Читать онлайн «Постижение истории». Страница 182

Если японскую революцию, свергнувшую режим Токугавы, с одной стороны, можно представить как победу иродианства в том смысле, что ее экономическая и политическая программы вдохновлялись западным примером и были направлены на вестернизацию, с другой стороны, ее можно представить и как триумф зилотизма, поскольку сверхзадачей движения было обеспечение конечной власти над необратимо вестернизующимся миром.

Можно проследить, как в течение четырех столетий японская психологическая реакция на контакты с Западом становилась все более и более раздвоенной. Опираясь на рассмотренные исторические примеры, приходится признать, что подобная раздвоенность реакции – явление типичное. В ряде случаев мы видели, что эти противоположные установки имеют тенденцию чередоваться, периодически сталкиваясь на некоторой промежуточной платформе. Эта янусоподобная двойственность, однако, может дать ключ к толкованию и объяснению отмеченных феноменов. Попытаемся понять суть зилотизма и иродианства, рассматривая их не как отдельные течения, а как стороны одного процесса.

Если проследить истоки и движущие силы этого процесса, можно убедиться, что двойственность его не столь уж удивительна и даже вполне объяснима. Процесс этот не что иное, как контрнаступление на врага, находящегося внутри. Общая цель как зилотских, так и иродианских защитников своего дома – выправить ситуацию, ставшую опасной. Реакция на надвигающуюся угрозу проявляется в различных подходах к решению одной и той же стратегической задачи. Хорошо известно, что нельзя надеяться на достижение реальной практической цели, возведя однажды выработанную тактику борьбы в абсолют, доведя ее до логического абсурда. Если иродианин будет последовательно и упрямо проводить в жизнь свою теорию, не замечая иных идей, он придет в конце концов к самоотрицанию. Даже те иродианские деятели, которые целиком посвятили себя распространению культуры агрессивной цивилизации, дойдя до определенных пределов, убеждались, что дальнейшее продвижение по избранному пути чревато утратой независимости и непрерывности развития общества, за которое они в ответе. Иродиане-непротивленцы, деятельность которых не была ограничена политической ответственностью, обычно стремились сохранить какой-либо элемент своей традиционной культуры, например религию или свидетельства исторической памяти о былых победах своего общества. Равным образом каждый здравомыслящий зилот вынужден делать уступки иродианству, чтобы избежать печальной судьбы пасть жертвой самого себя. В этом смысле зилотская и иродианская платформы не столь уж удалены друг от друга. Если справедливо заключение, согласно которому контраст между зилотством и иродианством скрывает их родственные черты и что эти две психологические реакции на вторжение чужой культуры всего лишь вариации на одну и ту же тему, значит, следует искать то общее, что проистекает из их политики. Фактически мы уже определили, что, безусловно, общим для зилотства и иродианства является их конечное поражение.

Безуспешность зилото-иродианского ответа на вызов культурного нападения мы уже показали на ряде исторических примеров. Так, при столкновении еврейства с посталександровым эллинизмом ни один из указанных путей не вывел еврейство на решение эллинской проблемы. Ирод Великий и его школа иродиан оказались не в состоянии убедить или заставить своих зилотски настроенных соотечественников сохранить политическую автономию под римской гегемонией, что могло дать палестинскому еврейству шанс выжить в контакте с эллинизмом, не теряя при этом своей самобытности. Зилоты вполне преуспели в подрыве политики иродианства и привели в конце концов палестинское еврейство к погибели, что, впрочем, иродиане предвидели, считая подобный исход неизбежным следствием политики зилотов. Катастрофы 70 и 135 гг. н.э. доказали как полный крах иродианства, напрасно уповавшего на возможность культурного компромисса между иудаизмом и эллинизмом, так и безумство зилотства, приведшего к столь позорному концу, что даже священный город Иерусалим лишился своего исторического имени. После такого несчастья евреям оставалось одно из двух: либо отказаться от иудаизма и перейти в христианство, либо окунуться в диаспорное фарисейство.

