Читать онлайн «Постижение истории». Страница 147

То, чего удалось добиться правительству Сун в 546 г. до н.э. позволило мудрецу, рожденному в следующем поколении в соседнем центральном государстве Лу, обессмертить себя в своем нетленном творчестве. Конфуций посвятил всю свою жизнь делу спасения китайского общества от самоубийства через наставление его правителей на философски архаический путь. Однако личный опыт Конфуция лишь передает меру оживления, охватившего общество накануне конференции 546 г. до н.э. Следует помнить, что Конфуций вошел в историю ярчайшим примером того, что нет пророка в своем отечестве. Мудрец, слава которого пережила не только века, но и тысячелетия, оказался неспособным привлечь к себе внимание хотя бы одного из современных ему правителей. И если потомки оценили по достоинству мудрость рекомендаций Конфуция и попытались применить их для лечения китайских бед, не следует удивляться, что поколение, которое отказалось принять эти целебные средства, ввергло себя в катастрофу еще более серьезную, чем поражение, подкосившее их отцов.

Первые признаки новой смуты появились еще при жизни Конфуция. Например, договор 546 г. был нарушен Чу в 538 г. до н.э. Однако самым разрушительным фактором, подорвавшим стабильность всего китайского общества, стало падение царства Цзинь. Эта северная великая держава, первой из китайских государств милитаризировавшая свою жизнь, стала первым государством, разлетевшимся на куски. С 573 г. до н.э. обнаруживаются признаки того, что центральное правительство Цзинь теряет свою власть над окрестными землями, а с 497 г. до н.э. ослабление центральной власти переросло в процесс внутреннего распада. В течение V в. до н.э. царство постепенно растворялось, пока не превратилось в непрочный союз отдельных небольших феодов. Приблизительно в 424 г. до н.э. Цзинь распалось на три государства-преемника [583], что было зафиксировано в дипломатических документах в 403 г. до н.э. Это и послужило сигналом для начала новой братоубийственной войны, охватившей китайский мир. Однако война теперь велась на более обширной площади и была более истребительной, чем в доконфуцианские времена.

Таким образом, в китайской, как и в эллинистической, истории можно зафиксировать одно ощутимое оживление и одно явное падение между первоначальным надломом общества и созданием его Pax Oecumenica. Выявив наличие спадов и оживлений, мы легко убедимся, что разрыв в непрерывности в китайском мире также отмечен междуцарствием, которое захватило период между падением династии Старшей Хань и созданием новой династии, самозванно принявшей имя Младшая Хань, что должно было закамуфлировать недостаток законных прав нового властелина на трон. Исторический факт наличия междуцарствия показывает, что непрерывность была фикцией и что период анархии фактически был более продолжителен, чем это можно вывести из документов. Старшая Хань упустила бразды правления приблизительно за полстолетия до того, как она потеряла и сам трон, отдав его узурпатору Ван Ману.

Можно обнаружить, что новый резкий надлом, наступивший к концу II в. н.э., когда пала Старшая Хань, стал четвертым крушением, если вести счет от первоначальной катастрофы 634-628 гг. до н.э. Поскольку это четвертое крушение не было успешно вылечено слабым оживлением времен объединенной империи Цинь, стало быть, число тактов движения Спада-и-Оживления, характеризующих процесс распада китайского общества, составляет три с половиной, как это наблюдалось и в эллинской истории.

Если перейти от китайской истории к шумерской, то здесь можно также усмотреть повторения аналогичной схемы. В ходе шумерского смутного времени такт Спад-и-Оживление ощутим отчетливо, хотя и слабо, тогда как период жизни шумерского универсального государства отмечен тактом Спада-и-Оживления, имеющим весьма резкий характер.

Если датировать начало смутного времени жизнью Лугальзаггеси, царя г. Урука и всего Шумера (ок. 2677-2653 до н.э.) [584] а окончание его отнести к основанию шумерского универсального государства Ур-Енгуром (ок. 2298-2281 до н.э.), то можно заметить по крайней мере один симптом оживления, выразившийся во внезапном и удивительном расцвете изобразительного искусства, который пришелся на время между правлением Нарамсина, царя Аккада (ок. 2234-2200 до н.э.), и его предшественника Саргона (ок. 2652-2597 до н.э.). Однако успехи в области развития искусств не сопровождались отказом от милитаризма, о чем свидетельствуют сами предметы искусства. Сцена, изображенная на знаменитой колонне Нарамсина [585], рассказывает о судьбе, постигшей последователей героя. После смерти Нарамсина Аккад пережил потрясения, затронувшие все этажи власти. Через шестьдесят два года скипетр вернулся из Аккада в Урук; а через восемьдесят восемь лет варвары, в свое время остановленные и уничтоженные Нарамсином в их родной горной цитадели, взяли реванш, спустившись в долины Сеннаара и навязав свое правление Аккаду и Шумеру. Период варварского господства, который являл собой второй пароксизм шумерского смутного времени, продолжался в течение 124 лет (ок. 2429 – 2306 до н.э.), до тех пор пока Ур-Енгуру не удалось создать Pax Shumerica [586].

