Читать онлайн «История России с древнейших времен до конца XVII века». Страница 110

Глава 16. РУССКАЯ КУЛЬТУРА КОНЦА XV—XVI в.

Языческие обычаи и христианские верования в жизни населения. И в этот хронологический период культура сельского населения России оставалась во многом такой же, как и в предшествующие столетия. Многочисленные обычаи с их пестрой смесью христианства и язычества продолжали сохраняться. Участники собравшегося в 1551 г. церковного собора с осуждением писали о том, как их паства справляет поминки по умершим: «В Троецкую субботу по селом и по погостам сходятца мужи и жены по жальниках и плачутца по гробам с великим кричанием, и егда начнут играти гудцы и пригудницы, и они же, от плача преставше, начнут скакати и плясати и песни сотонинские пети». Все приурочено к церковному празднику, но то, что происходит, мало отличается от тризны по покойникам в еще языческой Руси. Их возмущало и то, что и на свадьбах перед священником с крестом идут «смехотворцы и гусельники и бесовские песни поют». По стране ходили носители этой традиционной народной культуры — скоморохи «ватагами многими до штидесяти и до семидесяти и до ста человек». Все, однако, ограничивалось резким осуждением этих явлений и предписаниями священникам не допускать ничего подобного, что те явно были не в состоянии сделать.

Вместе с тем решения собора говорят о том, что длительная деятельность церкви по воспитанию населения в духе христианских заповедей не осталась безрезультатной. Царь Иван IV с тревогой обращал внимание отцов собора на то, что «по погостом и по селом ходят лживые пророки, мужики, и жонки, и девки, и старые бабы, и наги и босы и бороды отрастив и роспустя, трясутся и убиваютца и сказывают, что им являетца святая Пятница и святая Анастасия, они же заповедают Христианом в среду и в пятницу ручного дела не делати, и женам не прясти и платья не мыти». Очевидно, что речь идет о людях из самых низов общества, не только мужчинах, но и женщинах, а их высказывания и действия, хотя и не соответствующие тому, чему учит церковь, представляют собой результат самостоятельных размышлений над истинами христианского учения.

«Домострой» — памятник культуры городского населения. В конце XV—XVI в., как и в предшествующий период, не появилось литературных памятников, отражавших особые интересы городского торгово-ремесленного населения. Однако сохранился памятник, который позволяет ближе познакомиться с некоторыми взглядами и образом жизни верхов городского населения. Это «Домострой» — свод наставлений и советов по ведению дома и хозяйства. Они адресованы владельцу большой городской усадьбы, на территории которой могут жить зависимые от него ремесленники. Как видно из наставлений и советов, жизнь русского средневекового горожанина на его усадьбе — деревянном дворе, окруженном огородами и другими угодьями, была в гораздо большей степени, чем в других европейских странах, близка к жизни сельского жителя и во многом строилась по аналогичным нормам жизни, характерным для патриархальной семьи. От европейских памятников подобного типа «Домострой» отличается отсутствием советов и наставлений, как приумножить находящееся в руках владельца богатство. Все советы создателя «Домостроя» направлены на то, как сберегать и экономить, избегая ненужных расходов. Среди его наставлений находим и совет вовремя уплачивать государевы подати во избежание многих тяжелых последствий.

Формы исторической памяти в устной культуре: героический эпос и исторические песни. Воинские повести. Духовной пищей и городского, и сельского населения России, и значительной части светской знати продолжал оставаться народный героический эпос. Новым стало появление в это время первых литературных обработок эпических сюжетов, таких, как «Повесть о Сухане» или «Сказание о киевских богатырях». Как представляется, в городской и дворянской среде должны были продолжать пользоваться признанием «воинские повести», в которых сочетались традиции религиозной книжности с традициями народной героической поэзии. Выдающимся памятником такого рода стало наиболее распространенное повествование о Куликовской битве, веками формировавшее представления русских людей об этом событии — «Сказание о Мамаевом побоище», созданное в начале XVI столетия. К XVI в. относится окончательное оформление и повестей о страшных событиях монгольского нашествия, как, например, «Повесть о разорении Рязани Батыем»; в вошедшем в ее состав рассказе о богатыре Евпатии Коловрате, нанесшем большой урон татарскому войску, особенно ясно ощущается влияние народной героической поэзии.

