Читать онлайн «Оливье Клеман Беседы с патриархом Афинагором». Страница 19

Топкапу Сараи. Сады, нависшие над морем павильоны, альбомы султанов и их миниатюры наводят на мысль о развитом строе чувств. Эта красота иная, отличающаяся от красоты византийской, красота не преображенного эроса, но эроса чувственно утонченного. За нею угадывается животная невинность, соединяющаяся всегда с определенной жестокостью, сексуальность тяжелая, лишенная нежности, но не лишенная ностальгии. Эту ностальгию выражают даже сады: здесь ощущается близость Персии, где сад носит имя пардес, парадиз… Сады, просвечиваемые насквозь, не густые, но глухо заросшие разнообразной зеленью, где каждое дерево, каждый цветок одиноко возносит себя в четырехугольном пространстве. Это пространство повсюду пронизано тихо пламенеющими розами и соразмерно посаженными хвойными деревьями, как бы раскрытыми жарой в их сокровенной сущности, ибо этот сад — сад запахов… В конце XVII иска турки полюбили цветники из тюльпанов, куда ночью они выпускали черепах, к панцырю которых они прикрепляли свечи. «День, когда турки вошли в Константинополь, — рассказал мне патриарх, — был праздником святой Феодосии; по этому случаю церковь, посвященная ей, была украшена цветами. Завоеватели, увидев цветы, пощадили церковь и молящихся в ней. Они назвали ее «церковью цветов».

Такова невинность жестокости, которая определяет Восток. На альбоме Сулеймана Великолепного цветущие миндальные или персиковые деревья образуют с кипарисами символическую конфигурацию жизни и смерти. И с такой же изысканной четкостью, выраженной в растительном мире, сражения и пытки представлены в саду: отрубленная рука, торчащая среди цветов, и как бы истекающая их кровью.

От своего кочевого прошлого, от долгой связи с животным миром, турецкое искусство сохранило поразительное восприятие хищника, которое запечатлено, скажем, в альбоме миниатюр Завоевателя. Острое видение мускулатуры, связок, суставов: животное сведено к сплетению мускулов, оно ощущается не как комочек вечности на японский манер, но как скрученность силы. Здесь можно угадать преемственность с хеттским и месопотамским искусством, на которую, не обращая внимания на насмешки, указал Ататюрк…

Любовь к цветам, жизненный порыв хищника, присутствие смерти. Здесь, в тени ислама, «под сенью Божией», существовала культура изысканная и суровая, умевшая создать истинную красоту.

Затем — встреча с современным Западом, подобная шоку, крушение оттоманской империи. Народ этот, в особенности в неимущих слоях, сумел обнаружить подлинное благородство, чувства, может быть, узкие, но интенсивные и чистые: любовь к земле, нежность отца к детям, целомудрие влюбленных и способность этих людей молчать, застыв в спокойной и строгой позе с темными глазами, плоскими и в то же время бездонными. Они были хорошими солдатами, хорошими поэтами, великими мистиками, однако умение ориентироваться в современном мире требует другого. Нередко греки и армяне пользовались ими по–своему, вот почему они их ненавидели.

Затем пришел Ататюрк. Патриарх научил меня понимать его величие. Из руин оттоманской империи и мусульманской империи он, прибегнув в кесареву сечению, принял роды современной нации. Он отверг два искушения стран третьего мира: религиозный фанатизм и псевдорелигиозный коммунизм, который рациональный уклад современного мышления ставит на службу такому же фанатизму. Он проложил путь для современной Турции, терпимой, способной принять на себя ответственность за все пространство своей земли и своей истории. Но для того, чтобы гениальные замыслы были осуществлены в жизни, народу требуется пройти еще долгий и длительный путь.

Вот почему Стамбул, где с 1949 года живет Афинагор I — это город, в котором пересекаются и наслаиваются друг на друга разные миры, нисколько не навязывая друг другу какого–то однообразия. Бейоглу, древняя Пера, космополитический город с его греческими и армянскими купцами, архитектурой 1900–ых годов, ныне несколько обветшалой, перерастает на севере в современные кварталы, где на холмах, нависающих над Босфором, тон задает уже молодая турецкая архитектура. Старый город, стоящий еще на византийской закладке, с несколькими греческими кварталами, старинный еврейский квартал со своими западными окраинами, ныне прорезан современными улицами, насильно окружен и еще более насильно пересечен гигантскими шоссейными дорогами. У вокзала, в районе Базара и на других окраинах все еще господствует Восток, «пролетаризированный» посредственной современной застройкой, однако заселенный тем людом, стиль жизни которого, медлительный и праздный, мы, европейцы, утратили. За фасадом больших городских артерий, придавших современный облик древнейшим путям, не изменившимся с IV века, стоят высокие деревянные дома, чуть–чуть расширяющиеся от одного этажа к другому, с окнами в форме гильотины, откуда выходят иногда изогнутые трубы дымоходов.

