Читать онлайн «Сочинения». Страница 31

Но, может быть, скажет иной, что иудеи не только не содействовали учению о Христе, а даже крайне противодействовали и служили препятствием для язычников, хотевших уверовать. Напротив того, если кто пожелает исследовать сие в точности, то найдет, что самое противление иудеев способствовало вере язычников, потому что беседа с иудеями и доказательства, приводимые из Закона и Пророков, как служили ясным обличением неразумия иудеев, так показывали язычникам, что христианский образ жизни проповедуем был издревле. И свидетельство, заимствованное у врагов, делало достоверным проповедуемое учение. Проповедники сего учения выставляли на среду и патриарха Авраама, приявшего сии обетования, и Исаака — этот плод обетования, и Иакова, получившего от отца сие благословение, и Иуду, преемственно наследовавшего то же отеческое благословение, и Моисея, о сем предрекшего, и царя Давида, то же предвещавшего, и Исаию, и Иеремию, о том же пророчествовавших, и Иезекииля, и Даниила, сие же провозгласивших Духом, и весь сонм Пророков, ясно предуказавших сбывшееся с нами. И слышавшие, видя, что иудеи сами признают вещания сии Божественными, а также усматривая благодеяния, совершаемые именем Христовым, и сии знамения приемля залогом преподаваемого учения, легко принимали проповедь, веровали в проповедуемого Бога, гнушались же превратных иудейских толков. Поэтому непокорность Иудеев не только не служила препятствием Божественной проповеди, но тем самым, что они предпринимали противодействовать, придавала достоверность учению, потому что противоречие понуждало выставлять на среду Господни свидетельства, а свидетельства сии обличали ложь и открывали свет истины.

Посему Бог всяческих издревле продолжал домостроительство спасения человеков и прилагал о сем попечение, приличное каждому времени. Сему научая, блаженный Павел сказал: в елико время наследник млад есть, ничимже лучший есть раба, Господь сый всех: но под повелители и приставники есть даже до нарока отча. Такожде и мы, егда бехом млади, под стихиами бехом мира порабощени: егда же прииде кончина лета, посла Бог Сына Своего Единороднаго, раждаемаго от Жены, бываема под законом, да подзаконныя искупит, да всыновление восприимем (Гал.4:1–5). А что к сему домостроительству приступил Бог, не по принятому Им вновь усмотрению, но так постановил Он изначала, сему да научит нас тот же свидетель, который в послании к Коринфянам пишет: Премудрость же глаголем в совершенных, премудрость же не века сего, ни князей века сего престающих, но глаголем премудрость Божию в тайне сокровенную, юже предустави Бог прежде век в славу нашу, юже никтоже от князей века сего разуме: аще бо быша разумели, не быша Господа славы распяли (1 Кор.2:6–8). Ибо не из зависти к благоденствию людей доставили им случай к сему приобретению высочайшего блаженства, но не зная цели сей тайны, восстали на Спасителя душ наших и невольно соделались для нас снабдителями высочайших благ. Посему, хотя тайна была сокровенна, но предопределена прежде веков.

А поэтому, уведав сие, дознав на все простирающееся Божие Промышление, усматривая неизмеримое человеколюбие, видя безмерное милосердие, престаньте неистовствовать против Создателя, научитесь песнословить Благодетеля, благопризнательным словом воздайте за великие благодеяния. Пожрите Ему жертву хвалы (Пс.106:22), не скверните языка хулою, соделайте его орудием песнопения, как на сие он и устроен. Поклоняйтесь тем Божиим смотрениям, которые видимы, и не любопытствуйте о тех, которые сокровенны, но ожидайте дознания, которое будет в свое время. Когда совлечемся страстей, тогда приобретется совершенное ведение. Не подражайте Адаму, который отважился вкусить запрещенных плодов, не касайтесь сокровенного, но ведение сего предоставьте надлежащему времени. Послушайтесь премудрого, который говорит: несть рещи: что сие; на что сие; вся бо на потребу их создана быша (Сир.39:27). Посему отовсюду собирая поводы к песнословиям и срастворив их в одно песнопение, вознесите оное с нами Творцу, и Благодаятелю, и Спасителю Христу, Истинному Богу нашему. Ему слава и поклонение, и велелепие в нескончаемые веки веков! Аминь.

Каковы подвижники добродетели, сколько заслужили венцов и как они блистательны, сие ясно видно из написанных нами о них повествований [ [2]]. Ибо если в сих повествованиях и не все исчислены подвиги их, то и немногого достаточно, чтобы показать отличительную черту целой их жизни, потому что и оселок, не тратя всего подносимого к нему золота, но несколько будучи потерт об оное, показывает его добротность или малодобротность.

