Читать онлайн «Феодальное общество». Страница 114

Первым и главным успехом Капетингов было то, что, начиная с 991 года, со всеми династическими междоусобицами было покончено. Хотя линия Каролингов не угасла вместе с Карлом Лотарннгским. Он оставил после себя сыновей, которые — одни раньше, другие позже избавились от плена. Но мы не имеем свидетельств, что они предпринимали какие-либо попытки отвевать престол. Точно так же, как и неистовые графы де Вермандуа, чьим предком был один из сыновей Карла Великого, дом Вермандуа закончит свое существование только во второй половине XI века, но и они не претендовали на престол. Возможно, потому, что родственники по боковой линии не считались имеющими права на наследство в том случае, если в королевской власти видеть своеобразный феод. В 987 году, похоже, именно этот аргумент был использован против Карла. В то время и в устах соперников он выглядел неубедительно. Но вполне возможно, что именно так объясняется устранение семейства Вермандуа, начиная с 888 года. И кто знает, какова была бы судьба Капетингов, если бы по чудесной случайности с 987 по 1316 год каждый отец не имел бы сына, который продолжал бы род? Поддерживать законную власть Каролингов крупным магнатам мешали собственные амбиции и интересы, а мелких феодалов, которые могли бы оказать Каролингам поддержку, в их распоряжении не было, так что их интересы отстаивали церковники, которые одни пли почти что одни в этом обществе обладали достаточным интеллектуальным горизонтом, чтобы видеть дальше мелких сиюминутных интриг. И то, что самые деятельные и самые умные из церковных владык, Адальберон и Герберт, из преданности идее империи сочли необходимым принести в жертву современным носителям имперской идеи династию Каролингов, сыграло, — не в материальном плане, но в моральном — решающую роль.

И все-таки как объяснить то, что кроме последних потомков Каролингов, у Капетингов никогда больше не возникало конкурентов? При том, что избрание короля продолжало существовать на протяжении достаточно долгого времени. Вернемся к уже приведенному свидетельству Ива Шартрского, оно относится к Людовику VI, который был коронован в 1108 году. До этого было собрано торжественное собрание, которое провозгласило его королем. Затем в день коронации прелат, прежде чем приступить к помазанию, спросил у присутствующих их согласия. Да, выборы существовали, и так называемый выбор неизменно падал на сына предыдущего государя. Чаще всего еще при жизни последнего, благодаря существующей практике совместного правления. Случалось, что тот или иной крупный феодал не спешил принести оммаж новому государю. Нередки были мятежи. Но они никогда не были анти-королевскими. Знаменательно, что каждая новая династия, — так вел себя, например, Пипин по отношению к Меровингам, была преисполнена желания продолжить традиции рода, на смену которого она приходила. Капетинги тоже говорили о Каролпнгах как о своих предках. Достаточно рано они начинают гордиться тем, что кровь Каролингов, переданная по женской линии, течет в их жилах. Похоже, что так оно и было, в жилах супруги Гуго Капета текло немного крови Карла Великого. Начиная с эпохи Людовика VI и дальше, придворные стараются использовать легенды о великом императоре, которые благодаря эпопеям расцвели пышным цветом, во благо царствующей фамилии, быть может, для того, чтобы в свою очередь приобщиться к этому сиянию. Наследие прошлого нужно Капетингам прежде всего как источник передаваемой от поколения к поколению королевской благодатной силы. Они не замедлят прибавить к ней еще одну чудесную силу — силу исцелять. Почтение к помазанию священным миро не могло помешать бунтовать недовольным, но избавляло от претензий на престол. Одним словом, вера в таинственные возможности тех, кто от века избран властвовать, чуждая романскому миру и пришедшая на Запад из древней Германии, укоренилась так прочно, что как только у новоявленных королей чудом стали появляться один за другим наследники, как только королевскую семью окружили многочисленные приверженцы, тут же пришло и ощущение законности новой власти, которая возникла на развалинах старой.