Обреченность зилотства и иродианства можно объяснить, если внимательно проанализировать природу этих двух установок, а также исторический контекст, в котором они зарождаются. Как мы уже говорили, на практике это прежде всего оборонительные попытки с целью избегнуть нежелательного развития ситуации, введя свой динамический элемент в общественную жизнь. Действие чуждых сил, вторгающихся в общество извне, аналогично действию внутренних сил, поднимающихся изнутри, а мы уже не раз наблюдали, что неспособность контролировать возникающие напряжения приводит либо к революции, либо к разгулу преступности. Зилотство и иродианство заведомо обречены, поскольку они ошибочно отождествляют поверхностные признаки вторжения с глубоко лежащей сущностью межкультурной коллизии. Зилот, подобно архаисту, пытается заморозить ситуацию, а иродианин примеряет к себе культурную программу пришельца. Однако эти замаскированные маневры не могут даже затормозить победоносного продвижения противника. Таким образом, ответы обречены на неудачу.

Однако даже победоносное шествие истощает силы, поэтому победа, как правило, оказывается в конце концов эфемерной. Наоборот, сторона, подвергшаяся нападению, отступая, постепенно оказывается на территории врага.

В истории столкновения эллинской и сирийской цивилизаций новое, родившееся из конфликта эллинизма с иудаизмом, обогатило религиозные учения, практику и институты. Эллинско-сирийский «культурный компост» стал благодатной почвой для рождения христианства и ислама. Современное столкновение между Западом и всеми остальными незападными цивилизациями может дать еще более сложный и, возможно, более плодотворный «культурный компост», после того как исчезнет западное, без сомнения эфемерное, превосходство.

Сегодня весь мир опутан сетью западных технологий – военной и гражданской. Это кажущееся объединение человечества предопределило весьма драматическую судьбу многих обществ. Западное общество, а также вестернизированные или частично вестернизированные общества охватывают ныне не более четверти всего человечества. Три четверти человечества – это крестьянство с уровнем технологии каменного века. Полярные противоположности представлены сверхпромышленными западными странами, с одной стороны, и Китаем – с другой.

Ультразападный и китайский образы жизни потенциально саморазрушительны. Западный образ жизни взрывоопасен; китайский (имеется в виду традиционный китайский образ жизни) – окаменел. При всей их противоположности оба эти образа жизни несут в себе нечто неизбежное для судеб человечества. Если нынешнее доминирование Запада будет продолжаться, что наиболее вероятно в свете последних событий, а значит, будет продолжаться и процесс объединения и слияния культур, то, возможно, западный динамизм соединится с китайской стабильностью в сбалансированных пропорциях, а это в свою очередь породит новый образ жизни, который не только даст человечеству возможность выжить, но и гарантирует ему благополучие.

За последние пятьсот лет Запад не раз демонстрировал, что он способен потрясти мир и пробудить его от оцепенения. Запад, наконец, расшевелил даже Китай, который считался наиболее статичной из всех живых незападных цивилизаций. Китайское общество на 2060 лет превзошло древнеегипетское общество по длительности своего существования, если пределом считать начало опиумной войны 1839 г., и с этого времени кончился период стабильности, продолжавшийся тысячелетия. Если бы древнеегипетское общество дожило до времен, когда мир охватила западная экспансия, то, возможно, оно, как и китайское общество, было бы гальванизировано им. Запад способен гальванизировать и разъединять, но ему не дано стабилизировать и объединять. История Запада была в той же мере нестабильна, в какой китайская и древнеегипетская истории статичны. Разрыв непрерывности между западной историей и историей эллинского общества был намного глубже и заметнее, чем в случае с православно-христианским обществом. В древности наблюдался значительный разрыв непрерывности между эллинской историей и историей предшествовавшего ему Эгейского общества. Древнеегипетское общество, сформировавшись раньше, чем Эгейское, продолжало жить до конца эллинистической истории; а китайское общество оформилось раньше, чем эллинское, и существует по сей день, несмотря на усиливающееся давление Запада.

Если обратить внимание на внутреннюю историю западного общества, то мы увидим, что оно было политически расколото с момента падения Римской империи, то есть в течение пятнадцати веков. Насколько нам известно, ни одна другая цивилизация не пребывала в состоянии политической разобщенности столь длительное время. К тому же западная политическая разобщенность усугублялась религиозной разобщенностью, а с приходом промышленной революции – классовыми конфликтами, еще более сильными, чем конфликт между крестьянством и «верхами» в доиндустриальных обществах.