экономикой, Сталин прибег к испытанному способу — перенесению в хозяйственную сферу большевистских методов «классовой борьбы», превращению экономических преобразований в очередную революцию. Основой этой политики было форсированное, без оглядки на социально-экономические ограничители и потери, наращивание капитальных вложений в индустрию и насильственное массовое создание колхозов. По многим параметрам сталинский скачок являлся возвращением к политике «военного коммунизма» периода Гражданской войны. Экономические стимулы и методы организации производства и труда почти полностью подменялись политическими кампаниями и репрессиями. Дезорганизация финансовой системы и торговли, огромная инфляция объявлялись закономерным результатом движения к социализму, к отмиранию товарно-денежных отношений и введению продуктообмена между городом и деревней.

Подобные теории служили обоснованием левацкой практики организации хозяйственной жизни. В начале 1930 г. была проведена реформа кредитной системы, отменявшая взаимный коммерческий кредит предприятий и вводившая прямое автоматическое финансирование Госбанком плановых заданий. Воссоздавалась неповоротливая сверхцентрализованная система управления промышленными предприятиями через отраслевые объединения ВСНХ. В сфере организации труда на первый план выдвигались штурмовые методы и репрессии. С конца 1929 г. началась массовая кампания ударничества. Под административным нажимом в ударники записали значительную часть рабочих. В условиях разрушения системы заработной платы всячески поощрялась практика «уравнительного социализма» — коммуны в промышленности и сельском хозяйстве, построенные на принципах равной оплаты труда и совместного владения даже предметами повседневного обихода. Обычная система управления экономикой оказалась разрушенной. Промышленные предприятия переходили под власть парткомов, профкомов, представителей ра-боче-крестьянской инспекции и ОГПУ[51]. На деревню обрушилась кровавая и разрушительная кампания коллективизации. Оборотной стороной и необходимым условием поддержания высокого градуса штурма и натиска была борьба с «врагами» — специалистами-«вредителями», «кулаками» и т. д. На них списывали провалы сталинской политики и нарастание социально-экономического хаоса.

Как свидетельствуют многочисленные факты, инициатором политики «большого скачка» выступал Сталин. Под его нажимом нарастала радикализация «генеральной линии». XVI конференция ВКП(б) в конце апреля 1929 г., закрепив разгром «правых» и лидерство Сталина, в своих решениях в целом все же ориентировалась на сравнительно умеренный экономический курс. Проект первой пятилетки наряду с существенным ростом крупной промышленности (к концу пятилетки в 2,8 раза) предусматривал значительные капитальные вложения в сельское хозяйство. В резолюции конференции говорилось, что «при максимально возможном развитии совхозов и колхозов основной прирост сельскохозяйственной продукции в ближайшие годы падет на индивидуальное бедняцкое и середняцкое хозяйство […] мелкое хозяйство далеко еще не исчерпало и не скоро исчерпает имеющиеся у него возможности»[52]. Принимаемые в этот период показатели пятилетнего плана исходили из того, что к концу пятилетки в 1932/33 г. в колхозах намечалось объединить до 20 % крестьянских хозяйств[53]. Однако даже эти высокие цифры пятилетнего плана, как по индустриальному росту, так и по уровню коллективизации, утвержденные весной 1929 г., не устраивали Сталина.

В июне-ноябре 1929 г. Политбюро приняло решения, которые существенно увеличивали задания пятилетки по ключевым отраслям промышленности. Очередные хлебозаготовки в деревне сопровождались возраставшим насилием над крестьянами, репрессиями против «кулаков» и все более активным административным насаждением колхозов. Накануне пленума ЦК ВКП(б), который был призван закрепить эту политику, 7 ноября 1929 г., «Правда» опубликовала печально известную статью Сталина «Год великого перелома». Она нацеливала на резкое увеличение капитальных вложений в тяжелую промышленность и массовую коллективизацию. Вопреки данным статистики, зафиксировавшей на 1 октября 1929 г. уровень коллективизации в 7,6 % крестьянских хозяйств, Сталин объявил, что в деревне началось массовое колхозное движение. Сталинская статья фактически имела директивный характер. Она неоднократно цитировалась на пленуме ЦК, который собрался в Москве 10–17 ноября 1929 г., и предопределила его решения. «[…] Задача советской власти — догнать и перегнать в технико-экономическом отношении передовые капиталистические страны — может быть выполнена в кратчайшие исторические сроки», — провозгласил пленум. Исходя из таких представлений, на 1929/30 хозяйственный год были намечены очень высокие темпы индустриализации — 32,1 % роста валовой продукции крупной промышленности против 21,5 %, предусмотренных на этот год по пятилетнему плану. Одновременно пленум утвердил лозунг перехода к «сплошной коллективизации». Принятие этих решений сопровождалось разнузданными обличениями «правых». Бухарина на пленуме вывели из Политбюро. От Рыкова и Томского потребовали полной лояльности и предупредили о возможности применения по отношению к ним «организационных мер»[54].

