Читать онлайн «Сумма теологии. Том III». Страница 48

Раздел 6. Может ли ум заблуждаться?

С шестым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что ум может заблуждаться, поскольку, как сказал Философ, «истинное и ложное находятся в разуме»[257]. Но разум и ум суть одно и то же, о чем уже было сказано (79, 1). Следовательно, в уме может присутствовать ложное.

Возражение 2. Далее, мнение и рассуждение принадлежат уму. Но то и другое может быть ложным. Следовательно, в уме может присутствовать ложное.

Возражение 3. Далее, грех находится в умственной способности. Но грех подразумевает ложность, поскольку «заблуждаются, умышляющие зло» (Прит. 1. :22). Следовательно, в уме может присутствовать ложное.

Этому противоречит сказанное Августином о том, что «обманываемый не имеет правильного представления о том, в чем его обманывают»[258]. А Философ говорит, что «ум всегда правилен»[259].

Отвечаю: Философ сопоставляет ум с чувством в рассматриваемом нами отношении. Так, чувство не обманывается в том случае, когда речь идет о его собственном объекте, например, зрение – в отношении цвета (разве что обманывается акцидентно, встречая препятствие со стороны своего органа восприятия, как, например, когда больному лихорадкой сладкая вещь может показаться горькой вследствие опухания языка). Чувство, однако, может быть обмануто в том, что касается таких общих всем чувствам объектов, как размер или фигура, когда, например, Солнце представляется размером в стопу, хотя на самом деле оно гораздо больше Земли. Еще в большей степени чувство обманывается относительно акцидентных чувственных объектов, когда, например, на основании общности цвета принимает уксус за мед. Причина всего этого очевидна: каждая из способностей сама по себе определена к своему собственному объекту, а это всегда одни и те же вещи. Следовательно, пока существует способность, ее суждения о непосредственно собственном объекте истинны. Далее, непосредственным объектом ума является «чтойность» материальной вещи, следовательно, в собственном смысле слова ум не заблуждается относительно этой «чтоиности», однако при этом он может допускать ошибку в том, что касается сопутствующего сущности, или «чтоиности» вещи, в отношении одной вещи к другой, в составлении или разделении, а также в ходе процесса рассуждения. Поэтому относительно постигнутых суждений ум заблуждаться не может, равно как не может он быть ложным и в том, что касается первых начал, удостоверяющих непреложную истину через посредство строгих научных заключений.

Ум, впрочем, может быть акцидентно введен в заблуждение относительно «чтоиности» сложных вещей, но не вследствие изъяна в своем органе (поскольку ум является независимой от органа способностью), а со стороны составленности, влияющей на определение, если, например, определение вещи ложно относительно чего-то еще, как когда определение окружности применяют к треугольнику, или если определение ложно само по себе, поскольку его состав таков, что оно указывает на невозможную вещь, например, на «разумное крылатое животное». Следовательно, относительно простых объектов, не являющихся субъектами сложных определений, обманываться мы не можем, разве что, как сказано в седьмой [книге] «Метафизики», речь идет о полном незнании[260].

Ответ на возражение 1. Философ говорит, что ложность появляется в уме в связи с [неправильным] составлением и разделением[261]. То же самое можно по справедливости сказать и в отношении мнения и рассуждения (возражение 2), и – заблуждения грешника, допускающего ошибку при вынесении практического суждения о желаемом им объекте (возражение 3). Но в строгом смысле слова ум никогда не заблуждается в том, что касается «чтойности» вещи и всего того, что познается через посредство «чтойности». [По крайней мере] именно так надлежит понимать высказывания тех авторитетных [авторов], которые были приведены [выше] при попытках доказать противоположное.

С седьмым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что один [ум] не может мыслить нечто лучше, нежели другой. Ведь сказал же Августин, что «тот, кто мыслит вещь иначе, чем она есть, не мыслит ее вообще. И поскольку ясно, что существует совершенное мышление, такое, что более совершенного уже быть не может, то, значит, нет никаких бесконечных степеней мышления вещи, и при этом никто не может мыслить данную вещь лучше, чем кто-либо другой»[262].