Город урчит, коротко лают тяжелые американские автомобили, которые работают здесь как маршрутные такси, глубоким басом ревут корабли.

Стамбул — песочные часы с двумя стрелками, два плавучих моста, пересекающих Золотой Рог и открывающихся по ночам, чтобы пропустить большие пароходы. Какой–то возглас раздается с Галатского моста, самого близкого к открытому морю. Внизу рыбак разжигает жаровню прямо на своей лодке и жарит для покупателей, ожидающих на набережной, рыбу, которую он только что поймал.

Холмы, протягивающиеся осью через старый город, покрыты широкими куполами. Эти холмы кажутся легкими и пористыми, сложенными из полых кирпичей — словно из птичьих костей. Они как бы воспроизводят очерченный минаретами Купол небесный, откуда влажный свет расстилается тончайшим облаком.

После «обмена населением» в Турции могли оставаться только стамбульские греки. Лозаннский договор закреплял за еврейским и христианским меньшинством тот статус, который был у них в оттоманскую эпоху, когда они жили под собственным «законом». Однако, когда Мустафа Кемаль в конце 1925 года принялся за проведение реформ, меньшинства добровольно отказались от своих привилегий в «предвидении скорого введения западного гражданского кодекса». Действительно, 17 февраля 1926 года Турция приняла швейцарский гражданский кодекс, дополненный в последующие месяцы итальянским уголовным кодексом. Тем временем новый закон делал обязательным преподавание турецкого языка в школах, так что новое поколение православных греков стало свободно говорить по–турецки, что было отнюдь не характерно для их предков.

Отказ от персонального статуса, которым христиане и евреи пользовались в оттоманскую эпоху, был компенсирован в 1928 году. 10 апреля всякие ссылки па ислам были исключены из Конституции, Турция официально стала светской республикой. Это была эпоха, когда Ататюрк раскрепостил женщину, реформировал язык, ввел латинский алфавит, стремясь привить своей стране новое историческое сознание, сообразующееся не с исламом, но с историей земли и всех народов, ее населявших, начиная с хеттов, а затем, конечно, и византийцев…

3 декабря 1934 года секуляризация выразила себя символическим жестом: запретом ношения культовых одеяний за пределами богослужебных зданий. Только глава каждой из общин освобождался от этого запрета. Так и в наши дни можно видеть, как патриарх Афинагор в большом монашеском подряснике запросто усаживается посреди простого турецкого люда на небольшом пароходике, обслуживающем Принцевы острова…

Новая Конституция, введенная 9 июля 1961 года, сохранила за государством его светский характер. Статья 19 предоставляет каждому гражданину право «свободно следовать побуждениям своей совести, придерживаться любых религиозных верований и иметь собственные убеждения…» И статья 135 уточняет: «Законы Реформы, обеспечивающие сохранение светского характера государства, не поддаются никакому неконституционному толкованию».

И тем не менее страх, гордость и ненависть не исчезают так скоро.

Родившийся в оттоманской империи, новый патриарх был признан турецким гражданином и был доброжелательно встречен в Стамбуле, где пресса отнеслась к нему с симпатией.

С первых же шагов, столь непосредственных, но глубоко символичных, секрет которых известен только ему одному, он успокоил умы, разоружил всякое недоверие. Например, он решил, что патриархат, как и все общественные здания, будет украшен национальным турецким флагом. Он быстро добивается от правительства либерального закона, позволяющего лучше реорганизовать православные общины. В 1951 году ему удается организовать издание еженедельной газеты Apostolos Andréas, содержащей официальную информацию патриархата и живые размышления о сегодняшней религиозной жизни.

6 января 1952 года, с поощрения правительства, патриархат торжественно освятил Босфор, поскольку праздник Богоявления, т. е. Крещения Христа, соединяется в Православной Церкви с освящением воды.