Читать онлайн «Период самостоятельности Русской Церкви (1589-1881). Патриаршество в России (1589-1720). Отдел первый: 1589-1654». Страница 59

Начало тому уже сделано: согласившись с чернецами, своими помощниками, Рутский захотел вытеснить из Троицкого монастыря настоятеля-архимандрита и оклеветал его пред митрополитом, а митрополит, не дождавшись срока, означенного в позвах на суд, осудил архимандрита заочно, и притом в чужой епархии, т. е. не в митрополитской, а Владимирской, и предал его проклятию и низложению. Протестуя против такого явного оскорбления и стеснения наших прав и самой нашей совести, мы не хочем более иметь отца Ипатия нашим пастырем, а ксендза Велямина Рутского не признаем его наместником и признавать не будем». Вслед за тем протопоп Жашковский вместе с священниками изъял Пречистенский собор, митрополичий дом и все виленские церкви из-под власти Потея и принял в свое ведение. Оставалось отнять у Рутского Троицкий собор, и для этого придумали будто бы такой план: на утреню под воскресенье (4 декабря) в Троицкий монастырь соберутся православные братчики как можно в большом числе, во время великого славословия архимандрит выйдет в полном облачении, со всем Собором и с Рутским на средину церкви и здесь толкнет Рутского в толпу и скажет: «Иди вон, еретик», а толпа схватит его и, выпроводив за дверь, распорядится с ним по своему усмотрению, и тогда Троицкий монастырь перейдет во власть православных. Так по крайней мере рассказывал сам Рутский в своем донесении митрополиту Потею от 4 (14) декабря, присовокупляя, что план этот не удался, потому что он, Рутский, узнал о нем за два дня до воскресенья и известил и виленского воеводу, и бискупа-суфрагана, и магистрат, по распоряжению которых всю ночь под воскресенье ходила по улицам Вильны, особенно вокруг Троицкого и Свято-Духовского монастырей, вооруженная стража и не дала православным исполнить их намерение, хотя само православное братство Святого Духа чрез своих старост протестовало (9 декабря) против Рутского и говорило, что все это его собственная выдумка и клевета на братство и что он напрасно поднимал такую тревогу.

Как бы то ни было, только в Вильне происходило тогда большое волнение. Рутский вновь извещал от 13 (23) декабря бурмистров и радцев, что мещане, вписавшиеся в Свято-Духовское братство, сговорившись с отступниками от унии – Сенчилою, Жашковским и виленскими попами, хотят насильственно овладеть Троицким монастырем и выгнать оттуда его, Рутского, и всех его сторонников. Бурмистры писали к Потею, чтобы он успокоил волнение, произведенное в Вильне столкновением Сенчилы с Рутским. Потей отвечал бурмистрам 14 (24) декабря жалобами и упреками, что его, невинного, так обидели пред глазами бурмистров виленские архимандрит, протопоп и священники, взбунтовавшись против него и отнявши у него все виленские церкви, и просил настоятельно, чтобы бурмистры сжалились над ним в виду такой сделанной ему неправды и не позволяли отпавшим в схизму попам служить в виленских церквах, как находящихся в их подаванье; наконец, извещал, что настоятелем Троицкого монастыря отселе назначает отца Рутского. Секретарь Потея, в «филозофии и в богословии искусный», Гелиаш (Илия) Мороховский, находившийся тогда в Вильне, протестовал 16 (26) декабря в виленском городском суде от имени самого Потея против Сенчилы и Жашковского, священника перенесенского, бывшего протопопа, что они несправедливо обвиняют Потея, будто он вводит какие-то новины, противные вере святой Восточной Церкви, и насильно заставляет принимать унию, несправедливо выкинули его имя из поминаний на святой литургии, несправедливо называют отца Рутского ксендзом римским. А Сенчило, Жашковский и все виленские клирошане вновь протестовали 19 (29) декабря в том же суде против Потея и Рутского за их стремление подавить унию латинством и указывали, между прочим, на то, что еще недавно Потей, приехав в Вильну, издал здесь на польском и русском языке книжку под названием «Гармония», в которой восхваляет все, что только содержит Римский Костел, и порицает все, что содержит Восточная Церковь, а потом