Читать онлайн «Византия и Московская Русь». Страница 47

Все это подтверждает, что Киприан верно понял завещание Алексия, о чем речь ниже: в высшей степени сомнительно, чтобы митрополит поддался давлению боярской партии и согласился с назначением Михаила–Митяя, санкционируя тем самым разделение митрополии.

В течение нескольких последовавших за поставлением Киприана в митрополиты Киевские лет главные участники великой русской драмы покинули историческую сцену. В 1376 году прогенуэзский император Андроник IV отстранил патриарха Филофея. В 1377 году умер Ольгерд Литовский, оставив княжество своему сыну Ягайло. Наконец, 12 февраля 1378 года скончался восьмидесятилетний святитель Алексий. Его смерть вызвала новый продолжительный кризис в русско–византийских отношениях.

1. Византия, Генуя и Золотая Орда

Выше мы говорили о значении генуэзских и венецианских поселений на северных берегах Черного моря для понимания восточноевропейской истории XIV века. Византийская империя не могла принимать важных внешнеполитических решений, затрагивавших итальянские интересы, без одобрения Венеции или Генуи: ведь генуэзцы владели Галатой, а венецианцы крепко держались в Эгейском море и Крыму. Однако жестокое соперничество этих двух итальянских республик подчас давало византийцам возможность лавировать. Иоанн VI Кантакузин (1347–1354 гг.) пытался избавить Византию от генуэзской хватки с помощью венецианцев, но потерпел провал. Генуэзцы, при помощи усиливавшихся оттоманских турок, — которым предложили определенные экономические выгоды, — в 1354 году добились ухода Кантакузина и возвращения Иоанна V.

За безуспешной поездкой Иоанна V в Рим (1369–1370 гг.), которая показала, что даже обратившемуся в римскую веру императору папство не может оказать помощи или хотя бы положить конец изнуряющей конкуренции Венеции и Генуи, последовала ошеломительная победа султана Мурада над сербами, которая обеспечила туркам контроль над большей частью Балканского полуострова. В 1372–1373 годах Иоанн V заключил с Мурадом договор, который практически сделал его вассалом турок.

Изменившаяся ситуация не прекратила борьбы итальянских республик. Только теперь Венеция и Генуя имели дело с Мурадом, а не с византийцами и при помощи турок смещали и назначали византийских императоров. Так, в 1376 году генуэзцы низложили — с турецкой помощью — императора Иоанна V, который отдал Венеции остров Тенедос, и возвели на трон его сына Андроника IV, обещавшего этот же остров Генуе. Выше мы видели, что насущные торговые интересы Генуи требовали взаимодействия с Золотой Ордой. Поэтому вполне естественно, что генуэзские дипломаты и купцы готовы были помогать татарам сохранить их господство на Руси. Сведения о деятельности генуэзцев в Москве очень скудны, [579] но русские летописи упоминают «сурожан» (т. е. жителей Сурожа, Сугдеи), политические цели которых, в отличие от их национальности, совершенно очевидны. [580] После 1370 года они активно сопротивлялись планам примирения Москвы, Твери и Литвы, которые вынашивали патриарх Филофей и его посол Киприан и которые угрожали власти Мамая над Русью. В 1374 году, когда примирение, казалось, было достигнуто, Некомат Сурожанин, в сопровождении татарского посла, сновал между Москвой, Тверью и Литвой и в конце концов привез из Орды грамоту, объявлявшую Михаила Тверского великим князем. Тогда Михаил Александрович нарушил клятвенное обещание о мире и союзничестве с московским князем. [581] За покорением Твери москвичами в 1375 году — это был явный вызов Мамаю — последовали годы колебаний со стороны князя Дмитрия Ивановича. Боярская партия в Москве хотела традиционной лояльности по отношению к Орде. В прошлом Византия и церковь поддерживали эту стратегию, но теперь против нее выступали Филофей, Киприан и их друзья–монахи в Москве, желавшие мира с Литвой и свержения татарского ига. Дмитрий был вынужден искать Алексию такого преемника, который бы проводил протатарскую политику, даже если при этом будет страдать православное население Литвы и единству митрополии наступит конец. Но, чтобы иметь такого митрополита, надо было отвергнуть Киприана. Источники несколько раз упоминают генуэзские деньги, употреблявшиеся для поддержки «московского» митрополита, что показывает, насколько активно генуэзские торговцы были вовлечены в византийскую и русскую церковную политику.