Временной интервал этого Pax Shumerica пролегает между восхождением Ур-Енгура (ок. 2298 до н, э.) и смертью Хаммурапи (ок. 1905 до н.э.). Однако если проанализировать ход шумерской истории между этими двумя датами, то мы увидим, что «мир» этот был весьма хрупок, под ним скрывалась и нарастала всесокрушающая волна анархии. Мир, который удалось установить Ур-Енгуру, не продержался и 118 лет. Он был прерван неожиданно и насильственно в 2180 г. до н.э., когда повстанцы-эламиты одержали победу и захватили в плен императора. После этого «империя четырех сторон» распалась. Победоносная провинция Элам не только восстановила свою независимость, но и распространила свое правление на часть территории Сеннаара. В уцелевших частях Сеннаара традиция империи Ур поддерживалась «царством двух земель» со столицей в Исине, но этот осколок шумерского универсального государства не был достаточно сильным, чтобы удерживать под своей властью провинции, не попавшие в руки эламитов [587].

Первым признаком перехода от процесса распада к консолидации было завоевание и аннексия империи Исина городом-государством Ларса, что произошло приблизительно в 1954-1948 гг. до н.э. Работа по воссоединению была завершена в 1918 г. до н.э., когда Римсин из Ларсы, эламитский завоеватель Исина, был свергнут в свою очередь аморитским царем Вавилона Хаммурапи [588]. Благодаря этой победе Хаммурапи стал считаться преемником Ур-Енгура. Был момент, когда он действительно собрал под своей властью «империю четырех сторон», включая Элам. Однако восстановленный Хаммурапи Pax Shumerica оказался весьма эфемерным. Едва его творец сошел в могилу, как шумерское общество было сметено четвертым, и последним, крушением, после которого оно уже не восстало.

Отправным пунктом настоящей книги было изучение полей исторического исследования, которые бы сами по себе обладали умопостигаемостью в рамках некоторого фиксированного Пространства и Времени. Путем эмпирического анализа мы пришли к обнаружению самостоятельных единиц, которые мы назвали цивилизациями. Затем мы приступили к сравнительному изучению генезисов, роста, надломов и распадов двадцати одной цивилизации, которые нам удалось идентифицировать на материалах обозримой и документированной истории Человечества.

Следует признать, что время от времени мы сталкивались с определенными трудностями, что наводит на мысль, что избранный нами ключ не может открыть все двери на пути нашего интеллектуального поиска.

Уже с самого начала, идентифицируя представителей различных видов обществ, мы обнаружили, что некоторые цивилизации были связаны между собой нитями более прочными, чем обычные связи, позволяющие относить общество к тому или иному виду. Мы определили это родство как сыновне-отеческие отношения и, проведя некоторый анализ, обнаружили, что общество в процессе своего распада вычленяет из своего тела такие социальные продукты, как доминирующее меньшинство, внутренний и внешний пролетариат. Было выяснено, что доминирующее меньшинство способно дать философию, которая иногда вдохновляет строителей универсального государства, тогда как внутренний пролетариат порождает высшую религию, которая стремится оформиться во вселенскую церковь, а внешний пролетариат оставляет за собой героические века, сотканные из трагедий варварских военных отрядов.

Универсальные государства, вселенские церкви и героические века, таким образом, встречаются не только в современности, но и в разные периоды человеческой истории. Они навязывают цивилизациям отношения более тесные и более индивидуальные, чем отношения, позволяющие отнести ту или иную цивилизацию к тому или иному виду. Отсюда вытекает вопрос, оправданно ли в таком случае изучать эти исторические феномены просто как побочные продукты разложения одной цивилизации, предполагая при этом, что сама цивилизация – единственная цель исторического исследования, не требующая специального обоснования? Теперь, когда мы обнаружили, что универсальные государства, церкви и героические века не могут быть поняты внутри исторического периода развития единственной цивилизации, мы не должны исследовать их, ограничиваясь собственными характеристиками, полагая, что они общезначимы или по крайней мере достаточны.