Читать онлайн «Великий хан Батый – основатель Российской государственности». Страница 4

Подобная под коверная борьба за власть была и в монархической Европе, независимо от системы престолонаследования она оказалось живучей и до последнего цеплялась за власть.

К примеру, в Европе патриархальная теория в период заката нашла свое развитие в XVII веке в сочинении Фильмера «Патриарх». Фильмер сторонник неограниченной королевской власти, пытался опираясь на Библию, доказать, что Адам, который, по его мнению, получил власть от бога, передал затем эту власть своему старшему сыну-патриарху, а тот уже своим потомкам — королям. «Сочинение Фильмера было самой экзотической работой, выражавшей идеи патриархальной теории. Уже современники Фильмера обратили внимание на несуразность многих её положений». Чингиз-хан же установил такую систему, что Правителя государства утверждают в соответствии с Великой Ясой только Курултаем (парламентом), на Западе к такой передачи власти пришли только в XVIII веке. Единственный недостаток такой системы, на пост главы государства могли претендовать только прямые потомки Чингизхана, но надо понять, что это XIII век, для средневековья это было прогрессивным, опережающим на многие века и гениальное нововведение в управлении государством.

Угедей хан не наследовал ни гениальных способностей, ни могучей воли отца, но своим душевными качествами он более других мог служить тем объединяющим центром, в котором нуждалась империя. «На Курултае было решено продолжить покорение Цзиньской империи, послать несколько отрядов в Корею и наступать на запад во владения кыпчаков военными силами улуса Джучи. Во главе 30-тысячного войска Субэтай и царевич Кутай начали поход на земли кыпчаков. В 1228 г. они покорили живших в приуральских степях восточных кыпчаков. Затем конница Субэтая перешла реку Яик и вторглась в прикаспийские степи. Тадаро-монголы вытеснили кочевье кыпчаков и разгромили булгарские сторожевые заставы, охранявшие дальние подступы. Под натиском таnар кыпчаки бежали в пределы Волжской Булгарии. Вторжение в Волжскую Булгарию не было предпринято. Этот поход в 1228–1229 гг. в целом не нарушил жизнь в степях, особенно в западных районах. Когда часть восточных кыпчаков бежала в Волжскую Булгарию, другая часть, перейдя Идель (Волгу), откочевала в танские (донские) степи и степи Иделя. Западный хан кыпчаков Котян спокойно разорял Галицкое княжество. По окончанию похода Субэтая отправили в Китай». Ярослав же в это время (1227) «ходил с войском в северную, отдаленную часть Финляндии, где никогда ещё не бывали россияне; не обогатился в сей бедной стране ни серебром, ни золотом, но отнял у многих жителей самое драгоценнейшее благо: отечество и вольность. Новгородцы взяли столько пленников, что не могли всех увести с собой: некоторых бесчеловечно умертвили, других отпустили домой». [1228 г.] «Россияне думали, что, грозно опустошив Финляндию, они уже на долгое время будут с сей стороны покойны; но месть дает силы.

Лишенные отцов, братьев, детей и пылая справедливостью злобою, финляндцы разорили селения вокруг Олонца и сразились с посадником ладожским. Ночь прекратила битву.