С 1375–го по 1380 год велись активные дипломатические маневры. Мамай и его генуэзские союзники старались с помощью дипломатии и денег восстановить прежнее господство татар над теряющим терпенье русским народом. Обе стороны желали — и боялись — прямого военного столкновения. Военные стычки происходили с переменным успехом. [582] Наконец, в 1380 году Мамай решил покончить с Москвой и, как это часто делали в прошлом его предшественники, сокрушить русских одним мощным ударом. Конечно, эти события затрагивали перспективы византийского религиозного, культурного и политического присутствия на Руси. До 1376 года крепкая рука патриарха Филофея такое присутствие успешно обеспечивала. Несмотря на унизительное положение императора Иоанна V, патриарх мог проводить в России совершенно самостоятельную политику, в частности, через посредство своего друга и посла Киприана. Эта политика заключалась в сохранении единства митрополии, а после 1370 года имела также в виду примирение Москвы и Литвы в целях совместной борьбы с Ордой. Внутренние неурядицы в Сарае и усиление Москвы убедили Филофея, что лояльность по отношению к татарам более не имеет смысла и что для церкви она означает потерю юго–западных епархий и угрозу подчинения латинству православных Литвы и «Малой Руси». В лояльности по отношению к Орде были заинтересованы только генуэзцы, но их Филофей, как и его друг Кантакузин, всегда ненавидел, — генуэзцы в Галате, генуэзцы, распоряжающиеся всей хозяйственной жизнью Византии, были настоящим воплощением унижения империи. Но, увы, дальновидные замыслы Филофея, Киприана и московской монашеской партии казались нереальными большей части правившей в Москве боярской верхушки, привыкшей, что церковь считает интересы великого княжества своими, и видевшей в литовцах чуть ли не больших врагов, чем татары. Князь Дмитрий Иванович, вплоть до смерти, последовавшей в 1389 году, колебался, ища поддержки то с одной, то с другой стороны. Несмотря на славу национального героя, он, как кажется, не имел достаточной последовательности и целеустремленности. Кризис русско–византийских отношений (1378–1390 гг.) отчасти объясняется его сомнениями и метаниями.

События в Византии также сделали кризис неминуемым. В августе 1376 года Андроник IV, послушное орудие генуэзцев, сверг своего отца Иоанна V и низложил Филофея, который был заключен в монастырь, где через год умер. На его место Андроник самовластно поставил своего кандидата — Макария. [583] Патриархат утратил политическую независимость, которой был обязан сильной личности Филофея. Согласно Киприану, новый патриарх Макарий был назначен «по злой воле» Андроника IV; он был «безумным» и «лишенным разума» человеком, поставленным «вопреки церковной традиции и правилам». [584] Гнев Киприана вполне понятен: он был послан в Россию Филофеем и теперь остался без поддержки со стороны своей родной церкви. Действительно, вскоре он обнаружил, что Константинополь поощряет его противников в Москве.

Оказавшийся в дипломатической изоляции Киприан проявил незаурядную отвагу и целеустремленность. Вскоре после смерти Алексия (12 февраля 1378 года) он отправился в Москву в качестве преемника последнего на кафедре «митрополита всея Руси», в соответствии с условиями, которые были оговорены Филофеем в декабре 1375 года, при его возведении в митрополиты. Об этой поездке рассказывают два письма Киприана. В четверг 3 июня 1378 года он находился в Любуцке, недалеко от границы Московского княжества (приблизительно в 150 километрах к юго–западу от Москвы). Отсюда он послал своим московским друзьям — преп. Сергию Радонежскому и Феодору Симоновскому — письмо с извещением о своем приезде и скрытой просьбой о помощи: «Я еду в Москву к своему сыну, великому князю; я еду с миром и благословением, как когда–то Иосиф ехал к своим братьям от своего отца. Что бы ни говорили обо мне некоторые люди, я не воин, а епископ. Я несу благословение, по словам Господа, который сказал, посылая своих учеников на проповедь: «Принимающий вас Меня принимает» (Мф. 10, 40; Ио. 13: 20). Итак, где вы видите благо, там готовьтесь видеть меня. Я стремлюсь вперед, чтобы видеть вас и получить от вас духовное утешение». [585]

Двадцатью днями позже, на пути в Киев, Киприан опять писал тем же монахам, Сергию и Феодору, после очень короткого и весьма драматического пребывания в Москве. В этом чрезвычайно эмоциональном и субъективном послании содержится единственное описание происшедшего. [586] Из него следует, что митрополит не смог даже встретиться со своими московскими сторонниками и что его адресаты еще не знают о постигших его несчастьях. Киприан горько сетует на их молчание и просит написать ему о том, как они понимают случившееся. Суть его жалоб заключается в следующем.