История наследования королевской власти в Германии выглядит поначалу гораздо проще. После того как германская ветвь Каролингов угасла в 911 году, выбор лучших людей пал на могущественного франкского сеньора, соратника исчезнувшего семейства, Конрада I. Слушались его плохо, но при этом никто не оспаривал его власть, выдвигая нового претендента; перед смертью Конрад назначил своим преемником саксонского графа Генриха, который несмотря на наличие соперника, герцога Баварского, был признан и избран без особых затруднений. С этого времени, — на Западе это было временем династических войн — государи из саксонского дома сменяли один другого на протяжении почти что ста лет (919–1024), от отца к сыну, а чаще от кузена к кузену. Выборы, которые при этом неукоснительно проводились, подтверждали это наследование. Теперь перескочим примерно через полтора века вперед и совершенно явственно увидим различие, существующее между двумя государствами: в политических доктринах Европы противопоставление Франции как наследственной монархии и Германии как монархии выборной становится общим местом.

Три существенных причины повлияли на развитие монархии в Германии, коренным образом изменив ее. Первой был физиологический фактор, столь благоприятный для Капетингов и не слишком благоприятный для германских государей: сначала завершилась на пятом поколении саксонская династия, не оставив ни прямых мужских наследников, ни агнатов, затем на четвертом колене завершилась салическая, то есть франконская, которая сменила саксонскую. Второй причиной было превращение королевства в империю, которое осуществилось при Оттоне I. По древнегерманским представлениям, королевская власть была следствием присущего роду предназначения, которое передавалось ус поколения в поколение; римская традиция, лежавшая в основе императорской власти, не имела с этими представлениями ничего общего. К концу XI века, благодаря исторической и псевдоисторической литературе, римская концепция власти была уже хорошо знакома. «Армия создает императора» — охотно повторяли крупные бароны, готовые исполнять роль римских легионов, с большим удовольствием называя себя при этом «Сенатом». Третьей причиной была яростная борьба, которая возникла во время грегорианского движения между германскими императорами и папством, не так давно реформированного с их же помощью; в процессе этой борьбы папы, желая низложить врага-монарха, выдвигали каждый раз принцип выборов, который был так привычен и близок церкви. Первый антикороль, который появился в Германии после 888 года, был избран 15 марта 1077 года в присутствии папского легата, и Генрих IV, германский император был объявлен низложенным. Первый антикороль не был последним, но состоявшиеся выборы вовсе не означали, что раз и навсегда восторжествовал выборный принцип, хотя реакция монастырей на них свидетельствовала, что именно выборы считают предвосхищением будущего. Непримиримость борьбы германских государей и римской курии объясняется прежде всего тем, что эти короли были еще и императорами. Если другим королям папы могли вменять в вину конкретные утеснения конкретных церквей, то в преемниках Августа и Карла Великого они видели соперников своей власти в Риме, оплоту апостольской веры и христианства.

Последствием распадения Каролингской империи было то, что два общих для всей христианской Европы понятия локализировались и стали восприниматься как местные: сан папы достался кланам римской аристократии; империя — без конца делимому, с подвижными границами итальянскому баронату. Как мы успели убедиться, титул императора был связан с владением королевством Италия. Но он обрел некий смысл только после 962 года, когда стал принадлежать германским государям, чьи претензии опирались на достаточно мощные по тем временам возможности.

Надо сказать, что два эти титула, королевский и императорский, никогда не смешивались. На протяжении периода, который длился, начиная с царствования Людовика Благочестивого и до Оттона I, мы видим, что за империей на Западе окончательно закрепились два определения, она должна была быть «римской» и «священной». Для того чтобы объявить себя императором, недостаточно было получить титул и помазание, например, в Германии. В императоры нужно было быть посвященным рукою папы в священном городе Риме, принять второе помазание и получить специальные знаки императорской власти. Новым было то, что с некоторых пор только избранник германских магнатов считался единственным законным претендентом на этот титул. Как писал в конце XII века один эльзасский монах: «Каков бы ни был принц, избранный Германией в качестве владыки, изобильный Рим склоняет перед ним голову и признает его своим хозяином». Вскоре стали считать, что вместе с титулом короля Германии этот монарх одновременно получает право управлять не только Восточно-Франкским королевством и Лотарингией, но и имперскими территориями: Италией, а затем и королевством Бургундия. Другими словами, по выражению Григория VII, «будущий император» уже распоряжался империей; с конца XI века немецкий государь, будучи избран и коронован на берегах Рейна, в ожидании другой торжественной церемонии получал еще и титул «король римлян», с тем чтобы поменять его на еще более торжественный в день, когда после традиционного Rômerzug, «римского похода» он будет увенчан на берегах Тибра короной цезарей. Но если обстоятельства препятствовали этому долгому и трудному путешествию, то этот государь вынужден был довольствоваться титулом короля в своей империи.