Напрасно предлагав мир, они умертвили всех пленников, бросили лодки свои и бежали в густые леса, где ижеряне и корелы истребили их всех до одного человека. Между тем Ярослав, не имев времени соединиться с ладожанами, праздно стоял на ниве и был свидетелем мятежа воинов новгородских, хотевших убить какого-то чиновника, именем Судимира князь едва мог спасти несчастного, скрыв его в собственной ладии своей. Вообще Ярослав не пользовался любовью народною». Когда он попытался организовать поход на Ригу и выдать ему клеветников его, то псковитяне Ярославу отказали. Как написано у Н. М. Карамзина: «Кланяемся тебе и друзьям новгородцам; а братьев своих не выдадим и в поход нейдем, ибо немцы нам союзники». «Тогдашний союз россиян с ливонским орденом и дружелюбные их сношения с послом Гонория III в Риге, епископом моденским, столь обрадовали папу, что он в 1227 году написал весьма благосклонное письмо ко всем нашим князьям, обещая им мир и благоденствие в объятиях латинской церкви и желая видеть их послов в Риме». «Древняя вражда Ольговичей и Мономаховых потомков казалась усыпленною. Те и другие равно уважали знаменитого Мстислава Галицкого, их главу и посредника. Сей герой, долго называемый Удатным, или счастливым, провел остаток жизни в беспокойствах и в раскаянии. Обманутый злобными внушениями Александра Бельзского, он возненавидел было доброго зятя своего, мужественного Даниила, союзника поляков, и хотел отнять у него владение; узнав же клевету Александрову, спешил примириться с Даниилом, и, вопреки совету других князей, оставил клеветника без наказания. Нечаянное бегство всех знатнейших бояр галицких и ссора с королем венгерским были для него также весьма чувствительным огорчением. Один из вельмож, именем Жирослав, уверил первых, что князь намерен их, как врагов, предать на избиение хану половецкому Котяну: они ушли со всеми домашними в горы Карпатские и едва могли быть возвращены духовникам княжеским, посланным доказать им неизменное праводушие, милосердие государя, который велел облеченному во лжи, бесстыдному Жирославу только удалиться, не сделав ему ни малейшего зла. Столь же невинен был Мстислав и в раздоре с венграми. Нареченный его зять, юный сын короля Андрея, послушав коварных наушников, уехал из Перемышля к отцу с жалобою на какую-то мнимую несправедливость своего будущего тестя. Андрей вооружился; завоевал Перемышль, Звенигород, Теребовль, Тихомль и послал войско осадить Галич, боясь сам идти к оному, ибо волхвы венгерские, как говорит летописец, предсказали ему, что он не будет жив, когда увидит сей город». Суеверие Андрея могло дорого ему стоить и чаша весов победы могла склониться на сторону Мстислава, однако он не воспользовался этой возможностью. «Мстислав не только прекратил военные действия, не только выдал свою дочь за королевича, но и возвел зятя на трон галицкий, оставив себе одно Понизье, или юго-восточную область сего княжества. Случай беспримерный в нашей истории, чтобы князь российский, имея наследников единокровных, имея даже сыновей, добровольно уступал владение иноплеменнику, согласно с желанием некоторых бояр, но в противовес желанию народа, не любившего венгров. Легкомысленный Мстислав скоро раскаялся, и внутреннее беспокойство сократило дни его». «Смертью его воспользовался королевич венгерский, Андрей, немедленно завладев Понизьем как уделом галицким: князья же юго-западной России, лишенные уважаемого ими посредника, возобновили междоусобие». Даниил был наследником городов: «Перессопницы, Черторижска и Луцка (где прежде княжил Ингварь, брат Немого); Но Ярослав, сын Ингварев, насильственно занял Луцк, а князь Пинский Черторижск». Разводящим у них был кыпчакский хан Боян, т. е все князья были под властью тюрок, в зависимости от того какую сторону займет половецкий хан Боян, этот князь начинал доминировать, что отражено у Н. М. Карамзина: «Владимир Рюрикович вздумал мстить сыну за отца: известно, что Роман Галицкий силою постриг некогда Рюрика. Тщетно митрополит старался прекратить сию вражду. „Такие дела не забываются“, — говорил Владимир и собрал многочисленное войско. Хан половецкий Котян, Михаил Черниговский, князья северские, Пинский, Туровский, вступив в дружественную связь с Андреем, королевичем венгерским, осадил Каменец, город Даниилов; но возвратились с одним стыдом и долженствовали сами просить мира, ибо Данил склонил Котяна на свою сторону». [1229 г.] «Михаил по заключению сего общего мира, сведал о задержании послов новгородских в Смоленске; видя Чернигов со всех сторон безопасным, он немедленно поехал в Новгород, где народ принял его с восклицаниями единодушной радости». [1230 г.] «Новгородцы, озабоченные набегом литовцев в окрестностях Селигерского озера, не могли отмстить Ярославу за обиду; разбили неприятелей в поле, но скоро увидели гораздо ужаснейшее зло в стенах своих. Предтечею его было землетрясение [3 мая], общее во всей России, и еще сильнейшее в южной, так что каменные церкви расседались. Удар почувствовали в самую обедню, когда Владимир Рюрикович Киевский, бояре и митрополит праздновали в лавре память cв. Феодосия; трапезница, где уже стояло кушанье для монахов и гостей, поколебалась на своем основании: кирпичи падали сверху на стол. Через десять дней необыкновенное затмение солнца и разноцветные облака на небе, гонимые сильным ветром, так же устрашили народ, особенно в Киеве, где суеверные люди ждали конца своего, стонали на улицах и прощались друг с другом». «Между тем голод и мор свирепствовали. За четверть ржи платили уже гривну серебра или семь гривен кунами. Бедные ели мох, желуди, сосну, ильмовый лист, кору липовую, собак, кошек и самые трупы человеческие; некоторые даже убивали людей, чтобы питаться их мясом, но сии злодеи были наказаны смертью. Другие в отчаянии зажигали дама граждан избыточных, имевших хлеб в житницах, и грабили оные; а беспорядок и мятеж только увеличивали бедствие. „Не было жалости в людях, — говорит летописец. Казалось, ни отец сына, ни мать дочери не любят. Сосед соседу не хотел уломить хлеба!“ Но великодушная дружба иноземных купцов отвратила сию погибель. Сведав о бедствии новгородцев, немцы из-за моря спешили к ним с хлебом и, думая более о человеколюбии, нежели о корысти, остановили голод, скоро исчезли ужасные следы его, и народ изъявил живейшую благодарность за такую услугу. Михаил Черниговский, несмотря на заключенный мир во Владимире, дружелюбно принимал новгородских беглецов, врагов Ярославовых, обещая им покровительство. Сам великий князь Георгий оскорбился сим криводушием и выступил с войском к северным пределам черниговским; он возвратился с дороги, но Ярослав, предводительствуя новгородцами, и сыновья Константиновы выжгли Серенск (в нынешней Калужской губернии), осаждали Мосальск и сделали много зла окрестным жителям. Таким образом, древняя семейная вражда возобновилась». [1234 г.] «Ливонские рыцари, пристав к российским мятежникам и захватив близ Оденпе одного чиновника новгородского, дали повод Ярославу разорить окрестности сего города и Дерпта.