издал и другую книжку для принятия в униатские церкви следующих двенадцати артикулов: а) об исхождении Святого Духа и от Сына; б) принимать Соборы Флорентийский и Тридентайский; в) равно принимать и признавать за таинство: Евхаристию на опресноках под одним видом и на квасном хлебе под двумя видами; г) признавать огнь чистилищный по смерти для грешных душ; д) папу Римского признавать старшим князем всего света, наместником Христовым и главою Церкви; е) Священное Писание содержать и проповедовать по толкованию пап; ж) седмь церковных таинств признавать в Костеле Римском, а не в соборной Церкви; з) праздники содержать и святить по установлению Римского Костела; и) принимать все распоряжения Римского Костела и все, что прикажет папа; и) считать наравне нашу церковную литургию и папежскую мшу; к) принимать индульгенции, даваемые папою для избавления от грехов; л) признавать Римский Костел материю и учительницею всех Церквей, без которой никто не может спастись. Из этого протеста можем заключать, что виленские священники доселе не знали, в чем состояла та уния, которая была принята Потеем и Терлецким в Риме и другими владыками на Брестском Соборе; не знали, что униатские владыки в своем исповедании обязались принимать и Флорентийский и Тридентийский Соборы со всеми их постановлениями и вообще принимать все, что содержит и преподает Римская Церковь. Потому-то священникам этим и показались новостию те двенадцать артикулов, которые старался теперь Потей ввести в униатские церкви. Потей и его товарищи, очевидно, доселе обманывали русское духовенство и народ, уверяя, что уния не навязывает им ничего нового, что они остаются при своей прежней вере и обрядах святой Восточной Церкви, а только вместо Цареградского патриарха должны считать своим верховным пастырем папу, – этим-то обманом и увлекались многие в унию, увлекались и виленские пастыри, пока не узнали правду.

С наступлением 1609 г. Потей вновь писал (2 января) виленским бурмистрам, называя их своими послушными сынами, и просил, чтобы они как «благочестивые ктиторы и дозорцы» виленских церквей взяли эти церкви вместе с собором от виленского протопопа и попов, которые, сделавшись изменниками и отступниками и отказавшись повиноваться своему митрополиту, не могут уже без его благословения держать тех церквей и в них священнодействовать, а Сенчилу считали за проклятого и низверженного, не признавали архимандритом и в Троицкий монастырь не допускали. Но послушные сыны не послушались духовного пастыря, не исполнили его воли, да и не до того было. В Варшаве собирался генеральный сейм, от которого и ожидали решения спора, возбужденного тогда в Вильне. С первых чисел января отправились туда послы из Вильны: от всего духовенства – архимандрит Сенчило, иеромонах Павел, воскресенский священник Леонтий и иеродиакон Макарий, а от светских – королевский дворянин Вириковский, староста церковного братства, пан Порошко, пан Воронец и немало других панов. На пути они остановились в местечке Заблудове (ныне Белостокского уезда) у протопопа Нестора Козменича, и остановились не без намерения. Этот отец Нестор был не только протопопом подляшским, т. е. над духовенством Подляшского округа, обнимавшего приблизительно уезды Вольский и Гродненский, но вместе и патриаршим экзархом митрополии Киевской, как сам называл себя и в своих подписях и на своей печати. Когда удостоился он получить от патриарха такое высокое звание, неизвестно, но оно давало отцу Нестору особенное значение и силу в глазах всех православных в Литве и Польше. Виленские послы рассказали ему, как недавно приезжал в Вильну Потей, хотел примириться с своими противниками и предлагал им на письме условия (в известных нам двенадцати артикулах) для принятия в униатские церкви и как, прочитав это писание и увидев в нем явную хулу на святое православие, все виленское духовенство решилось отречься от Потея и не признавать его более своим архипастырем. Козменич немедленно написал окружную грамоту (от 4 января), в которой, изложив, что слышал от виленских послов, именем их и «благословенною ревностию» йот самого