Возражение 2. Далее, в своем акте мышления ум истинен. Но истина, являя собою некое тождество между мыслью и вещью, не подпадает под определение «более» или «менее», поскольку о вещах не принято говорить как о более или менее тождественных. Следовательно, вещь не может мыслиться более или менее [хорош].

Возражение 3. Далее, ум есть наиболее формальное в человеке. Но различные формы обусловливают различные виды. Следовательно, если бы один человек мыслил лучше другого, то похоже на то, что они не принадлежали бы к одному и тому же виду.

Этому противоречит следующее: на основании опыта можно утверждать, что одни мыслят глубже других, поскольку тот, кто возводит умозаключение о чем-либо к его первым началам и конечным причинам, мыслит лучше, нежели тот, кто возводит их только к его ближайшим причинам.

Отвечаю: то, что одни могут мыслить одну и ту же вещь более хорошо, нежели другие, можно понимать двояко.

Во-первых, слово «более» можно понимать как определение акта мышления со стороны мыслимой вещи, и в этом смысле нельзя мыслить одну и ту же вещь «более», чем ее мыслит кто-то другой, поскольку мыслить ее как-то иначе, лучше или хуже, чем она есть, означает заблуждаться или, как говорит Августин, не мыслить ее вообще. Во-вторых, слово «более» можно понимать как определение акта мышления со стороны мыслящего, и в этом смысле при наличии лучшей мыслительной способности можно мыслить ту же самую вещь лучше, чем [ее мыслит] кто-то другой подобно тому, как тот, чья телесная зрительная способность более развита и совершенна, видит те же самые вещи лучше других. Нечто подобное можно сказать и об уме, причем двояко.

Во-первых, непосредственно о самом уме как о более [или менее] совершенном. В самом деле, при рассмотрении вещей, относящихся к разным видам, нетрудно заметить, что чем лучшее расположение имеет тело, тем лучше и приданная ему душа, что связано с адекватностью воспринимаемых материей акта и формы и способности [к этому самой] материи; так, люди с лучшим расположением тела наделены душой с лучшей мыслительной способностью, в связи с чем сказано, что «обладающие мягким телом одарены умом»[263].

Во-вторых, в отношении более низких способностей, в которых нуждается ум для осуществления своей деятельности; так, те, в ком способности воображения, рассуждения и памяти имеют лучшее расположение, лучше расположены и для осуществления мыслительной деятельности.

Ответ на возражение 1 очевиден из вышесказанного; также очевиден и ответ на возражение 2, поскольку истинность ума состоит в том, что ум мыслит вещь такой, какой она есть.

Ответ на возражение 3. То различие формы, которое является следствием различного расположения материи, обусловливает не видовое, а количественное различие, ведь разнообразие форм индивидов есть результат различия их материи.

С восьмым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что ум мыслит неделимое прежде делимого. Ведь сказал же Философ, что «познание возникает при исследовании начал и элементов»[264]. Но начала неделимы, а элементы являются элементами делимых вещей. Следовательно, неделимое познается нами прежде делимого.

Возражение 2. Далее, определение вещи содержит в себе то, что известно прежде определения, поскольку, как сказано, определение «дается через предшествующее и более известное»[265]. Но неделимое является частью определения делимого; так, точка входит в определение линии, на что указывает Евклид, говоря, что «линия – это длина без широты, ограниченная точками», а единица входит в определение числа, поскольку, как сказано в десятой [книге] «Метафизики», «число – это многое, которое может быть измерено единицей»[266]. Следовательно, наш ум мыслит неделимое прежде делимого.

Возражение 3. Далее, «подобное познается подобным». Но неделимое скорее подобно уму, нежели делимое, поскольку «ум прост»[267]. Следовательно, наш ум сперва познает неделимое.