Отсутствие в решениях пленума конкретных показателей уровня коллективизации было неслучайным. Сталин предпочитал нагнетать темпы создания колхозов аппаратными методами, делая вид, что центр лишь следует за инициативой мест. Однако фактически Сталин тщательно контролировал и стимулировал эту «инициативу».

5 января 1930 г. под давлением Сталина было принято постановление Политбюро (оформленное как постановление ЦК), существенно сокращавшее сроки коллективизации для зерновых районов. При этом постановление требовало от партийных организаций «возглавлять и оформлять стихийно растущее снизу колхозное движение».

Был взят курс на «ликвидацию кулачества как класса»[55]. Для претворения этих установок в жизнь в деревню двинулись десятки тысяч различных уполномоченных из городов, а также мобилизован районный и деревенский актив. Центр, действуя в основном путем поощрения соревнования между регионами и повседневными указаниями на страницах партийной печати (прежде всего «Правды») требовал от этих людей одно — как можно быстрее и любыми средствами загнать крестьян в колхозы. При этом в полном соответствии с общим ультралевым курсом ставка делалась на создание коммун с максимальным обобществлением крестьянского имущества, вплоть до домашней птицы и даже личных вещей. Вопреки официальным оптимистическим заявлениям о добровольной коллективизации, сталинское руководство не питало иллюзий по поводу того, что на самом деле согнать крестьян в колхозы можно будет только силой. Поэтому одним из главных рычагов коллективизации являлось так называемое «раскулачивание» — аресты и высылка наиболее опасной для режима части сельского населения. Массовый террор был важнейшим методом создания колхозов. С одной стороны, опасаясь судьбы репрессированных односельчан, крестьяне, стиснув зубы, шли в ненавистные колхозы. С другой — конфискованное имущество репрессированных, по расчетам сталинского руководства, должно было составить основу производственных фондов колхозов.

Давление Москвы, откуда постоянно раздавались призывы об «уничтожении кулачества как класса», в соединении с инициативой местных руководителей и активистов способствовали широкому распространению репрессий уже в то время, пока в Политбюро и ОГПУ только разрабатывались планы единой операции против «кулаков>> в масштабах всей страны. Однако апогея террор в деревне достиг именно в период проведения такой централизованной операции. Программа этой общесоюзной акции была представлена в постановлении Политбюро от 30 января 1930 г. «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации»[56] Все «кулаки» (достаточно условное определение, под которое на практике подводились все недовольные властью или заподозренные в недовольстве) разбивались на три категории: 1) «контрреволюционный кулацкий актив», подлежащий заключению в лагеря или расстрелу; 2) «остальные элементы кулацкого актива», высылаемые в отдаленные местности страны; 3) «кулаки», которых оставляли в районах их проживания, но расселяли на неудобных землях вне пределов колхозов. Репрессивные меры против первой и второй категорий Политбюро приказало провести в течение четырех месяцев, в феврале-мае, установив следующие лимиты: от 49 до 60 тыс. человек направить в лагеря и от 129 до 154 тыс. выселить в отдаленные районы. Семьи «кулаков» первой и второй категорий, как правило, также подлежали отправке в ссылку. Исходя из этого постановление предполагало расселить в Северном крае, Сибири, на Урале и в Казахстане 160–170 тыс. семей «кулаков». Более того, и эти цифры не являлись окончательными. По ряду областей и республик лимиты предстояло установить дополнительно. В общем, речь шла примерно о миллионе репрессируемых. 2 февраля 1930 г. на основании постановления Политбюро от 30 января был издан приказ ОГПУ № 44/21, в котором подробно определялся порядок проведения этой акции. Для рассмотрения дел по первой категории в полномочных представительствах ОГПУ на местах создавались «тройки» (представители ОГПУ, регионального комитета ВКП(б) и прокуратуры), а для руководства операцией по выселению — «оперативные тройки». Пакет инструкций в приложении к приказу подробно описывал технический порядок проведения депортаций[57].