себя, как «старый православник», приглашал все литовско-русское духовенство последовать примеру виленского, восстать против Потея, возбуждать против него своих прихожан и отправить на сейм своих послов, чтобы совокупленными силами прогнать «губителя». Голос патриаршего экзарха скоро был услышан. Новогродский протопоп с попами церквей новогродских, также гродненский протопоп с попами гродненскими восстали против Потея и, снесшись с виленскими попами и братчиками новой церкви виленской (т. е. Святого Духа), отказались от повиновения ему, изъяли из-под власти его свои церкви и начали сами ими распоряжаться. То же повторилось отчасти в Минске, Троках, Жировицах и других местах. Потею угрожала страшная опасность: от него могло отпасть все униатское духовенство, и он разом мог потерять все, что доселе было приобретено им с такими трудами. Все это ясно сознавал сам Потей и выразил в своем послании к каким-то своим покровителям и сотрудникам, как можно догадываться по содержанию послания, иезуитам и латинским бискупам. «Мы дожили, – писал он именно в то время, когда противники его собирались на сейм, – до такого несчастного времени, что едва можно найти человека, кому бы довериться, и то со страхом. Настало это и для меня, бедного и со всех сторон окруженного опасностями. Если восстали грозные войны и на св. католический Костел и вселенских пастырей, то тем более на нас и на нашу бедную Церковь, которая, как молодая леторосль, еще так недавно привита к стволу Римского Костела. Вот теперь враги Божия Костела силятся вывернуть ее с корнем, готовятся и вооружаются всеми силами и во вред нам собираются на этот несчастный сейм. Недивно, что так поступают они, но ведь и некоторые католики присоединились к ним единственно для того, чтобы, оставив всех в покое, меня одного лишить всего славного и полезного душе и телу. Кого еще не коснулся бунт, а меня уже сильно обдирают и грабят, злоумышляют и на здоровье мое и на честь. Недавно один схизматик отрубил за эту унию руку моему архимандриту, теперь и другой, некто Летинский, во Львове разрубил руку моему священнику, которого я отправил к католикам по их просьбе в Подгорье, и так ранил ее, что она едва висит. Посему я насилу, и то со страхом, мог отыскать человека, чтобы чрез него донести о моих несчастиях моему милостивому государю. И как они решились теперь устремить на меня все свои силы в надежде исторгнуть у короля повеление к лишению меня всего, то мне не остается ничего, как только прибегнуть к вам, которые обязаны оказывать мне защиту и помощь. Помните ваши обещания, помните мои преклонные лета, помните мои смиренные заслуги и труды на пользу Божьего Костела, помните о вашем и моем пастыре, по милости и воле которого я сижу на этой плачевной кафедре. Помните, прошу вас ради Бога, и об этой унии, для которой с помазанником Божиим так долго вы трудились, и как ваши труды и усилия по всему миру прогремели и были большим утешением для всех католиков; вспомните и о душах этих людей, окутанных схизматическим заблуждением. Им легко меня, бедного, побороть и уничтожить, но что последует за тем, вы сами лучше знаете. Ратуйте же во имя Божие, да пошлет Бог лучшие времена, когда вы не будете сожалеть о своих трудах. Мне уже немного остается жить, я уже дожил до таких лет, когда смерть неизбежно и постоянно находится пред моими глазами, и желал бы спокойно окончить жизнь, не потеряв того, что мне было вверено. И маловажные дела вы представляли св. отцу, так почему же бы не довести до его сведения о таком, от которого зависит все? Я сам отправился бы к нему, но едва живу среди таких смут и трудов, притом же мой старший сын на смертном одре. Умоляю, именем Божиим умоляю, благоволите, милостивые государи, походатайствовать о мне у его королевского величества, в милости которого ко мне я нимало не сомневаюсь. Предлагайте ему такие советы, которые споспешествовали бы благу св. Божия Костела и предохранили бы нас от посмеяния наших врагов, и чтоб не лишились мы всех благ, духовных и телесных, для чего теперь враги наши так устремили на меня все силы свои, что трудно и описать».