Если «воинские повести» XVI в. продолжали традиции предшествующего времени, то совершенно новыми памятниками стали «исторические песни», отражавшие отношение людей к лицам и событиям современной истории: о взятии Казани, о Иване Г розном, приказывающем убить своего сына, и др. В этих песнях персонажи выступают уже как обычные люди, без признаков героической гиперболизации, характерной для былин.

«Ученая» культура в жизни светского общества. В жизнь социальных верхов светского общества, прежде всего московской аристократии и чиновничества, конец XV—XVI в. внес существенные перемены, связанные с активным приобщением представителей этих кругов к «ученой» культуре, которая ранее в древнерусском обществе была почти исключительно продуктом деятельности духовных лиц. Когда в конце второго десятилетия XVI в. в Москве поселился приехавший с Афона Максим Грек, постоянными обитателями его кельи стал целый ряд молодых аристократов, хотевших с его помощью приобщиться к традициям византийской образованности. Позднее один из них, В. М. Тучков, по просьбе новгородского архиепископа создал новую редакцию жития новгородского святого Михаила Клопского, использовав при переделке текста, написанного «простым» языком, весь арсенал приемов византийской риторики. Он не был исключением. В конце XVI столетия старший сын Ивана IV царевич Иван Иванович по просьбе ряда духовных лиц произвел аналогичную переделку жития Антония Сийского и написал службу этому святому. В середине XVI в. первый начальник Посольского приказа дьяк Иван Михайлович Висковатый проявил незаурядные познания в богословии, критикуя иконографию образов, написанных для кремлевских соборов после пожара Москвы в 1547 г. Наиболее полно этот новый для древнерусской культуры тип представителя светской элиты, профессионально владеющего разными формами деятельности, связанными с функционированием «ученой» культуры, воплотился в личности Ивана IV, автора духовных песнопений и антипротестантской полемики, получившего у младших современников почетное прозвище — «словесной мудрости ритор».

Внецерковное знание в духовной жизни светской элиты. Другим важным явлением в духовной жизни светской элиты русского общества конца XV—XVI в. стал ее интерес к внецерковному и даже прямо осуждавшемуся церковью знанию.

Первые проявления таких стремлений могут быть отмечены в связи с интересом, который проявил сам Иван III и ряд лиц из его окружения (в том числе влиятельные дьяки братья Иван-Волк и Федор Курицыны) к приверженцам появившейся в России в конце XV в. ереси «жидовствующих». В самих еретиках православное духовенство видело приверженцев иудаизма, но из сочинений главного обличителя еретиков Иосифа Волоцкого видно, что интерес великого князя к ним вызывало не их вероучение, а «тайное знание», которым они обладали: «звездозаконию бо прилежаху... и астрологы и чародейству и чернокнижию». Это были неизвестные ранее Древней Руси виды «тайного» знания, осуждавшиеся церковью, но сулившие успехи в мирских делах, благодаря предвидению будущего, что и привлекло к ним внимание Ивана III.

Хотя еретики (а в их числе и Иван-Волк Курицын) в начале XVI в. были осуждены и сожжены на кострах, увлечение светской элиты «тайным» знанием на этом отнюдь не прекратилось. Оружничий Василия III Федор Иванович Карпов во втором десятилетии XVI в. доказывал в полемике с Максимом Греком, что, хотя астрология и осуждается церковью, она «нужна царям», так как благодаря советам астрологов они достигают успеха в государственных делах. В решениях церковного собора 1551 г. перечислялся целый перечень сочинений по астрологии, которые христианам запрещалось читать и держать у себя: «Шестокрыл, Альманах, Звездочет, Аристотелевы врата». Этот устойчивый интерес к «тайному» знанию говорил о появлении у части светской верхушки общества таких духовных потребностей, которые не могло удовлетворить предлагавшееся церковью традиционное знание.

О появлении в этой среде новых духовных потребностей говорит и отзвук, который получили здесь веяния Реформации, к середине XVI в. широко распространившейся на соседивших с Россией белорусских и украинских землях. Под влиянием приехавших в Москву «ляхов» сын боярский великокняжеского двора Матвей Башкин стал самостоятельно читать Апостол и Евангелие и в результате отпустил на волю своих холопов, решив, что их несвобода противоречит учению Евангелия. Размах новых явлений не следует преувеличивать, они охватывали лишь небольшую часть светской верхушки русского общества, связанную с великокняжеским двором и Москвой, но их появление — симптом перемен, которые более ярко обозначатся в следующем, XVII столетии.