Так же и стрелка по немногим пущенным им стрелам с точностию узнает иной, хорошо ли будет он попадать в цель или станет стрелять мимо по неопытности в искусстве.

Так же можно распознавать (не буду говорить о каждом порознь) и других искусников: скороходов, представителей трагедий, кормчих, кораблестроителей, врачей, земледельцев и вообще всякого другого, каким кто занимается искусством. Достаточно малого испытания, чтобы показать знающих искусство и обличить невежество носящих на себе только имя знающего. Поэтому, как сказал я, если описано и немногое из того, в чем преуспел каждый, и сего достаточно к изучению всего образа жизни.

В настоящем же слове надлежит нам исследовать, разыскать и в точности дознать, по каким побуждениям подвижники предпочитали этот образ жизни и какими водясь помыслами, достигали самого верха любомудрия.

Что не на телесную надеясь крепость, возлюбили то, что выше естества человеческого, превзошли положенные ему законы, преодолели преграды, поставляемые подвижникам благочестия, учитель в этом — ясный опыт, потому что никто из не приобретших сего любомудрия никогда не оказывал их терпения.

Если и пастухи мокнут под дождем, то не всегда. Живут они и в пещерах, но входят и в домы, и ноги прикрывают обувью, другие части тела одевают теплыми одеждами, раза два–три, а иногда и четыре, в день вкушают пищу. Мясо же и вино лучше всякого очага согревают тело; такая пища, когда будет переварена, как бы процеженная сквозь узкое горло сосуда, вошедши в печень и претворившись там в кровь, кровеносною трубчатою жилою поступает в сердце, оттуда же, нагревшись как бы водопроводами какими, рассеянными кровеносными жилами проходит во все части тела; и куда ни достигает, не орошает только, но и разгорячает подобно огню и лучше пышных одежд согревает тело. Ибо не рубаха, не нижняя и верхняя одежда, как предполагают иные, сообщают телу теплоту, иначе одежды сии согревали бы и дерево, и камень, когда на них наложены, но никто никогда не видал, чтобы дерево или камень согрелись под одеждами.

Поэтому телу не они сообщают теплоту; напротив того, они сохраняют теплоту тела и как ограждают от приражения холодного воздуха, так, принимая в себя исходящие из тела испарения, сами нагреваются ими и, нагретые, покрывают собою тело. Свидетель сему — опыт; нередко, ложась на холодное ложе, прикосновением тела делаем теплою постель, которая незадолго была холодна. Посему пища больше всякой одежды согревает тело, и вкушающие ее в сытость имеют достаточную защиту от приражений стужи, потому что вооружают ею тело и приводят его в состояние выносить холодное время года.

Но те, которые не каждый день принимают пищу и питие, а когда вкушают, не ждут насыщения, но обуздывают сильный позыв на пищу, да и едят не то, что может согревать тело, а или питаются злаками, подобно безсловесным, или употребляют одни моченые овощи, могут ли в такой пище почерпнуть для себя какую–либо теплоту? Прибудет ли от этого сколько–нибудь капель или какая–нибудь капля крови?

Поэтому состояние других нимало не походит на состояние подвижников. И одежда у тех и других не одна и та же, потому что у подвижников одежда самая грубая и всего менее способная согревать. И питание не одинаковое, но прямо противоположное. Пастухам и другим, занимающимся чем–либо подобным, всякое время есть время принятия пищи, потому что определяется оно пожеланием, и если рано утром нападет голод, немедленно принимаются за пищу и едят, что случится, ибо у них нет устава это есть, а этого никак не есть, напротив того, чего ни пожелают, все вкушают небоязненно. А здесь все определено: и дни, и времена, и род, и мера пищи; а насыщения пищею не положено.

Посему никто из недовольных своею участью да не покушается, выставляя нам на вид земледельцев, пастухов и гребцов, умалять подвиги величайших сих подвижников. Ибо земледелец, утрудившись днем, покоится ночью дома, и жена оказывает ему всякие услуги. И пастух точно так же пользуется всем тем, о чем сказали мы прежде. И служащий на корабле подвергает тело солнечным лучам, но облегчение телу находит в водах: купается, сколько хочет, и прохладою вод пользуется, как целебным врачевством от зноя лучей. А подвижники ни от кого не пользуются никакою услугой, потому что живут не с женами, которые придумывают всяческое утешение мужьям; и когда приражается к ним знойный луч солнца, не ищут освежения в воде; и в зимнее время не обороняют себя пищею от стужи; и ночного отдыха не обращают как бы в некое врачевство от дневных трудов. У них ночные подвиги и тяжелее, и многочисленнее дневных, потому что вступают в борьбу со сном и не уступают ему над собою сладкой победы, но одолевают приятное его преобладание и совершают всенощное песнопение Владыке. Посему никто из ненаучившихся любомудрию подвижников не оказывал их терпения.